Никогда

Солнце озаряло теплыми лучами верхушки берёз, и они тихо шелестели от лёгкого ветерка, который дул со стороны пруда. Над поляной, среди высоких сосен и берёз, возвышалась беседка с двумя большими окнами, выкрашенная белой краской. Её украшала похожая на лодочку крыша с двумя фанерными колоннами, образующими арку входа. Вокруг было много цветов; почти у каждого дерева стояли небольшие кадки с ярко-красными цветами, напоминавшими калины. Высоко над всей этой картиной реяло голубое небо, и солнце лишь иногда опускалось за макушки старых берёз, тогда всё вокруг становилось ещё прекрасней. Посреди всей этой живописной картины сидела благопочтенная женатая пара. Над их головами, прямо в воздухе, висела рамка с цветным изображением Маниловки. Оно было очень простым, но замечательно натуралистичным, и в то же время отражало тот восторг, который испытывала парочка, любуясь им. — Ах, знаешь, душенька, — блаженно ворковал Манилов, глядя куда-то вдаль, — когда мы живём здесь с тобой, то кажется, что перед нами весь мир. И мир весь — тоже наш… — Как хорошо-то, — шептала его жена, — какой простор вокруг…Ты только взгляни, какие берёзы. Как в сказке. А небо-то какое синее-синее. И облака плывут… Они оба устремили свои взгляды в бесконечную пучину синих небес, то и дело разглядывая облака, вместе с этим уповаясь в наисладчайших словах любви. Так и сидели они, любуясь пейзажем и влюбляясь друг в друга, а в ушах у них звучало: «У природы нет плохой погоды...Каждая погода благодать...» — Ах, боже мой, — восклицала Лизанька, не отрывая взгляда от пейзажа, — как здесь красиво! И ветер-то какой дует! — Правда, правда, — кивал он и нежно поглаживал её руку, лежащую на его плече, отчего они оба заливисто смеялись. Как же, действительно, было хорошо в то прекрасное осеннее утро, когда небо сияло своей лучезарной синью, а берёзки качались на ветру с такой лёгкостью, что казалось, будто они не качаются вовсе, а парят в воздухе. В тот самый момент, когда они так сидели, словно во сне, а на небе плыли огромные облака, похожие на сказочные замки, всё вокруг было словно бы в сказке. — Вот было бы здорово, если бы они никогда не исчезали, — мечтательно произнесла его жена, глядя на облака. — Никогда... — прошептал он, и они оба, взявшись за руки, улыбнулись тому, что думали в этот момент об одном и том же. Они думали об одном и том же так часто, что уже почти забыли, в чём заключается это одно и то же. Они просто были счастливы. А счастье настолько прекрасно, что и это мгновение — особенное. И даже молчание, которое всё длится и длится, порой кажется волшебным... Но вот если к этим нескольким минутам счастья добавить ещё одну, то можно вдруг заметить, что эта одна единственная минута стала их вечностью. И в тот момент, когда молчание становилось невыносимым, они принимались смеяться, словно боясь спугнуть то волшебное, что стояло между ними. Смех их был тихим и чистым, а их глаза — бесконечно добрыми. И тогда возникало совершенно новое чувство — то, что не появляется из пустоты, а просто существует само по себе, вбирая в себя всё то, что только что видели его глаза, и даже ещё более того. Это была бесконечная доброта, которую нельзя было выразить никакими словами. Она была так прекрасна, что всё вокруг, даже качавшийся на ветру лес, перестаёшь замечать. А пока они так и сидят, держась за руки, и смотрят на небо, такое близкое и такое далёкое... О чём они думают, о чём мечтают? Если бы они только знали, так не сидели бы... Им не дано знать об этом. Это удел других, более мудрых и опытных людей. Им просто не дано знать о том, что будет завтра... Ведь они так же, как и мы, тоже смертны. И тоже, наверное, будут сидеть и смотреть на небо, думать совсем о другом и мечтать о том, чтобы это «завтра» было как можно дольше. А пока им просто хорошо и спокойно вместе. Так хорошо, как не каждому человеку бывает даже на его собственной свадьбе. Они были счастливы.