Цикл «Идеальный мир»: Реквием по мечте

      Спустя 15 лет после подписания мира с Плутарком.       Луч утреннего солнца пощекотал кончик острого носика, и Чарли, будто почувствовав тепло, забавно сморщилась. Время брало свое, и вокруг ее глаз стали появляться тонкие морщинки, кожа уже не была такой гладкой, как тогда, на Земле, когда молодой марсианин так неуклюже ворвался в старый гараж, чтоб спасти от приставаний Чумазоида. Во все еще длинных каштановых волосах, которые он так любил пропускать между пальцами, появились серебряные нити. Винни на это шутил, что годы не властны над его девочкой, просто та становится одной с ним масти. Какой бы по счету день рождения Чарли не отметила, в глазах мужа она всегда оставалась его экзотической хрупкой возлюбленной. А сколько еще может он дарить ей счастья, ведь и по меркам Земли, и по меркам Марса их жизнь только миновала свой экватор! Двадцать лет бок о бок, почти половину своего пути были они верными спутниками друг другу. Но сейчас Винни знал: они стоят на перекрестке, выбрать направление на котором ни одному из них не позволено.       Сегодня он должен наконец сказать ей, что пришла повестка на слушание из Комитета по делам некоренного населения. Уже две недели Винсент хранил эту проклятую бумажку в дальнем ящике стола и никак не мог набраться смелости, чтобы рассказать жене о том, что ее ждет. Их ждет. Ему казалось, что если запереть документ, сделать вид, что его нет, никому о нем не рассказывать — он просто исчезнет, как будто никогда и не было. Но, бессонными ночами проверяя каждую написанную в нем букву, он снова и снова находил официальный бланк с голографическими защитными марками там, где оставил накануне, с девичьим именем его супруги, вписанным в специальную графу чьим-то аккуратным почерком. Тот, кто заполнял документ, даже не указал ее принадлежность к роду марсианина — и это плохой знак. Очевидно, что там, куда вызывают Чарли, уже все решено. И он, ее муж, даже не сможет быть рядом: вместе с извещением в конверте был только один пропуск, а без него ни одного постороннего в сверхсекретное здание Комитета не допустят.       Он звонил Стокеру. Пока никто из домашних не слышал, оставил сообщение со спокойным изложением ситуации, надеясь, что это ошибка. Через пару дней снова перезвонил, не дождавшись ответа. И потом снова и снова. В последние разы он уже просто орал, требуя, чтобы, во имя пройденных вместе битв, Лидер их государства ответил. Но канал старого друга молчал, не подавая признаков жизни, как и многие годы до этого…       Чарли зашевелилась и открыла глаза. Сонная, с по-прежнему невероятными зелеными глазами, она потянулась к альбиносу, теплая и нежная со сна. Винни, глотая комок в горле, обнял свою женщину и накрыл ее губы страстным, горячим поцелуем.       «Я так боюсь потерять тебя!» — было в каждом касании его языка.       «Побудь еще в моей жизни!» — в каждом легком укусе.       «Я не смогу один!» — в каждом выдохе, разделенном на двоих.       Каждую секунду этого утра Винни хотел запомнить, понимая, что не так много времени у него осталось, чтоб прижимать к себе живое, настоящее тело спутницы жизни. Разорвав поцелуй, Чарли улыбнулась:       — Доброе утро! Ты сегодня такой… горячий…       — Я просто очень люблю тебя, милая, — муж поцеловал запястье, гладкая кожа которого даже спустя столько лет вызывала изумление и восторг, и уткнулся в него носом, вдыхая аромат.       — Ох, сколько времени! Ты не разбудил меня! Мы проспали, Винни!       — Тшшш, Чарли, все хорошо. Объявление о выходном я повесил, девочек в школу отвез. Хочу провести этот день с тобой. — Он привлек ее к себе, снова целуя.       — День-свидание? — женщина погладила его по щеке. Периодически на альбиноса находили вот такие «приступы романтичности», как называла их Чарли: стоит отдать ему должное, делать приятные сюрпризы он любил и никогда на них не скупился.       — Угу, — губы мужчины прижались к хрупкой шее, проворные руки скользнули на талию, потянув вверх тонкий топ, в котором она спала. — Я хочу запомнить каждую минуту этого дня.       «Пока мне есть, что запоминать».

