Люди в темно-изумрудной форме

Мы хотели договориться. Мы хотели, чтобы все прошло мирным путем, но они нет. Им было важно только наличие власти. Плевали они на наше мнение, на наше стремление быть свободными. Было страшно, но наши земляки внушили нам скорую свободу, которой мы хотели. Я не хотел лезть под пули, поэтому лечил пострадавших в тылу, иногда пробегал по окольным узким улицам и смотрел, как близко подошли британские войска. На этих улицах было тесно, темно и сыро, а главное — страшно. Страх подкашивал ноги, когда я подошел слишком близко к фронту. Смирно лежащие тела и лужи крови на улицах, где я когда-то прогуливался и любовался городом. Дым, выстрелы, крики окутали меня, что я даже не мог пошевелиться, просто в один момент меня словно ударили, и я убежал оттуда в слезах. Я был совсем молод, мне исполнилось двадцать в том году, поэтому война несказанно пугала. Помогать раненым - не лучше, но это моя работа. Конечно знаний медика третьего курса иногда не хватало, но желание хотя как-то помочь преобладало. Ненависть подкрадывалась к горлу, когда доставили новых пострадавших. Молодые, возможно у них была семья, лежат на самодельных койках и истекают кровью, а тем, кто в них стрелял нет никого дела, кого они убили. А главное — зачем? Жертв было много, мы думали, что это — свобода, мы должны, что-то отдать за нее, мы думали, этих убитых достаточно, но вера умерла вместе с теми, кто нас возглавил. Прилюдный расстрел, который британцы назначили за «бунтарство» пошатнул нашу уверенность в независимости. Но это был не последний раз. Прошло несколько лет, в промежутки которых нас подавляли, но наши силы незамедлительно росли. Я помню, как под моим окном прошли наши войска, в еще чистой темно-изумрудной форме, это значило, что сегодня вечером я пойду на смену. Время шло, а люди все равно умирали от жажды свободы. Но это дало свои плоды, мы добились мирных переговоров, даже смогли получить не полную, но свободу. Однако люди в темно-изумрудной форме, которая залита кровью, не раз попадут ко мне.