О празднике, прощённых обидах и объятиях

Первыми с днём рождения Коджиро поздравили смс от банка, мобильного оператора и собственноручно созданная напоминалка в телефоне. Мужчина усмехнулся. Сработала как надо — он действительно забыл. Как обычно. Работа, бесконечные дела и обязанности в последнее время совсем его поглотили да так, что даже на любимый скейт времени не хватало. Коджиро зевнул, поднимаясь с кровати, потянулся, вдохнул поглубже воздуха, тряхнул головой и, кажется, окончательно проснулся. Смаргивая остатки сна, он взглянул на часы. Почти семь утра. Праздник праздником, но работу никто не отменял. Начало этого дня ничем не отличалось от любого другого. Ближе к обеду стали звонить родственники. У Коджиро много родственников, так что телефон просто разрывался от звонков. Кто-то из персонала шутливо поинтересовался, для кого это господин Коджиро вдруг стал так сильно важен, и Нанджо пришлось признаться, что у него всего лишь самый обычный день рождения. Коллега в ответ заметно смутился и потом, чтобы выкрутиться, объявил на весь ресторан, что у любимого всеми шефа праздник. Посетители и работники оживились, стали поздравлять, говорить и желать множество всяких приятностей, от которых даже у давно привыкшего к чужому вниманию Коджиро на лице проступил очаровательный румянец. Тепло стало. Даже жарко. Снаружи от кухонных плит, а внутри от радости и чувства нужности. «И почему люди каждый день не говорят друг другу приятные слова и пожелания?» — когда всё стихло, довольно думал Коджиро, помешивая соусы в кастрюлях. Ближе к вечеру позвонила мама Нанджо. Тоже хвалила, щедро одаривала пожеланиями и извинялась за то, что не может приехать обнять сына. А потом (как-то так само собой произошло, ну, знаете, как это происходит в разговорах с родителями) заговорила про дела любовные. Воодушевленный похвалой Коджиро после вопроса «Ну, мой дорогой, когда ты уже женишься?» тяжело вздохнул и натянуто улыбнулся, отворачивая голову, словно его мама сидела прямо перед ним. Единственный человек, на котором бы Коджиро хотел жениться — удивительный упрямец, грубо называет его гориллой всякий раз, когда Джо пытается флиртовать. «Интересно, а когда он в последний раз звал меня по имени?», — задумался Нанджо с усмешкой. — Оо, слышу-слышу. Так он все ещё не ответил тебе взаимностью? — Не ответил, — подтвердил Коджиро, и в груди его что-то предательски сжалось. Женщина фыркнула не то недовольно, не то возмущённо. — А ты хоть признавался? Коджиро в ответ промолчал. Покраснел. Он вспомнил, как он, большой неловкий смущённый школьник, подошёл к матери и признался, что, кажется, влюбился в лучшего друга и не знает, что делать. Излил душу, рассказал как есть о своей трудности, на что получил очень даже лёгкий ответ: «Просто будь честным. Расскажи о своих чувствах». Он тогда воодушевился очень. Покивал энергично головой, улыбнулся широко и даже большое письмо-шпаргалку написал, мол что, как, в каком порядке сказать. Да так и не выронил ни слова. Письмо он давно уже выбросил пристыженный самим же собой, а вот от чувств, как от листа бумаги, так же легко избавиться не получилось. Так и хранятся до сих пор как на балконе или чердаке дорогие сердцу вещи. И со временем их только больше становится. И давят уже, и мешают даже, но в трудные моменты согревают лучше любых обогревателей, даря тёплые воспоминания. — Скажи ему, Коджиро, — слышится голос из трубки. — Хотя бы попытайся. Этого твоего подходящего момента можно ждать хоть вечность. Да вот только мы не вечные, дорогой, как бы нам того ни хотелось. Ну, а если ничего не получится, ты сможешь попробовать найти кого-нибудь ещё, ведь так? — Угу, — отвечает Нанджо, не добавляя больше ничего. И, когда женщина вешает трубку после нескольких подбадривающих пожеланий, он с грустной ухмылкой вздыхает задумчиво: — Нет. Не смогу… *** По вечерам Коджиро всегда закрывает ресторан