***

      Будто специально, сегодня Чарли надела синюю рубашку и джинсы, словно возвращаясь в дни бурной молодости, прошедшей в реве моторов, грохоте тяжелого рока из динамиков и сражениях с Лимбургером в полуразрушенном Чикаго. Красный спортбайк нес их, как и двадцать лет назад, почти летя над ровным асфальтом и выходя за допустимые пределы скорости. Придет штраф — плевать! Сегодня Винни хотелось вспомнить, каково чувствовать себя свободным, каково ощущать спиной тело любимой женщины, прижавшееся так крепко, что вы кажетесь единым целым. Хотелось просто наслаждаться этим днем, который они начали с мучительно долгого и медленного акта любви.       Мотоцикл затормозил у кафе, и байкер скинул подножку.       — Давай позавтракаем? — Он обернулся к подруге. Та не предприняла попытки снять шлем и не потянулась поднять визор.       — Винни, знаешь… возьми мне, пожалуйста, кофе и пару булочек с собой, и поедем на природу?       Вот как?! Она не говорила, но он чувствовал, что враждебность к немышам на Марсе становится все явственнее. Ощущал, как неумолимо надвигаются перемены. И вот пришло время, когда на улице его города мать его детей, не имеющая больших ушей и шерсти, не захотела показать лица, отказалась заходить в любимое ими заведение и теперь нервно поддергивала рукава рубашки, прикрывая безволосые кисти. Как будто они вновь на Земле, но поменялись ролями! Белый хвост нервно застучал по мотоботинку, выдавая раздражение хозяина.       — Чарли, ты моя жена, мать марсиан. Если тебя кто-то обидит, я объясню хаму, как к тебе следует относиться! — взбешенный, он сделал решительную попытку стащить ее с байка.       — Винни, не нужно, пожалуйста! — Красный взгляд встретился с зеленым, прятавшимся за стеклом забрала: глазами она просила сделать так, как ей комфортнее. — Девочки любят это место, хочу, чтобы они спокойно могли и дальше ходить сюда с подружками. А я с удовольствием проведу с тобой день за городом.       — Хорошо, — альбинос отступил, сдаваясь. Он не раз слышал, как за его спиной перешептывались соседи. Замечал, как те, кто раньше радушно здоровались с их семьей, теперь отворачивались и проходили мимо, будто не видя Чарли. Все чаще на дверях кафе и магазинов можно было встретить значок «ТДМ» — «Только для марсиан», что означало легитимный отказ от обслуживания экспатов. Работать для туристов не требовалось: они на Марс уже несколько лет не летали. И в этом мире для землянки становилось все менее комфортно. Как он жалел, что, когда все это только началось, не принял решение увезти семью на другую планету! Не важно куда — главное, из-под той тирании, которая под предлогом общего блага все сильнее притесняла их семью! Но они с Чарли решили, что девочкам лучше остаться здесь, с друзьями. Теперь же время упущено, и без спецпропуска покинуть Марс нельзя, а уж за попытку эмиграции их ждет долгое судебное разбирательство по обвинению в государственной измене. Если точнее, то наверняка в подстрекательстве к ней обвинят его жену, из Винни сделают наивную жертву коварной инопланетянки, и он отделается лишь многими часами общественных работ, в то время как Чарли ждет стремительная депортация. Такие штуки правительство проворачивало не раз и не два.       Мужчина, стараясь справиться с бешенством и отвращением, которые вызвал у него этот короткий диалог, заказал еду на вынос. Ужасно хотелось долбануть кулаком по стеклу нарядно оформленной витрины так, чтобы разнести ее на мелкие кусочки, засыпать острыми осколками красивые пирожные и свежие булочки. Однако он заставил себя сдержаться и немного подождать, лишь сжимая и разжимая кулаки, да злобно сверкая глазами на не понимающего причину его раздражения суетливого хозяина. Когда он вернулся к мотоциклу, обнаружил, что его пассажирка так и не сняла шлема, несмотря на припекающее солнце. Неужели не рассказала про какой-то эпизод, о котором ему следует знать, ведь совсем недавно она смело ходила по улицам марсианской столицы, не боясь косых взглядов?       