Меж двух огней

Девушка гуляла вдоль набережной. Совсем одна, но с верным другом — старой, протертой кожанкой на худых и хрупких плечах… Ее очи смотрели далеко вдаль. Мачты таких же одиноких кораблей качались в такт волнам. Картина умиротворяла и заставляла задуматься о безрадостном будущем. А что же будет завтра?.. — А завтра мы уже будем другими… — шепот разорвал звенящую в голове девушки тишину. — Тарталья! Юноша словно читал ее мысли. Высокий, статный, широкоплечий мальчишка появился напротив нее как из ниоткуда. — Здравствуй, моя маленькая принцесса. В который раз она вздрагивает от этой непривычной нежности. Сколько раз жизнь вонзала ей ножи в спину в ее хрупкую спину с хрустальным позвоночником. Чуть надломить и сломается, но… Время закаляет. Иголки уже не кажутся острыми, однако теплые взгляды, доброта обжигают страшнее костра великой испанской инквизиции. Каждый раз, когда Тарталья смотрел ей в глаза, девушка убеждалась, что не стоит никому доверять. Она боялась впускать его в свою голову, в свое сердце и в себя саму целиком… Но она не могла сопротивляться самой себе. — Куда ты сбегаешь на этот раз?  — Чайльд широко улыбнулся, пальцами зачесывая свою челку назад. Девушка невольно засмотрелась на такое простое, но все еще очень вызывающее движение. В горле пересохло, даже бесконечные воды Ли Юэ не спасут. Однако пара слов все-таки срывается с кончика языка. — Тебе ли не знать? Она и не ждет ответа, знает, что увидит лишь веселую искру в глазах. А ведь именно это и ранит! Почему же кроме праздного смеха юноша ничего не воспринимает. Его мир полон забав, ее же — горьких страданий. Совмещать их Вселенные никак нельзя. — Увы, это до сих пор тайна для меня, моя принцесса. Чайльд снова разразился громогласным смехом. Люди стали оборачиваться на них, и девушка неловко схватила его за руку. — Уходи! Ты мне мешаешь. Оставь меня в покое, — девушка раздраженно толкнула его в сторону выхода с причала. Сама она ровными и прямыми шагами направилась на борт корабля флота Южного Креста. Жгучие слезы комом начали подкатывать к горлу, пока девушка, ладошками закрывая уши, старалась игнорировать крики Тартальи. Злость на него распирала ее изнутри. Девушка, не разбирая дороги, споткнулась и чуть было не распласталась прямо на палубе, но аккуратная хватка крепких и в то же время по-женски мягких ладоней остановила ее от падения. — Казуха? — Здравствуй, Мепуру*. — Мне так неловко, Селестия, как же так. Тревога не отпускает ее, руки трясутся, ноги подгибаются, однако в который раз приходится найти в себе силы. Неловко она выпутывается из неспециальных (очень нужных) объятий юноши. Она еще чувствует его тепло, но отрекается от всего, что может растопить ее ледяные оковы на сердце. Слишком просто, слишком по-людски, слишком… Страшно. Доверие — роскошь, вкусить которую ей не дано. — Тебе не стоит переживать о таких мелочах, — улыбка тронула губы ронина. О, Архонты, как же сильно его улыбка отличалась от той, что круглосуточно красовалась на лице у Тартальи! Каэдэхара улыбался редко, но метко, и поэтому этот жест был в разы драгоценнее, чем фальшивая клоунская маска Чайльда. Сердце девушки пропустило удар. Как же тяжело было сопротивляться своим чувствам в такие моменты! — Я рад, что ты вновь решила присоединиться к нам. Бэй Доу будет очень рада, — Казуха помог девушке окончательно взобраться на палубу и отошел на пару шагов назад, дабы сохранить между ними некоторую дистанцию. От такого жеста у девушки неприятно закололо где-то в груди. Будто механизм дал сбой. И хоть авария случается не в первый — может, в сотый раз, ощущения пережить тяжело. Слез нет, никто уже и не вспомнит их тень в васильковых глазах, но чувства никуда не денешь. Раз, два… неизвестно который нож в спину. — Казуха, я… Понимаешь, вряд ли я вернулась навсегда. То есть, эм, мне еще надо подумать. Слова режут по живому, кровь растекается по доскам. Жаль, но Гарди не понимает, чья она. — Я понимаю. Ветер так же переменчив, робок, но в своем непостоянстве он и хранит красоту. Иронично, что тот же ветер, которому восхищенные поэты посвящают баллады любви, донесет до каждого жителя Ли Юэ первые, пожалуй, честные слова Тартальи. «Без принцессы — жизнь раба, а с принцессой жизнь мила».