Над бурей поднятый маяк

— Занимательный факт номер один. Райан, не без труда сумевший справиться с бурлящими эмоциями и наконец заставивший себя вылезти из комнаты, даже вздрогнул, когда спокойный голос Доктора раздался, звеня в воздухе центрального зала. — Чего? — неинтеллектуально поинтересовался Райан, застыв в дверном проеме, уводящем коридор от панели управления к глубинам ТАРДИС. Доктор даже глаз не открыл. Он сидел на полу, откинувшись на консоль и скрестив по-турецки ноги, и говорил так, будто они вот буквально только что прервали на полуслове захватывающую беседу. И теперь — самое время к ней вернуться. — С того момента, как человечество избавилось от гнета Средних веков, войны начали восприниматься обществом в том числе с точки зрения гуманизма. Разумеется, не все перестроились — такова уж природа человека. Война на своей территории приводила к неизбежному выбору между отчаянной борьбой с врагом, попытками пережить кризис, затаившись, и попытками побега из страны. Но когда государство участвовало в военных действиях на территории чужой, все население тут же моментально делилось на два лагеря: сторонников и противников войны как явления. — …чего? — подумав хорошенько и выдержав неуверенную паузу, снова спросил Райан. — Мне было скучно, пока ты был у себя, — пожаловался Доктор. — Вот я и придумал игру. Я рассказываю тебе интересные факты, а ты пытаешься угадать, к чему я клоню. — Это не то чтобы новая игра, — Райан поднялся по лестнице и, поколебавшись, опустился на пол рядом с Доктором, плечом к плечу. — Ее правила, в общем-то, описывают любой день, который я провожу с тобой. Доктор излучал теплое уютное спокойствие. — То есть первая подсказка мимо? — он повернулся к Райану, распахнув огромные глаза, и лукаво улыбнулся. — Может, и не мимо. Но мне не помогла. — Ладно, — с готовностью продолжил Доктор, — тогда занимательный факт номер два. Известно ли тебе, что понятие «молодежь» впервые было использовано в знакомом нам значении относительно первого поколения американцев, которое не застало ни голод, ни войну? — Во второй половине двадцатого века? — Точнее, уже в 60-х. Когда у общества появилась возможность содержать целую прослойку неработающих молодых людей. Он глянул на Райана хитро и выжидающе. Райан покачал головой: — Может, я туповат, но я реально не понимаю, на что ты намекаешь. В момент легко представилось, как Доктор высаживает его в самом центре боевых действий, где-нибудь на полях Второй Мировой, а сам следом вываливается из ТАРДИС, и дальше… Дальше они несут в массы идеи гуманизма?.. — Занимательный факт номер три: существует как минимум три теории появления на свет «креста мира». Который просвещенному сообществу также известен как знак «пацифик». — И это важно, потому что…? — Потому что я не хочу, чтобы у тебя сердце остановилось, когда ты увидишь, что там, — Доктор кивнул на дверь, ведущую наружу. Нахмурившись, Райан передернул плечами: — Я ведь просил спокойствия и отдыха. — Так и будет, клянусь! Только надо приодеться в духе эпохи. У меня как раз есть пара подходящих костюмов… — кажется, улыбка на лице Доктора никогда еще не была шире. Он ослепительно улыбался, глаза, превратившиеся в узкие щелочки, лукаво сверкали, и Райану пришлось спешно отвернуться. Это было слишком. По шее горячо поползли красные пятна. Отодвинув в сторону крамольные мысли, он сосредоточился на важном и мрачно вспомнил красный сюртук, цилиндр и брюки, полосатые до ряби в глазах. Доверия Доктору в вопросах одежды не было. Поднявшись с холодного пола и опустив глаза, Райан занял себя усердным отряхиванием джинсов от невидимой пыли. — Давай я сначала посмотрю, что там, ладно? Улыбка сползла с лица Доктора, он огорченно нахмурился: — Но весь сюрприз будет испорчен!.. На секунду показалось, что он вот-вот упрямо скрестит на груди руки, выпятит нижнюю губу и до посинения будет стоять на своем, пока Райан не уступит всем его требованиям и не отправится в гардеробную с тяжелым безнадежным вздохом. — Нет. Выпрямившись, он сбежал вниз по лестнице и уже схватился за ручку двери, но поверх его ладони вдруг мягко легли прохладные пальцы. Райан вскинулся и снова спешно отвернулся к белой панели двери, потому что Доктор смотрел на него невыносимо, просяще, делая большие невинные глаза. Он смотрел почти умоляюще, а Райану почти захотелось его ударить. Просто так. Сил ответить на взгляд