самостоятельно, предварительно тщательно проверяя, всё ли выключено, ничего ли не сломано, не спрятано или не украдено. Свет в зале почему-то был выключен, когда он выходил из кухни. Мужчина нахмурился, уже во всех красках представляя и призраков, и воров, и кого угодно, но только не… — С Днём рождения! — оглушили его громогласные восторженные крики друзей-скейтеров. Рэки с Лангой держали торт, Шэдоу махал шариками, Мия свистел в цветной свисток и только Черри как обычно стоял в стороне, но как и все в праздничном колпаке на голове. Кто ж осмелился на него это надеть? Когда глаза снова привыкли к резко включённому свету и троекратное «Поздравляем!» окончательно стихло, Джо весело сказал: — Спасибо, ребята! Спасибо, что догадались не взрывать хлопушки мне прямо в лицо! — Я же говорил, что он не оценит, — усмехается Черри, и они с Джо пересекаются взглядами. На фоне тем временем все дружно смеются, а потом переводят тему на «Давайте торт есть!» И мужчине ничего не остаётся кроме как согласиться. Джо сидит во главе стола, сооружённого наспех из нескольких других столов, смущённый, но очень счастливый. Выслушивает ещё одну порцию пожеланий и даже принимает подарки. Улыбка не слезает с его лица. Больше всех говорит Мия, потому что единственный из шумной компании, кто может составлять слова в предложения наиболее грамотно. Ланга как обычно немногословен: он улыбается, говорит лишь одну фразу «С праздником» и протягивает небольшую криво, но крайне старательно упакованную коробочку. Эмоциональнее всех Рэки и Шэдоу. Оба позволяют себе крепко обнять Джо, похлопать по плечу, по спине и наговорить множество искренних пожеланий в той форме, на какую способны. Шэдоу пытается для всех выпросить алкоголь в честь праздника, на что, получив отказ, отвечает себе под нос, что у него своё есть (но пить ему всё равно запретили, потому что няня Шэдоу должен потом ещё детей по домам развезти). Когда время начало переваливать за одиннадцать часов вечера, Джо встал и как мог строго сказал: — Ну, малыши, спасибо вам огромное за то, что не забыли обо мне, за подарки, за поздравления, я очень тронут. Тортик покушали, чая выпили, время уже позднее, пора по домам. В ответ послышались протестующие возгласы, но минут через двадцать, за которые друзья помогли Джо прибраться, машина с сытыми гостями уже выезжала с парковки. Когда мужчина зашёл обратно в ресторан, чтобы снова всё проверить перед закрытием, то заметил спину сидящего на своём привычном месте у барной стойки Черри, который, к слову, всё это время отмалчивался. Коджиро не сдержал ухмылки, разглядывая чужую спину. — Чувствую, пялишься. И правда что ли даже бокалом вина не угостишь? — Вообще-то это у меня праздник, — улыбается Джо, предвкушая. Каору не молчал просто так. Наверняка придумывал новые остроты, которыми сейчас со всей старательностью обсыплет Коджиро с ног до головы. — Вот именно, твой праздник, ты и проставляешься. — Каору не повернулся. Заметно было лишь какое-то шевеление спереди — видимо, каллиграф покачивал веером у лица. Коджиро усмехнулся и совершенно счастливый отправился в погреб искать подходящий напиток. Остался. Как мило с его стороны. Есть в мире вещи неизменные: Каору всегда остаётся, а Коджиро всегда считает это милым. — Знаешь, что? — спросил Нанджо, вернувшись с парой бокалов и бутылкой одного из хороших дорогих вин, и сел рядом на соседний стул. Каору перевёл на него (или на льющуюся из горлышка ярко-красную жидкость?) заинтересованный взгляд. — Я… не заметил среди общих подарков твой. — Считай моим подарком то, что я отговорил детей взрывать хлопушки с конфетти тебе в лицо и на помытый пол, когда ты уже собирался закрываться, — ответил Сакураяшики, забирая один бокал и с любопытством покручивая его в руке. — А ещё я отговорил их приходить посреди бела дня и портить тебе рабочий день. — Что-о ж… Уделять внимание, конечно, не равно портить рабочий