Байкер убрал в небольшой багажный кофр еду и чашки-термосы с кофе, и резче, чем мог бы, крутанул ручку газа, стремясь увезти Чарли из города, полного безумия и предрассудков. Они мчались, выжимая из модернизированного двигателя все, на что тот был способен, склоняясь к асфальту в поворотах на самой грани падения, но каждый раз, слаженно компенсируя общим весом центробежную силу, благополучно их преодолевали в самый последний момент. Что-то подсказывало: больше у них не будет совместных поездок на грани полета. Марсианин чувствовал, что жена снова, как много лет назад, не надела белья, прекрасно зная, как будоражит ее темпераментного мужчину мягкая грудь, прижатая к его спине. Ощущал, как руки Чарли будто невзначай задевают его бедра на безопасных прямых. Он, как годы назад, мчался на пределе возможностей себя и своего байка, наслаждаясь двумя самыми любимыми своими стихиями — скоростью и страстью. Он старался не думать о том, что останется от души, когда его удивительной землянке придется покинуть Марс.       Винни до конца не понимал, насколько врос в нее всем своим существом, насколько стал зависим, пока не пришлось расстаться на время восстания псов и крыс. Он убеждал себя, что там, на Земле, им с девочками будет безопасно, что Чарли ничто не грозит, но каждую секунду в одиночестве его буквально рвало на куски. Без нее он горел, метался по дому, в каждом предмете видел ее. Видел диван — и вспоминал ночи, которые они провели на нем, когда только построили дом с примыкающим к нему гаражом. «Последний шанс.V2» — придуманное ею название вызывало теплую улыбку у всех, кто бывал в ее земной мастерской. И когда его взгляд падал на вывеску, перед глазами вставала Чарли, измазанная в краске и с кисточкой в руке, — она лично подкрашивала ее каждый сезон. Он касался дверных ручек — и вспоминал, как они спорили до хрипоты, выбирая их. Присаживался к столу в кухне — и словно электричество заползало под кожу от образов того, как они, еще не обремененные детьми, занимались на нем любовью. Их кровать хранила ее аромат. Он не мог объяснить как, но, даже постиранное и убранное в шкаф, постельное белье пахло Чарли… Только действия и скорость вырывали Винни из этой безумной тоски, да вечера, которые он коротал с друзьями. Как будто в пустоту, оставшуюся после отъезда жены, проникало тепло, и он мог хоть несколько часов провести спокойно, не кидаясь из угла в угол в попытках справиться с терзающим его чувством одиночества.       У него еще есть немного времени до того дня, как это одиночество вновь начнет пожирать его душу…       Красный спортбайк свернул с асфальтовой дорожки и, попетляв среди валунов и невысоких деревьев, затормозил у крохотного озерца. Не Мичиган, конечно, но водная гладь напоминала о времени их счастья на Земле. Они припарковались и расположились на пикник.       — Расскажешь, почему ты не хочешь больше снимать шлем в городе? — альбинос отпил из своей чашки и внимательно посмотрел на жену.       — Это… не очень приятные воспоминания. Ничего особенного, просто… — Чарли сделала глоток, подбирая слова. — Марс меняется, Винни, и я все острее чувствую, как на меня смотрят. Раньше мы ловили на себе озадаченные взгляды, только если слишком открыто проявляли наши чувства. Скорее, твои соотечественники удивлялись твоей… чудаковатости?.. — они оба улыбнулись. — Сейчас я ощущаю в их взглядах враждебность. Недавно мы с девочками ходили за покупками, так к нам трижды подошли полицейские и поинтересовались, кем им приходится эта инопланетянка и что от них хочет. Долго проверяли документы, не веря, что я и правда их мать.       — Ты не рассказывала, — мужчина поморщился, а потом, не сдержавшись, забористо выругался, разозленный таким поведением стражей порядка.       — Я попросила Хоуп с Никой не говорить тебе. Они расстроились, и ты тоже, я знала, не обрадуешься.       — Чарли, милая, ты — моя жена, я должен знать, если тебя обижают! — Он взял ее за руку и нежно поцеловал тонкие, но сильные пальцы. — Как я могу защитить, если даже не знаю об этом?!       Чарли опустила глаза.       — Винни… но как ты защитишь меня от всего Марса? — ее голос был тих и полон горечи. — Я же вижу, как меняется планета. Я же понимаю, что мне на ней не осталось места…       — Чарли, о чем…?       — Почему не отдал мне повестку на разбирательство в Комитет? — она, перебив его, прямо посмотрела в глаза своему мужчине. Альбинос похолодел.       — Откуда ты знаешь?!       — Они присылают еще и сообщение на телефон, любимый, — Чарли погладила его по щеке, как будто утешая. Сердце марсианина сжалось: все это время она тоже понимала, что их время ведет обратный отсчет. Винсент изо всех сил прижал к себе жену, почувствовав столь же сильные ответные объятия. На ее вопрос, почему промолчал, не требовалось отвечать — она и так все понимала. Вот он — момент истины, когда они оба наконец признали страшную реальность: мать его детей ждет депортация. Душа орала, как тогда, когда Чарли не было рядом, хотелось зажмуриться, а потом открыть глаза и понять, что это просто ужасный сон. Но они оба, как выяснилось, так уже многократно делали, и каждый раз сон оказывался реальностью.       — Быть может, это просто вызов на беседу? — он не мог не озвучить свою безумную надежду. — Ты не просто приехала на Марс, ты — жена марсианина и мать марсиан. Они не могут не учитывать это!       — Мне хочется надеяться на это, Винни, но не знаю. Я думала о том, что мне следует взять наше свидетельство о браке и документы о рождении детей, но не уверена, поможет ли это.       Винни, нахмурив брови, кивнул:       — И бумаги, которые остались от эксперимента по соединению генов и последующего ЭКО. Я собрал кое-что и еще жду выписку из твоей истории беременности и родов, она должна быть готова завтра. Это поможет доказать, что Хоуп и Ника — твои дочери.       — Спасибо!       — Детка, я все сделаю, чтобы ты могла остаться… а если не получится — все, чтобы и мне позволили уехать. В конце концов, Стокер не может отмалчиваться вечно! Если по его указу тебя вышлют с Марса, я добьюсь встречи с ним и уговорю дать нам с девочками возможность улететь к тебе. Ведь есть мыши, которые смогли покинуть планету до того, как правительство стало контролировать передвижение! Я буду не единственным марсианином, который не захотел расстаться с супругом из другой расы. — Он поцеловал ее, подкрепляя обещание этой лаской.       — Тогда в случае депортации я отправлюсь на Землю и постараюсь привести в порядок «Последний шанс». Сделаю так, чтобы к вашему приезду все было готово, — Чарли всхлипнула. Комок, который она все утро чувствовала в горле, наконец схлопнул дыхание, и единственным способом дать телу кислород был судорожный вздох-хрип и выпущенные на волю слезы. Винни прижал ее крепче, погладил по волосам, горячо зашептал на ухо нежные слова, укачивая в объятиях. А его жена единственный раз за многие годы так безутешно рыдала у него на груди и никак не могла остановиться. Впервые с того дня, как они встретились, Чарли поняла: снести преграду, так заботливо выстроенную между ними, даже ее спустившемуся со звезд мужу не под силу.

