Холод

Чувствовать холод, пронзающий насквозь, стало чем-то родным. И это не простуда, которая вцепилась в хрупкое тело своими гнилыми руками, и не из-за перепада температуры, когда спускаешься в холодный мрачный морг. Сёко носит круглый год свитера и водолазки, ночь спит под двумя одеялами, а с собой всегда носит термос с горячим, но горьким кофе, который ненавидит, но терпит. За чаем она никак не дойдёт в супермаркет, а Годжо просить не хочет. Потому что это исключительно её проблема — жить в компании адского холода в груди уже много лет. Сатору весёлый и жизнерадостный заскакивает к ней на работу, рассказывая о миссиях и мерзких проклятиях, с которыми он и его ребятня разобралась в два счёта. Прячет за напущенным счастьем холод, иногда настигающий его врасплох. Но вздрагивания и тихие ругательства спрятать не может. Даже шестиглазому демону не всё посильно. Иэйри лишь постоит в сторонке, корчась от новой волны холода, затягиваясь и уставившись на ледяной труп, накрытый тканью. Не чувствует ничего — ни омерзения, ни сожаления к погибшему собрату по профессии. Все знали, куда шли, но всё равно отправлялись на миссии, желая убить ещё больше проклятий, сделать людей счастливыми. Но, проходя раз в месяц-другой по улочкам Токио, Сёко не видит счастливых лиц. У детей, лет до десяти, ещё искренние улыбки и смех, горящие глаза и голова заполнена мечтами и надеждами. К двенадцати они нервно хватаются за грудь, спрашивая испуганно у родителей, почему им так больно. Но взрослые молчат, недовольно поглядывая друг на друга. Мерзко до чёртиков. — Нужно мыслить позитивно, тогда твоему партнёру будет легче, а позже и тебе, — Яга-сенсей проходит с Сёко по территории колледжа, держа на руках новую живую игрушку. Девушка фыркает, устало провожая взглядом пришедших с миссии второгодок. — Будь всё так просто, то большинство населения улыбалось бы во все тридцать два и не знало, что такое этот холод. — Возможно, что и так, — Масамичи закуривает, разглядывая родные здания колледжа. — Ты знаешь, кто твой соулмейт? — Нет, — врёт, но виду не подаёт. — Но он тот ещё любитель погрустить и пострадать. — Понятно. Надеюсь, что когда вы встретитесь, вам станет легче. Доброй ночи, Сёко. — Доброй, сенсей. В её квартире, как и в морге, холодно. Сёко натягивает большой растянутый свитер, заваривая кофе. Её руки бледные, вены пугающе выделяются на почти мертвецкой коже. Не знает она соулмейта, конечно. Жалкая врунья, мастерски прячущая свои эмоции за десятью замками. К сожалению или к счастью, она лично проводила вскрытие своего соулмейта. — Эй! — знакомый голос зовёт её, заставляя обернуться. — Йо, это же преступник! Тебе что-то нужно от меня? — она внимательно смотрит на лицо бывшего товарища, протягивая зажигалку. Гето благодарно улыбается, становясь рядом. — Да нет, наверно просто проверяю удачу, — он затягивается, уставившись на компанию мужчин, стоящих на другом конце улицы. Сёко оглядывает парня быстрым взглядом, пытаясь заметить хоть что-то, что могло ей дать ответы. — Я спрошу чисто ради интереса, все эти обвинения поддельные? — она старается улыбаться, но внутри слишком холодно, слишком больно, чтобы держать лицо. Сугуру видит, осторожно касаясь её ладони. — Неа, к сожалению, нет, — он улыбается виновато, наблюдая, как бледнеет Иэйри, как выпадает из её рук сигарета на мокрый асфальт. — Опять же, из интереса… Почему? — переходит на шёпот, кривясь от боли и мурашек, нахлынувших на неё с новой силой. — Я создам мир, где будут существовать только шаманы. — Вот умора ты, конечно, Гето! Ха-ха! — притворный смех даётся с трудом. Сугуру смотрит на неё сочувствующе, всё ещё держа за руку. Он тёплый, как ей кажется. Но внутри легче не становится. — Я не ребёнок. Не то чтобы мне было нужно, чтобы все меня понимали. — Только то, что тебя никто не понимает… Уже звучит по-детски для меня! — на телефоне, прижатый плечом к уху, никто не берёт трубку. Медленные гудки раздражают и действуют на нервы. — Сёко, ты же знаешь, что мы с тобой соулмейты? Новенький телефон, подаренный Ягой-сенсеем, чуть не падает на асфальт. Девушка смотрит на затихшего парня испуганно. Сугуру улыбается, кивая самому себе. Попал точно в цель. — Догадывалась. — Тогда, мне жаль, что в ближайшем будущем тебе будет очень холодно, — он целует костяшки её руки, делая шаг назад. — Я не желал, чтобы так всё закончилось, но иного выбора не было. Прости меня, если это реально. Ты ведь… добрая девушка, да? Сёко молчит. На том конце трубки орёт взволнованно Сатору. Кружка кофе