Над бурей поднятый маяк

Доктор придержал перед девушкой дверь: — Добро пожаловать на остров Уайт, сударыня! — Черт возьми, это и правда по-настоящему?.. Секвойя, шагнувшая на мостовую, стояла, озираясь, широко распахнув глаза и разинув рот. И Райан, вспоминая молочно-пасмурный день, случившийся в Кардиффе тысячу лет назад, прекрасно ее понимал. Все здесь было не так, как на Вудстоке. В лицо пахнуло влажным теплым воздухом, соленым и терпким, морским. Впереди, за променадом, белели мачты и сложенные паруса яхт, больших и маленьких, замерших, как чайки, на синей воде. Морская гладь тянулась вдаль до самого горизонта, бликами отражая солнечный свет. Это было побережье, пускай северное и не жаркое, но настоящее. Абсолютно реальное. Солнце разливало горячее сияние, такое ослепительное, что немедленно захотелось козырьком приставить ладонь ко лбу. По променаду расхаживали дамы в светлых платьях и мужчины в легких летних костюмах. Куда ни кинь взгляд — причудливые шляпки, драпировки и кружева. Как на открытках и фотокарточках начала века. Путники тоже переоделись. Секвойя, облаченная в простое серое платье из тонкого атласа и удобные массивные ботинки, и правда напоминала решительную суфражистку. Натянув шляпку едва ли не на нос, она успешно прятала лицо от солнечного света. На фоне элегантной Секвойи Джастин, Доктор и Райан в костюмах выглядели почти близнецами. При желании они легко смешались бы с толпой и растворились, будто никогда их и не было. — Тут дамы так не ругаются, я полагаю, — осадил Секвойю Джастин, поправляя узел галстука. — Нечего повсюду совать свое «черт возьми». Нужно вести себя более… — Пресно? — девушка отдернула платье на впечатляющем бюсте. — Прилично, — парировал Джастин. — А ты что-то не кажешься особо пораженным, — бросил Райан, не глядя на спутника, — будто готовился. — К чему? К путешествию во времени? Не дури. Я что, должен бегать, смешно размахивая руками? — Это, по крайней мере, выглядело бы естественно. — Я уже говорил, что легко адаптируюсь!.. Доктор, до этого момента молчавший, вдруг порывисто обнял обоих за плечи, как старых товарищей для коллективного снимка: — Предлагаю перестать спорить и насладиться видами, погодой и мероприятием. Кроме того, тут собралось все светское общество. Общайтесь с людьми, дышите морским воздухом, болейте за дедушку Джастина! Это куда как лучше, чем ругаться, неправда ли? Райан, извиваясь ужом, вывернулся из крепкой хватки: — Зачем за него болеть, если мы и так знаем, что он выиграет? Доктор шутливо погрозил ему пальцем: — А ты не азартен, Райан Росс, плохо, очень плохо. В нашем с тобой ремесле азарт решает многое. Ну ничего, я тебя еще растрясу… О, это что, театральные бинокли?.. — и, несолидно бросившись в сторону, рванул к прилавку, за которым старичок с подкрученными усами торговал прохладительными напитками и никому не нужной мелочевкой. Секвойя раскрыла над головой кружевной зонтик: — Ему будто десять лет, — заметила она, наблюдая за Доктором, который один за другим подносил к глазам крохотные бинокли. — Прямо сейчас я с тобой соглашусь, — кивнул Райан. В костюме было жарко, душно, некомфортно. К спине предательски прилипла сорочка. В ноябрьской викторианской Англии такой маскарад точно был куда комфортнее. А Джастин, очевидно, чувствующий себя в наряде как рыба в воде, мечтательно глядел куда-то вдаль: — Подумать только. Сегодняшний день может и правда изменить мою жизнь навсегда. — Это каким образом? — навострив уши, спросил Райан. — Ты не можешь менять историю, это может вызвать временной парадокс. Раз — и нет тебя на свете. И некому будет прилететь сюда и поменять историю. Это не какой-то дурацкий эффект бабочки, это серьезно: Вселенная может тупо взорваться. — Историю я менять не могу, — согласился Джастин. — Зато могу все остальное. И, оставив Райана и озадаченную Секвойю позади, решительно двинулся вперед, туда, где променад выбрасывал в море узкие, как полосы малярного скотча, полоски деревянных пирсов.