There's no time for us

There's no place for us

What is this thing that builds our dreams yet slips away

From us?

Who wants to live forever

Who wants to live forever…?

***

      Струи воды били по телу, хлестали, обжигали. Горячий пар не давал дышать, влажными клубами проталкиваясь в легкие. Кожа покраснела и ныла, организм вопил о том, что нужно понизить температуру, но всего этого Чарли не замечала. Сжавшись в комок у стенки, подобрав к себе ноги и кусая колени, чтобы подавить вой, рвущийся из груди, она пыталась осознать произошедшее.       Ей дали неделю, чтобы покинуть Марс.       Им дали неделю.       Ей и Винни.       Ей и ее девочкам.       Только лишь еще семь дней она сможет быть им женой и матерью!       Она резко откинула назад голову, со всей силы ударилась затылком о мокрую стену, но даже не заметила боли.              Очень строгий серый мышь смотрит на экран монитора своего компьютера, а не на нее.       — Мисс Девидсон, верно?       — Вообще-то, миссис. Я пятнадцать лет замужем за марсианином. Вот свидетельство о браке.       Чиновник кидает короткий взгляд на развернутый к нему лист, подписанный Стокером.       — Простите, мисс, но этот документ не установленного образца. В Марсианской республике такая… бумажка… не считается законной.       — Но мне ее выдал сам Стокер! Он лично поженил нас, еще до окончания войны с Плутарком! Вы были слишком молоды, чтобы помнить это, но в тот период других вариантов не было! Поэтому форма такая!       — Я прошу вас, мисс Девидсон, сохранять спокойствие. Возможно, Лидер и подписал это, но полномочий заключать браки никогда не имел. Сожалею, но ваш… документ… не имеет юридической силы.              Ее свидетельство о браке не имеет юридической силы. Просто бумажка. Она никто Винни. Все эти годы она прожила с ним как экзотическая сожительница, любовница, но не законная жена. Очень хотелось помыться, но сил на то, чтобы дотянуться до мыла, просто не было.       — Я почти пять лет помогала бороться с Плутарком!       — Да, я вижу, что вы были приглашены в качестве технического консультанта, а после окончания войны, согласно имеющимся свидетельским показаниям, работали в мастерской по сборке эксклюзивной мототехники. Есть ли у вас разрешение на работу?       — Что?!       — Разрешение на работу, мисс Девидсон. Документ, который дает право работать на территории Марсианской республики негражданам.       — Я… все эти годы всеми бумагами занимался мой муж, Винсент.       — Ваш сожитель…       — ЧТО?!       — …или, быть может, работодатель, сейчас разберемся!.. Вот, я вижу, что за гараж перечислялись налоги, но нигде не указано, что вы являетесь совладельцем или имеете в нем долю собственности. Вы же работали все это время в гараже «Последний шанс.V2»?..       — Да.       — У вас был заключен договор найма с его хозяином?       — О чем вы?! Я вам говорю: все эти годы мы работали как супруги! Винни зарегистрировал гараж на себя просто потому, что ему, как коренному марсианину, было проще оформить бумаги в послевоенный период! Закон о праве собственности для некоренного населения как раз тогда обсуждался и переписывался, и мы решили, что быстрее указать его единоличным владельцем! О каком договоре может быть речь, если я работала с мужем?!       — Мне искренне жаль, что вы так считали, мисс Девидсон. Однако, исходя из предоставленных вами бумаг, я вижу, что после окончания Плутаркийской войны вы сожительствовали с моим соотечественником и трудились на его предприятии по собственной воле, но без оформления каких-либо документов. Я не имею права строить догадки, почему он не переоформил свидетельство о браке, если действительно считал ваш союз таковым, а также по какой причине не заключил с вами трудовой договор, чтобы вы могли получить разрешение на работу, но на данный момент я вижу только визу, оформленную с нарушениями, около пятнадцати лет назад. Кстати, этот тип виз прекращает свое действие со следующей недели, поэтому вам придется покинуть планету, если вы не можете предоставить доказательства права нахождения на Марсе.       — Мы можем переоформить свидетельство о браке? Получить документ нового образца?       — Боюсь, что нет, мисс Дэвидсон. Для государства вы НЕ БЫЛИ замужем. А заключить брак согласно поправкам к Конституции Марсианской республики, которые вступили в силу шесть месяцев назад, может только марсианин и марсианка.       — А как же сотни пар, которые заключили брак после окончания Плутаркийской войны?       — Мы признаем их браки в качестве исключения. Но поскольку у вас он заключен не был, вы под это исключение попасть не можете.       