обжигает ладони, но Иэйри терпит. Это даже не сравнится с тем, что она чувствует в грудной клетке уже несколько лет. Она помнит тот роковой день, чёртово двадцать четвёртое декабря. Как Гето тогда назвал? Хякки Яко, ночное нашествие сотни демонов? Чудовищный день, ещё более чудовищным могла быть новость о том, что друг убил друга, спасая учеников. — Гето мёртв, Сёко, я… Хирургические инструменты с грохотом падают со стола. Иэйри несколько раз моргает, кусая губу. Значит ночью ей не показалось. Ей жарко в тёплом зимнем свитере, когда на улице было около двадцати градусов. Прохлада морга не спасает. Лучше бы её пожирал вечный холод, к которому она успела привыкнуть за пару лет. — Я уже знаю, Сатору. Пожалуйста, уйди, — девушка медленно поднимает предметы с пола, не поднимая глаз. Блондин топчется на месте, не решаясь хоть что-то сказать в качестве поддержки. Он тихо покидает помещение, оставляя замерзшую девушку в одиночестве. Морг заполняется криками и всхлипами, стуком туфель об кафель и падением вещей с полок и столов. Сёко не видит ничего, кроме чёртовой улыбки, с которой на неё всегда смотрел Сугуру. От этого всё сжимается внутри, но это не сравнится с тем, что она чувствовала ранее. Её боль никогда не сравнится с болью Гето. Потому что она не входила в сильнейший дуэт, а всегда была второстепенным героем на фоне. И её обратная техника не играла роли. Мальчики справлялись и без неё. — Интересно, — Сёко делает небольшой глоток кофе, разглядывая далёкие огни мегаполиса, сидя на балконе. — А ты чувствуешь, каково мне, Гето? Или ты лишь… частично жив, м? Новость о проникновении на территорию колледжа разносится за пару часов и тревожит каждого шамана. Годжо недовольно осматривает окрестности с воздуха, пока Сёко бежит со всех ног в морг, где её встречает взволнованный Масамичи. — Его забрали. — Ненавижу, — только и сказала девушка, впиваясь ногтями в ладони. А через пару недель она чувствует родной, но почти забытый холод, окатывает её с головой. И вроде нужно радоваться, но Иэйри плачет, прося отгул. Она с ненавистью достаёт старые свитера со дна шкафа. И находит среди них пару кофт Гето, которые он оставил ей за пару недель до массового убийства в сентябре две тысячи девятого года. От них всё ещё пахло знакомым и родным одеколоном и её сигаретами. — Просто скажи мне, что всё не так плохо, как мне кажется, умоляю, — девушка смотрит на их общие фотографии устало, рассматривая лицо бывшего товарища. Но Сугуру со снимков молчит, лишь улыбается где-то искренне, а где-то фальшиво. Она знает наизусть его мимику и от этого ей только хуже. В кружке стынет кофе, когда девушка удивлённо подходит к входной двери. На пороге стоит Сатору, обеспокоенно вглядывающийся во внешний вид подруги. — Извини, что так поздно, Сёко, но… Ты можешь ответить мне на один вопрос? — Надеюсь, что это что-то важное, а не твой очередной прикол, Годжо, — Иэйри не пускает в дом, прислонившись к стене. Блондин тяжело вздыхает, предусмотрительно придерживая дверь рукой. — Твой соулмейт… это ведь Сугуру, я прав? Больше некому… И ты чувствовала адский холод с девятого года, поэтому я предположил, что… Дверь закрыть не получается, Сатору держит крепко, виновато глядя в глаза испуганной девушки. — Не твоего ума дело… Вали в очередную командировку, грёбанный… шестиглазый демон! — шипит Сёко, дёргая ручку на себя. — Не смей ко мне приходить с такими вопросами, понял? Никогда, Сатору. — Мне жаль, — дверь с грохотом закрывается на несколько замков. Иэйри верит, но легче не становится. Она слышит хлопок за дверью — Годжо телепортировался подальше от колледжа, оставив после себя лишь боль и разочарование. Девушка устало смотрит на свои дрожащие руки, на разбросанные фотографии по всей квартире. Вдыхает поглубже и чувствует любимый мужской одеколон. Квартира пропиталась им полностью, но Сёко не против. Ей не так больно, утешает она себя, растирая слёзы по щекам. Прошло уже много лет, а костяшки всё ещё горят от лёгких, но таких нежных поцелуев Сугуру. Его нет, и никогда уже не будет рядом. Её Гето был убит двадцать четвёртого декабря руками собственного лучшего друга. Тот, кто сейчас в теле парня, — для неё загадка. Но раз на душе всё ещё чертовски холодно, то какая-то часть души Сугуру жива. Надежда есть. Но Сёко не любит надеяться на что-то. Ей легче похоронить так и несостоявшиеся отношения, чем лелеять микроскопический шанс и верить в лучшее. Потому что судьба любит вытирать об неё ноги. Она привыкла к этому, как и к адскому холоду в грудной клетке.