последние минуты

      Как же она попала в его жизнь? Что она такого сделала, чтобы получить его доверие, которое, к слову, не так просто заслужить?       Курт спросил это у себя, сидя в спальне своего дома в Олимпии. Хотя, это трудно назвать домом, скорее, «лачуга», его изолированная обитель, где он мог заниматься чем хочет и когда хочет. Повсюду валялись клочки изодранной бумаги, стены обрызганы жидкостью неизвестного происхождения, маленькие скульптуры, которые валялись где только можно было, и, конечно, картины. О, Курт просто обожал рисовать. Так можно раскрыться и самовыразиться, а это дело он очень любил. Словом, не дом, а хаос.       Он уже давно понимал к чему все идёт, ведь симпатию Кортни мог увидеть даже слепой. И это ничуть не смущало. Наоборот, это было довольно интересное зрелище. Познакомились они в одном из ночных клубов Портленда в 1990 году. Сразу было заметно, что она неравнодушна к блондину и всеми способами хотела, чтобы он обратил на неё внимание. Но гитарист тогда не особо заинтересовался и вскоре забыл о её существовании.       Однажды Кортни сумела отыскать Курта в отеле и, стоя на пороге номера, вручить скромный подарок: деревянную шкатулку в форме сердца, которая была украшена ленточками, ракушками и засохшими цветами. Солисту очень понравился подарок, так как он обожал необычные вещички. Но вот дальше все пошло не по плану. Без приглашения безбашенная Кортни прямо-таки забежала в комнату и поцеловала Кобейна в губы. Он, конечно, не ожидал такого, но не смог ничего возразить, ибо не был в состоянии огорчить девушку, которая только что сделала ему подарок. Он, неуверенный в правильности своих действий, отвечал. Пока Кортни страстно целовала блондина, он уже успел задохнуться и посинеть. Оттолкнув свою преследовательницу, Курт начал дышать как паровоз, чтобы, наконец, восполнить потерянный запас кислорода.       — Ты как, в порядке? — ничуть не смутившись от страстного поцелуя, спросила Кортни.       — Вроде как… — неуверенно ответил Кобейн, потупившись в пол.       — Тогда отлично. Я тут по делу, если что, — она улыбнулась и достала из кармана пакетик травы, — хочешь за компанию?       Недолго думая, блондин кивнул и уселся на двухместную кровать посередине номера. Каким-то чудесным образом он откопал в столике рядом с кроватью бумагу и через минуты три косяк, довольно кривой, но как есть, был уже готов. Они почти синхронно легли на белоснежное покрывало и затянулись.       Боже…как давно Курт вот так просто не лежал и не получал удовольствие, как сейчас. Только в этот момент, будучи немного обкуренным, ему стала заметна картина над тумбочкой. Наверное, в обычном состоянии она была бы не такой интересной, можно даже сказать скучной и унылой. Но сейчас: голубое, почти серое, небо над лесом начало гореть яркими цветами, словно на него опрокинули банку с разными оттенками синего. А лес был совсем не зелёный, наверное, жёлтый, а деревья были большими и скрученными в тонкую трубку…       Нетрезвые размышления Курта прервала уже обдолбанная Лав, которая все ближе двигалась к солисту.       — Ты меня вообще слушаешь?! — грубовато спросила она, уставившись на Кобейна, — начну сначала: меня зовут Кортни, я солистка группы Hole, у меня недавно был концерт в этом городишке.       Курт внимательно её слушал и, когда она закончила, из соображений вежливости начал:       — М, я Курт, играю в Nir… — он даже не успел договорить, как блондинка перебила и выпалила:       — Дорогой, я знаю, кто ты. Давно знала, ведь встретила тебя ещё в году так восемьдесят девятом на одном из концертов в каком-то обоссаном баре. Помнишь меня?       Курт пытался припомнить, перебирая старые воспоминания, как папки в хранилище. Неужели он не был способен сохранить в голове такого ненормального и сумасбродного человека, как она?       — Мхм, нет, я тебя не помню, — после долгой паузы смущенно пробормотал Кобейн. Она разочарованно, скорее даже, демонстративно закатила глаза и сухо ответила:       — Давай чем-нибудь займёмся? А то как-то скучновато здесь… В голове певца были очень быстрые мыслительные процессы, ведь он не мог представить, что от него хотят. Это можно понять: он всегда был асоциальным типом, и это хорошо заметно во время общения. Выражается это тем, что никогда не можешь угадать, чего от тебя добиваются и, конечно, самые очевидные намёки тебе непонятны.       — Может фильм посмотрим? — твердо спросил блондин, уверенный в том, что догадался о намерениях Лав. Он не хотел с ней спать. Нет. Только не сейчас. У него был депрессивный период, а именно в это время он не мог даже пальцем пошевелить, не говоря уже о ебле.       Кортни сначала посмотрела на него стеклянными глазами, потом отвернулась и рассмеялась.       — Господи Иисусе, хорошо. Странный ты, Курт, — блондинка начала что-то искать в сумке, которую солист, кстати, сначала не заметил. Эта постоянная рассеянность была уже невыносима, но он точно знал от чего это: во всем виноваты наркотики, которыми он уже был сыт по горло, но никак не мог отказаться из-за постоянной и нестерпимой боли в желудке.       Кортни достала из сумки пакетик с белым содержимым, и Кобейн подумал: «помяни чёрта — он и появится».       Дальше происходило что-то непонятное. Они закинулись наркотой, без памяти врубили какой-то фильм, а дальше… Курт не помнил. Всё будто исчезло, словно ничего и не было.       Проснулся блондин уже утром и на полу, видимо, он упал с кровати ночью. Но зато его кто-то укрыл, и нетрудно было догадаться, кто это был. Шатаясь, Кобейн все-таки смог встать с холодного паркета и осмотреть место происшествия: вещи были разбросаны по разным углам комнаты, всё находилось в совершенном беспорядке. Зеркало в ванной было изрисовано красной помадой, а телевизор не выключен. Подойдя к тумбочке напротив кровати, он увидел клочок бумаги прижатый к поверхности тумбы пустым стаканом. В ней было следующее:       Курт, Боже, ты такой милый, когда спишь. Жду нашей следующей встречи, ты — чудо.

Кортни

Вздохнув, Кобейн положил записку на место и поднял глаза — на него смотрела та самая картина. Нахмурившись, он устало прошептал:       — Вчера она была лучше.