Если звезды зажигают

— Они всегда уходят. Цикл жизни, понимаешь? — Азул прикрыл глаза, медленно выдыхая. Над головой расстилалось звездное небо, иногда маленькие кометы срывались и таяли в стелющихся по земле облаках. Дух пожал плечами. Они сидели на краю маяка, сзади скрипел древний механизм, зажигающий и гасящий свет, а вдали мерцали остров Короля и нагромождение книг Ученого. — Если звезды зажигают, значит, это кому-нибудь нужно, — заметил дух Смотрителя и снова встал, чтобы зажечь и погасить маяк по новому циклу. Азул пожал плечами. Он не ожидал содержательной беседы от духов. Чаще всего они, словно слепок бывшей реальности, повторяли последние заученные действия, вновь и вновь показывая тот кусок жизни, который запомнили ярче всего до своего последнего момента. Духи постарше даже не общались, предпочитая жесты, сигналы и звуки: время стерло былую речь, обточило, как вода обрабатывает камень в гальку, и выкинуло в небытие. Духи помладше, сохранившие разум, могли говорить, могли обниматься и пожимать руки: лидер духов лесного домика был одним из первых. Видимо в той своей жизни он очень любил других детей, что сохранил свою общительность для маленьких мотыльков, подносящих дары и свечи. Азул иногда навещал его, чтобы обняться, почувствовать легкий мороз на своих плечах — не от сырого дождя, ветров пустоши или теней библиотеки, а от касания другого мира. Будучи созданием Света, мотыльки Небес перерождались в бесконечном цикле и стремлении к сердцу Эдема, и не знали, что такое — умереть. Они теряли крылья, они могли потерять кусок накидки в жевалах краба или погаснуть от укусов Драконов тьмы, разбивались и превращались в недвижимый грунт в кипящих водах Эдема. И получали прекраснейший полет сквозь миры, Небо, время и цикл жизни. Но, всё же, они были мотыльками. Светом на кончике фитиля. Некоторые, устав от такой жизни, прерывали цикл навсегда, позволяя Небу поглотить себя: Азул вспоминал всех, кого повстречал за время путешествий по миру. Как были среди них лидеры, были смельчаки, были любители историй и даже те, кто просто наслаждался компанией и никуда не спешил. Но все они растворились: колыхались плащи всех цветов радуги, ярко горел огонь в их сердцах, ветер трепал мягкие белые локоны. Все они улыбались, махали руками, звали с собой, а потом — Азул никогда четко не запоминал этот момент, но он всегда повторялся — потом растворялись во вратах мира Неба. И еще одна звезда дружбы гасла на его небосклоне. Маяк за спиной натужно заскрипел и Азул вздрогнул, вынырнул из воспоминаний. Вернулся Смотритель, потянулся — раздался хруст, будто у призрака были кости, и Азул встал, повторяя за ним движения. Поправил маску, качнув светящийся ореол и разгладил мятые углы плаща. — Свети нам и дальше, хорошо? — он улыбнулся Смотрителю, хотя под маской было не увидеть, а духу, занятому повторением своих последних минут, и неинтересно вовсе. Азул спрыгнул, набирая воздух в крылья, планируя на теплых восходящих потоках. Удивительно, как за тоннелем из холодной, стылой от сырости библиотеки скрывалась теплая пустыня с цветущим оазисом-лабиринтом и ленивыми сиреневыми облаками. Как уютно и мягко здесь было в любое время. Азул взял правее и едва не споткнулся об одно из таких облаков, когда над головой вспыхнула звезда и старое имя, почти стертое с небосклона, вновь засияло, отвлекая от курса. Хмыкнув, Азул оттолкнулся от облака и повернул к тоннелям: придется всё же пройтись по этажам, набрать побольше свечей. Ему есть, что отметить сегодня.