Эхо

— Мама, мама, почему «кё» в моём имени пишется через кандзи «эхо»? Девочка, чьи волосы, заплетённые в высокий хвост, напоминали горящий костёр, сидела на футоне под боком у матери и очень пристально вглядывалась в чужие винного цвета глаза. Только недавно начав обучаться иероглифам, она первым же делом узнала, как правильно пишется собственное имя, и тут же бросилась расспрашивать родителей. Красивая женщина мягко и устало улыбнулась. — Ещё это кандзи обозначает «звон», — её тихий голос завораживал. Девочка внимательно прислушивалась, широко распахнув глаза. — Поэтому и эхо в твоём имени звучит так же громко, как и твой голос. И чем увереннее будут сказанные тобой слова, тем ярче они отразятся в сердцах окружающих тебя людей. Неси это имя с гордостью, чтобы твои убеждения никогда не угасли. — Краси-иво, — девочка задумалась. — А папа сказал, это потому, что я должна вести себя тише. А ещё не лезть не в своё дело. — Он правда так сказал? — Рука была удивлена и, кажется, расстроена. — Ох, уверена, он не имел ввиду ничего такого, он просто устал, а ты у нас слишком активная… — Он всегда такой. С тех пор, как ты заболела, он всегда такой. — Не злись на него, Кёко, — женщина приобняла девочку, запустила руку в волосы, нежно перебирая прядки, — он беспокоится. И за тебя в том числе. Может изначально он и правда не имел ввиду ничего такого, но каждое слово колышком вбивалось в сердце, оставаясь там уже навсегда, делая столь важный орган похожим на игольницу. Каждый удар теперь отдавался болью. Глаза заволокла пелена и лицо матери, постепенно отдаляясь, исчезло в темноте. Годы затёрли в памяти яркость её образа. Кёко шла по пустой дороге куда-то в ночь, сжимая в руках катану. Катану отца, которую она когда-то тайком умыкнула из его комнаты в надежде попытаться повторить всё то, что видела на тренировке. Тогда она наткнулась только на строгий взгляд и очередной ранящий выпад: «Положи на место, всё равно не удержишь». Что этот клинок делал в её руках сейчас она знать не знала, да и не имело это никакого значения. Свысока над ней насмехалась луна. Утешительно шептали ветви деревьев, развевающиеся на ветру. «Ну-ну, не расстраивайся. Это всё равно занятие не тебе по силам, найдёшь ещё дело, что полюбишь всей душой». Кажется, такими словами отец когда-то пытался её подбодрить. Ещё незамутнённый алкоголем разум подсказывал ему, что что-то явно идёт не так. А она упорно тащила непомерно тяжёлую для ребёнка катану дальше, думая, что этим сможет что-то доказать. Ребёнком она больше не была, только почему-то вес ощущался прежним, запредельным. Перед ней стоял враг. Непобеждённый. Руки не дрожат, дыхание ровное. Тело с точностью помнит каждое отточенное движение и готово в любой момент повторить, Кёко не может проиграть. «Не ты должна была стать наследником дыхания пламени, а Сенджуро. Вот только и он оказался бесполезным. Похоже, я последний хашира пламени». Призрак отца за спиной. Он снова говорит то, что было давно, но ведь она уже всего добилась? Доказала, разве нет? Её слова не пустой звук, желания не пустые мечты наивной девочки. Но после того, как Ренгоку Рука испустила свой последний вздох, отец стал совершенно невыносим, глаза так похожие на её собственные, подёрнулись льдом. «Ты никого не сможешь защитить». — Нет. А демон тем временем оказался неожиданно близко. Зная, что надо делать, Кёко готовилась нанести удар, но почему-то не смогла даже сдвинуться с места. Так и застыла с мечом наготове, и лишь ветер шевелил непослушные пряди. Повреждённый глаз кровоточил, и тёплая густая жидкость стекала по лицу. Сердце болезненно затрепетало в груди. Аказа склонил голову набок выжидательно. К его лицу улыбка, казалось, приросла намертво. — Ты боишься, — после её поражения эти слова звучали холодом в его голосе, сейчас же вылетали насмешливо, но не зло. Он взял катану за лезвие, приставил к собственной шее. Лицо его приблизилось максимально так, что они почти соприкасались носами. Кёко всё ещё была не в силах шевельнуться, задержала дыхание, но почему-то на деле не ощущала страха. — Прежде, чем нанесёшь удар, подумай, мою ли шею тебе надо рубить. Он кивнул ей за спину. Она поняла, но слишком поздно. — Нет!!! Тут только липкие цепи подсознания позволили ей сделать хоть что-то. Но единственное, что она в итоге успела, это развернуться и увидеть, как демон одним мощным ударом сносит голову её отца с плеч. Кровь брызнула фонтаном, затопив окружающий пейзаж. Аказа задорно улыбался, облизывая пальцы. — Ты потрясающая, Кёко, знай это. Девушка в ужасе распахнула глаз. Тот демон, насылающий сновидения, не смог бы сделать хуже.