совершенно не было. — Но… — Доктор, я хочу посмотреть, что там. Райан твердо нажал на ручку, и перед ним распахнулся бесконечный прямоугольник ночи, темной, пасмурной, полной гула проезжающих машин и аромата свежей травы. Золотое сияние ТАРДИС отпечатывалось на земле неровным пятном, в центре которого чернели искаженные силуэты теней Райана и Доктора. Осторожно оглянувшись, Райан первым ступил наружу, чувствуя, как под ногами чавкает раскисшая грязь. Глаза медленно привыкали к стене мрака, едва-едва расступившейся под неукротимым напором лучей света. В ночи стрекотали цикады, и их пение перемешивалось с шумом оживленной улицы. Проезжей части видно не было, но этот шум… Его невозможно было перепутать ни с чем другим. Движение машин, хруст мелких камней в дорожной пыли, сонные гудки клаксонов… Однако все, что можно было рассмотреть в темноте — сероватая трава, скатывающаяся бесконечным полотнищем вниз по пологому холму, да тусклый отсвет воды далеко-далеко, поблескивающей и разносящей по ветру запах пресных волн, ряски и водорослей. Вдали, в котловане низины, помигивали раскачивающиеся на ветру фонари. Райану показалось на мгновение, что он дома. Он дома и вышел прохладной ночью через скрипучую калитку на заднем дворе. Побрел ближе к шоссе по кварталам, где не видно ни зги. Улица полна неистребимого низкого гула, от которого закладывает уши и без которого, отдаленного и размытого, сложно уснуть. ТАРДИС дышала ему в спину уютным домашним теплом, и Райану невыносимо захотелось запрыгнуть внутрь, закрыть поплотнее дверь и не дать реальности утащить его в свою мутную пучину. — Пойдем, — Доктор мягко подтолкнул его вперед, — тебе надо это увидеть. Райан послушно обогнул темный куб ТАРДИС, подсвеченный льдисто-белыми окошками со всех четырех сторон, выругался себе под нос, оскользнувшись на размякшей земле, и поднял глаза и потрясенно разинул рот. — Вау, — выдохнул он, потому что других слов абсолютно не находилось. По дороге, огибавшей подножье невысокого холма, медленно двигалась процессия. Похожая на караван, она плыла и переливалась всеми оттенками желтого и золотого. К беззвездному небосводу поднималось оранжевое марево света, наполненное клубами выхлопных газов, запахом табачного дыма и сладковатым душком травки. Автомобили сверкали фарами, возмущенно гудели, тормозили, прибиваясь к обочине, а потом и водители, и пассажиры вываливались наружу. Бросая машину прямо там, на дороге, где растянулась на мили, как исполинская змея, бесконечная пробка, люди закуривали, поджигали очередной косяк и, беспрепятственно знакомясь с первыми встречными, обменивались радушными дружескими объятиями. Ночь была до отказа переполнена горькими парами сгоревшего бензина, смехом и криками, звоном расстроенных гитар, а над всем этим моросило мелким дождиком затянутое тучами полуночное небо. Райан был уверен, что такое шествие, выглядящее до странного библейским, способно вызвать у него только ужас перед неуправляемой махиной толпы. Если бы только оно не казалось почти утопически умиротворяющим и по-детски беспомощным. От этого зрелища захватывало дух и сжималось горло. — Узнаешь? Райан оторвал взгляд от шагающей толпы. Доктор стоял рядом, засунув руки в карманы джинсов и улыбаясь одними губами. В глазах его отражались огни фар, и желтые сполохи подсвечивали красивое лицо мягким сиянием. — Наверное, да, — неуверенно отозвался Райан. Прошлое было далеким, а будущее и вовсе убегало вперед, подальше от любопытных глаз, и пряталось за горизонтом. Люди из прошлого уже умерли, а люди из будущего еще не родились, и, думая об этом, было куда проще смотреть на все происходящее в их с Доктором путешествиях как на альтернативный учебник истории с живыми объемными картинками. Но то, о чем думал Райан, не доверяя самому себе, стояло на ленте времени слишком близко. Настолько, что можно было с уверенностью сказать: хоть с кем-то из шагающего каравана он знаком через пять рукопожатий — или меньше. Толпа, текущая нескончаемым потоком, недружно и неумело затянула мрачную мантру: «This is the end beautiful friend this is the end my only friend the end of our elaborate plans…». — Моррисон, — прошептал Райан, восторженно вслушиваясь в монотонное пение сотен людей, шагающих сквозь ночь. — The Doors. — И какая у тебя версия? — подбодрил его Доктор, который глядел с жадным любопытным нетерпением. — Вудсток. 1969-й.