Двадцать лет она отдала этой планете. Сражалась за нее, рисковала жизнью, была готова пожертвовать самым дорогим, лишь бы Марс, ставший ей родиной, был свободен. И вот сейчас она ничто, ее просто нет для государственной машины. Кроме неверно оформленной визы, которая вот-вот истечет, она никак не связана с планетой, на которой родились ее дети.       — Но у нас с Винсентом две дочери!       — Это… очень нестандартная ситуация, мисс Девидсон. Признаюсь, получив ваше дело, я сначала был очень удивлен, как это возможно! Есть ли у вас оригиналы документов, которые подтверждают факт рождения вами… ммм… Хоуп и Ники?       — Да, вот, посмотрите! Вот выписка из истории родов. Тут мое имя, имя Винсента, дата родов. Вот тут сказано, что рождены две девочки путем Кесарева сечения. Вот выписка из карты по ведению беременности. Как видите, это мои дети.       — Подождите, мисс. Тот факт, что вы их выносили, еще не делает вас их матерью.       — ЧТО?!       — Пожалуйста, сохраняйте спокойствие, давайте во всем разберемся согласно имеющимся бумагам. Мне крайне неудобно задавать этот вопрос, но разве марсиане и люди… ммм… как неловко… физиологически совместимы? — молодой офицер явственно краснеет.       — Нет. — Чарли опускает глаза, чувствуя, как у нее начинает болеть голова от этого разговора. В кабинете невыносимо душно.       — Я, возможно, не сведущ в процессе размножения у людей, но для того, чтобы появилась маленькая мышь, мужское и женское семя должны соединиться… Надеюсь, вы меня понимаете…       — Понимаю. Вы правы, естественным путем зачать детей было невозможно, поэтому мы обратились к ученому-генетику. Вот документы о ходе эксперимента.       — Ах, так зачатие было экспериментальным? Носило статус эксперимента?       — Да, верно.       — Это многое меняет, мисс! Случай неординарный, позвольте, я загляну кое в какие законы! Дайте мне несколько минут.       Марсианин щелкает клавишами компьютера. Чарли впервые за все время, что находится здесь, чувствует, как поднимается в душе надежда. Быть может, этот закон наделит ее и ее дочерей особым статусом? Позволит остаться на Марсе или хотя бы признает ее их матерью и даст возможность навещать друг друга?..       Что-то обнаружив в базе данных, чиновник медленно пролистывает папку с документами по эксперименту, внимательно изучает записи.       — Вот, я нашел!.. Мне очень жаль, мисс Девидсон, но статус эксперимента в Марсианской республике обозначает, что его участники отказываются от всех прав на последствия эксперимента и удостоверяют, что они всего лишь генетический материал для его проведения. Добровольцы… Вот, смотрите, это ваша подпись?       Строчки расплываются перед глазами, голова идет кругом, кровь стучит в висках, и Чарли хватается за стол, чтобы не упасть. Чувствует в горле ком и с трудом сдерживает рвотный позыв.       Для марсианского государства она — всего лишь генетический материал!       — Ох, мисс, вам плохо? Вот, возьмите воды. Может, позвать врача? — перепуганный молодой марсианин вылетает из-за стола и, приводя ее в чувство, вкладывает в дрожащие руки стакан. Женщина, в миг прибавившая десяток лет, залпом осушает его, стуча зубами о толстые стенки. На этом разговор, судя по всему, можно закончить.       — Не нужно. Я готова продолжить, — голос Чарли глух и лишен жизни.       — Что ж, — он занимает свое место. — Как видите, согласно этому документу вы предоставили генетический материал для проекта по объединению генов марсиан и землян. В то время у нас была острая ситуация с демографией, поэтому неудивительно, что этот эксперимент позволили провести. Однако тут сразу оговаривалось, что те, кто в нем участвует, прав на результаты, то есть, простите, детей, не имеют. Сожалею!       — Но… я их выносила! Не просто дала генетический материал.       — Это тоже, согласно документам, входит в эксперимент, и вы подписали согласие на использование вашего тела как… ммм… хранилища, в которое поместят и в котором вырастят младенцев.       — Винсент тоже не имеет прав на девочек?       — Почему же? Он — отец, сразу после их рождения он написал заявление на признание их частью его рода. Согласно правилам, ему сделали тест на отцовство, и в день их появления на свет признали родителем. Если бы он был женат, этого было бы достаточно, чтобы его супруга была признана матерью как входящая в род мужа. Собственно, я вижу в архивном документе, что вы вписаны в Свидетельство о рождении, однако, поскольку ваш брак не подтвержден, я должен направить запрос на устранение этой ошибки в документе.       Чарли выла, как раненая волчица. Ее муж ей не муж, а сожитель. Планета, которой она отдала столько лет, отвергла ее, просто аннулировав визу. Ее дочери, которых она выносила, родила и вырастила, — не ее, она всего лишь генетический материал, наделивший их цветом глаз и волос!       Ей дали неделю на то, чтобы приготовиться к депортации.