день, но… эм, спасибо? Так это… всё? — А нужно что-то ещё? — спросил Каору, отпивая немного вина. — Хах, а я думал, чем старше становишься, тем меньше хочется получать всякое формальное барахло по поводу и без. — Так и есть, — честно признался Джо. — Поэтому я ничего и не готовил. — Вот как… — О, даже не смей обижаться! Ты в прошлом году заявил, что лучший подарок для тебя, чтоб я вообще не приходил. — Что? — Джо подавился воздухом. — Врёшь, я бы такого никогда не сказал! — О нет, ещё как сказал бы. Наверняка это было в одной из таких же тет-а-тет бесед: он, Каору и алкоголь. Коджиро хоть и задумался, пытаясь вспомнить, но ничего так и не всплыло в его голове. — Но ты это сказал, — произнёс Каору, вглядываясь в невидимую точку на дне бокала. Всё внутри Нанджо похолодело от напряжения. И что теперь говорить? — Тем не менее, ты здесь, — почти шёпотом отвечает мужчина, внимательно вглядываясь в спрятанное за длинными волосами лицо перед собой. — Это всё Рэки и Мия. Если бы не их щенячьи глазки, духу бы моего тут не было. — Каору старается казаться надменным, безразличным, словно сделал кому-то очень большое одолжение, придя сюда в ущерб своим интересам. Всем видом он показывал свою безучастность, но на самом деле… Те слова, видимо, его действительно ранили. — И всё-таки. Ты здесь, — аккуратно повторяет мужчина. Каору промолчал. Во все их дни рождения они находили друг для друга время, и этот раз тоже не стал исключением. Каору пришёл, несмотря на свою обиду, которую всё это время так тщательно скрывал. Коджиро впервые за день почувствовал себя паршиво, решая, что больше никогда не будет пить. Он ведь действительно не помнил, чтоб говорил что-то такое. — Ооо, да ладно, я же по-любому был пьяный. — В говнище, — подтверждает Черри, ставя бокал перед собой и пересекаясь взглядами с Коджиро. — Ну вот! Получается, один-один? — Уже давно больше, чем один, но… разве кто-то ведёт счёт? — бормочет Каору с усмешкой. — Окей. На данный момент у каждого из нас есть по одной обиде. И разве это не чудесный день для того, чтобы друг другу простить их? — Коджиро осторожно стукает своим бокалом бокал Каору, и тишину прерывает звонкий, очень даже примирительный «дзинь». — Что скажешь? — Звучит хорошо, — Каору (кажется, впервые за вечер) улыбается. — Тогда до дна. Когда пустые ёмкости со стуком были поставлены на стол, первое, о чём подумал Джо было: «Вот это точно последний». Зажмурившись и тряхнув головой, чтоб пережить слишком резкое опрокидывание в себя остатков напитка, Джо ощутил в себе прилив смелости. Он повернулся к Каору всем телом и с улыбкой распахнул руки в стороны. — Примирительные объятия? — Не дождавшись связного ответа, придвинулся ближе и обхватил приятеля за плечи. Каору замер на месте. Не любит, когда к нему внезапно прикасаются. Сакураяшики просидел пару секунд без движения, видимо ожидая, что Джо сам его отпустит. Но Джо не отпустил и только лицом уткнулся в мягкую ткань юкаты, во вкусно пахнущие длинные волосы, прижался покрепче и довольно улыбнулся. Хотелось ударить прошлогоднего Коджиро: лучший подарок - это обнять Каору и не получить за это кулаком по голове в тот же момент. А когда одна рука Черри легла Джо на спину, осторожно похлопывая, так слова со рта сами и слетели: — Я люблю тебя. Вот оно как бывает. Легко и просто. Так, как Нанджо вовсе не ожидал, когда решался признаться красиво, романтично или ещё как-то необычно и, может, даже пафосно. В ответ была тишина, и сердце в большой груди застучало быстрее. Джо не видел (потому что не в силах был поднять лицо, которое (он почувствовал) тут же стыдливо покраснело), но после этих слов Каору поднял голову, глядя в потолок и не сдерживая улыбку. — В следующем году это ты тоже будешь отрицать? — Могу хоть прямо сейчас... Тело Каору в сильных руках содрогается от смеха. — Только попробуй, Коджиро, — шепчет он, поворачиваясь поудобнее и крепко обнимая в ответ.