***

Гонка закончилась, и лодки неторопливо скользили к причалу, рассекая носами волны. — Вот он! — крикнула Секвойя, указывая пальцем на высокого усатого яхтсмена. Мужчина, в котором компания Доктора и его товарищей еще в самом начале соревнований признала Артура Вуда, легендарного дедушку Джастина, стоял на борту лодки и устало вытирал рукой мокрый лоб. Был он поджарым, худощавым, как его внук, но мышцы на его руках поигрывали впечатляюще. Коричневое от солнца обветренное суровое лицо странно дополняли выгоревшие почти добела усы, ресницы и брови. Лодка, на борту которой красовалась надпись «Паутина», подходила к причалу плавно, почти незаметно двигаясь по водной глади. Она скользила, устало складывая насквозь промокшие белоснежные паруса, а экипаж все тянул и тянул за канаты, будто пытался усмирить дикую непокорную лошадь. — Хорош, — восхищенно протянул Доктор, не отрывая глаз от яхты. — Дедушка, если верить отцу, был и правда очень хорош собой, — отозвался Джастин. — Я про корабль. Вы только посмотрите, какой красавец!.. Райан закатил глаза. Красота неодушевленных предметов Доктора почему-то занимала куда больше, чем красота живых существ. — «Паутина» — странное название для яхты, не… Но Райан не договорил. — Доктор, раз их четверка пришла первой, значит, мы ничего в ходе событий не нарушили, так? — затараторил Джастин. — Ну, это только одна переменная. Вполне возможно, что-то неправильное происходит за углом или на другом континенте. Вселенная велика, — он весело пожал плечами. — Ну ты ведь понимаешь, о чем я? — Понимаю, — согласился Доктор. — Ты можешь с ним поздороваться, только давай напомню тебе правила. Ты к нему не прикасаешься — даже никаких рукопожатий, не говоришь о семье, о прошлом и будущем и уж точно не намекаешь на то, что вы с ним как-то связаны. Все ясно? — Ясно, — кивнул Джастин. — Тогда вперед, — и Доктор подтолкнул его легким толчком в спину. Только сейчас Райан вдруг заметил, что Джастин вертит и вертит в руках клочок бумаги и карандаш. Автограф, что ли, собирается брать?.. Парень обернулся на ходу, взволнованно сглотнул и, показав большой палец, бросился на пирс, туда, где пришвартовывались лодки. Райан, Секвойя и Доктор издали наблюдали, как он трясущимися руками протягивает Артуру Вуду лист бумаги, и яхтсмен, устало вежливо улыбаясь, размашисто ставит подпись. Быть не может, что они прилетели сюда ради этого — вот о чем думалось Райану. Допустим, людям и правда свойственно тянуться к корням, зачем-то тратить целые годы и состояния, чтобы выяснить, кем был триста лет назад двоюродный дедушка троюродного брата. Будто человек только и делал, что лелеял честолюбивую надежду, что где-то там, в глубине веков прячется заветная связь с королем. Или, на крайняк, каким-нибудь яхтсменом. Ладно, Джастин, возможно, таких иллюзий не питал, но ему просто и так было, чем похвастаться: вот, пожалуйста, дедушка, засветившийся на Олимпийских играх. Ладно, по правде говоря, это было очень даже круто. Не было никакой нужды искать еще каких-то именитых родственников. Если бы Райан с молоком матери впитал истории о дедуле-чемпионе, то он и сам бы гордился, чего уж кривить душой. Но… Но серьезно? Перед тобой стоит путешественник во времени, предлагает отправиться куда угодно, и ты выбираешь постный остров Уайт, постный 1908-й и постный парусный спорт? Это что же, медали на каминной полки для гордости недостаточно, и со школьных лет маленький Джастин только и планировал, что вот однажды, когда представится возможность, он устремится в прошлое, чтобы взять автограф у покойного дедушки? Бред какой-то. Или не бред?