There's no chance for us

It' all decided for us

This world has only one sweet moment set aside for us

Who wants to live forever?

Who wants to live forever?

Who dares to love forever

When love must die?

***

      Дни летели, пронизанные болью предстоящего расставания.       Они не плакали, слишком мало было времени для того, чтобы тратить его на слезы. Чарли, выплеснув эмоции в душе, приняла для себя решение, что ни одной оставшейся им секунды не потратит зря. Винни, в чьих глазах плескались ужас и отчаяние, не отходил от нее ни на минуту. Казалось, что он хотел запомнить каждый их миг, каждый ее жест. Девочки тоже не плакали, слишком потрясенные, чтобы поверить, что всего через несколько дней останутся без матери.       Они забрали их из школы, чтобы провести все оставшееся время вместе. Закрыли гараж, чтобы не отвлекаться на кого-то за пределами семьи. Даже сказать о своем горе друзьям не нашли сил. Они вместе готовили, делали поделки, которые все откладывали на потом, играли в настольные игры. Разговаривали, делясь самым сокровенным, читали вслух книги перед тем, как погрузиться в сон. Не готовые потерять хоть мгновение рядом, спали все вчетвером, обнявшись и переплетясь теплым клубком. И каждую ночь, убедившись, что измученные этой болезненной нежностью девочки крепко уснули, Винни и Чарли уединялись, чтобы выразить свою любовь физически. Она горела в его руках, задыхаясь в слезах и молясь, чтобы мгновения их близости не кончались. Он, отложив боль на время после ее отъезда, был одновременно страстен и нежен с той единственной, с которой он разделил душу и без которой он больше никогда не будет целым. Они почти не спали, отдавая ночи любви, ведь очень скоро у каждого из них будет более чем достаточно времени на то, чтобы выспаться. В одиночестве.       Наконец, последний из отведенных им дней подошел к концу.       В тот вечер они мучительно долго разговаривали все вчетвером. За ужином, отходя ко сну, уже в кровати. Рассвет коснулся горизонта, когда девочки провалились в глубокий, но полный тревоги сон.       Без слов взявшись за руки, двое, для которых статус супругов не требовал доказательств посредством бумажек и букв, поднялись, чтобы еще раз почувствовать себя единым целым. Запомнить пальцами каждый изгиб. Оставить метку на теле. Приласкать поцелуем жаждущую этих горячих касаний плоть. Сохранить в памяти, как они дышат, как стонут на пике удовольствия. Любить, не зная границ, не произнося ни слова, потому что их чувства очевидны.       Новый день уже начался, когда Винни и Чарли, уставшие, вернулись в спальню, чтобы в последний раз разделить общий на всю семью сон. Девочки спали, обнявшись, и родители легли с двух сторон от них, заключив в свои объятия и переплетя руки. Хвост альбиноса обвился вокруг тонкой щиколотки жены, стремясь получить максимум возможного контакта.       — Я люблю тебя, — он посмотрел ей в глаза и опустил веки, зная, что, проснувшись через пару часов, еще сможет насладиться их общим утром. Перед тем, когда ее…       — Я люблю тебя, — она рассматривала каждую шерстинку на его лице, его черный влажный нос, его ресницы. Чарли ждала, когда его дыхание выровняется, и он погрузится в глубокий сон.       Она знала, что они больше не увидятся. Приподнявшись на локте, посмотрела на детей, так непохожих на нее, но являющихся ее плотью и кровью.       «Какими вы станете? — спросила одними глазами мать, едва уловимо перебирая волосы дочерей кончиками пальцев. — Встретимся ли мы снова?»       Чарли бесшумно поднялась и, захватив припасенные заранее вещи, затворила за собой дверь спальни, оставляя свое сердце и душу в широкой супружеской кровати. Сердце, поделенное натрое.       Она знала: они не выдержат прощания, поэтому прибавила себе часов до отъезда. Семья думала, что у них будет время позавтракать, но транспорт за ней должен был прийти рано утром. Она попросила подождать ее в паре кварталов от дома, чтобы не потревожить сон родных звуками. Пускай, когда они проснутся, ее уже просто не будет.       Чарли тихо вышла на улицу, заперла дверь и положила ключ под коврик, куда они с Винни всегда прятали запасной. Прижалась лбом к двери, прощаясь с домом, который так много лет был ее. Погладила ручку, которую муж врезал собственными руками.       А потом быстро пошла к месту встречи, не видя дороги, двигаясь как робот по заданной программе. Она не придала значения тому, что вместо казенной машины упала на сидение длинного бронированного лимузина. Не обратила внимания, что водитель, здоровенный, с ног до головы покрытый угольно-черной шерстью молодой парень, не спросил ее имени. Не заметила, что он бросал на нее задумчивые взгляды весь путь до пункта депортации, да время от времени потирал локоть.       В голове было пусто. Только орала в ужасе душа, и стучала в висках кровь.       Ее сердце осталось в их доме, по планете же перемещалась пустая оболочка, что когда-то была земной женщиной, полюбившей марсианина.

But touch my tears with your lips

Touch my world with your fingertips

And we can have forever

And we can love forever

Forever is our today

Who wants to live forever?

Who wants to live forever?

Forever is our today

***

      Спустя 18 лет после победы над Плутарком.       Винсент с ненавистью смотрел в горевшие гневом глаза Стокера, вскинувшего бластер. Друг, лидер, наставник — как он мог так поступить с его семьей?! Лишить той, которой Винни дышал, забрать мать у его дочерей?! Ведь он лично соединил их руки и судьбы на базе Борцов за свободу после победы в решающей битве! Он с одобрением тепло улыбался, услышав, как назвали они девочек: символ победы Марса, символ надежды на лучший мир! Он хотел, чтобы мыши забыли о войне, — и они первые открыли свое дело, стремясь внести личный вклад в возрождение экономики!       Винни молил его позволить Чарли остаться. Напоминал о временах их братства и полного доверия друг другу. Просил отпустить на Землю, если нахождение его жены на красной планете невозможно.       Но старый друг решил хранить молчание. Сообщения уходили и оставались без ответа.       Он позволил бумаге с голографическими знаками забрать Чарли в неприступное здание, полное бездушных чиновников, для которых жизнь — это всего лишь документ.       Он позволил ей пройти через разговор, который — Винни видел! — выжег ее веру в лучшее, сломал и растоптал.       Он позволил ей покинуть планету, сбежать от собственной семьи, не в силах даже попрощаться!       Он позволил альбиносу гореть, рваться на части, метаться по Марсу, как раненому зверю, только в движении не чувствовавшему, как плавится душа. Только дочери удержали альбиноса от того, чтобы тот не пошел на прорыв пограничных постов или резиденции Лидера, ведь о них нужно было заботиться и оберегать. Только из-за них он три года усмирял пожар в груди, оставив на месте души тлеющие угли ненависти к системе, разрушившей его семью. Но что станет с девочками теперь, когда их отец совершил измену?..       Винни долго выбирал день, когда сможет за все поквитаться, проявляя несвойственное ему терпение и осторожность, — и вот миг возмездия пришел! Боль, бушевавшая в груди альбиноса, смогла вырваться наконец на свободу! Но только их ждали. Не просто остановили нападение, а именно ждали, позволив выкрикнуть угрозы, приставить к голове Лидера оружие, озвучить приговор, чтобы уже не требовалось никаких доказательств преступных намерений.       Они пришли, чтобы изменить Марс, но проиграли.       Трое героев были больше не в силах сражаться за мир.

…Who waits forever anyway?