***

Аказа был не слишком хорош в поиске. Не то, чтобы другие демоны были лучше — на это явно указывало то, что их прародитель, задавший им целью искать всего одну единственную вещь, так её себе и не получил за тысячелетие своего существования. Разумные объяснения подобному, конечно, были: в конце концов, они все довольно сильно ограничены конкретным временем суток, управлять обликом могут немногие, охотники повсюду, много разного… Но вот Аказа, хотя бы, в отличие от некоторых его сородичей, плотно засевших в своих владениях, честно старался. Мотался по всей Японии, как проклятый, натыкался на охотников, в своей погоне за силой побеждал их, вполне такой жизнью довольный. Искать не забывал. Вполне безрезультатно. Методы тонкостью никогда особо не отличались. Исключением нынешняя задача не стала, правда вот выбивать из людей информацию оказалось откровенно скучно. Ни одного серьёзного противника среди всех встреченных по пути охотников вперемешку с людьми из домов со знаком глицинии. И ни крупицы полезных сведений по итогу. Поиск двигался непозволительно медленно. Это бесило. Терпение Мудзана могло в любой момент перещёлкнуть, а благосклонное настроение смениться на «пора резать лун». Хотя это, как возможная, но вовсе не обязательная перспектива, беспокоило не так сильно, как собственное волнение, предвкушение, азарт. Всё затухающие и затухающие от серых и однообразных ночей без какого-либо результата. «Серьёзно, это же вам не голубая паучья лилия, которая даже не известно толком, что из себя представляет, это человеческая девчонка, довольно приметная, к тому же! Как же хорошо они прячутся…» — недоумевал он. Охотники и люди, как-то с ними связанные, молчали в тряпочку. Данная профессия то ли на корню обрубала инстинкт самосохранения, то ли туда изначально шли изрядно поехавшие головой, иначе объяснить такую жертвенность сложно. Ну что ж, сами виноваты, отныне молчать они будут вечно. В конце концов оставался ещё один вариант — по оставляемому за ним весьма заметному кровавому следу, есть вероятность, что на него выйдет кто-нибудь из хашира. В идеале это будет сама Кёко. Но и любой другой лишним не будет. Поможет размять кулаки, уже изрядно наломавшие хрупких костей кучки слабаков, да и информации знать будет явно больше. Давно он не устраивал подобной резни, очень давно. Мудзан-сама может быть доволен уже и этим. Трупов за последний месяц заметно прибавилось. «Зато Кёко это не понравится». Почему такая мысль вообще волновала его, он понять не мог. Это его не останавливало, ни в коем случае, но странное полузабытое чувство еле-еле скреблось в груди, неприятно царапая стенки. Что-то как будто хотело вырваться наружу, и к сомнениям, что преследовали его, по сути, всю его демоническую жизнь, сопровождаясь смутно знакомым образом, сокрытым дымкой, теперь прибавилось ещё и что-то новое. Понять толком, что это, он не мог. Оставалось лишь ждать, когда судьба вновь сведёт их, расставив всё по своим местам.

***

Привыкшая жить реальностью Кёко редко запоминала собственные сны. Она не боялась кошмаров как в детстве, всё, что происходило в мире грёз, просто казалось ей абсолютно неважным по сравнению с тем, что ждёт её, когда она откроет глаза. Сны никогда не приносили успокоения, поднимая со дна самые тяжёлые переживания, загоняя в ловушку предчувствия чего-то нехорошего, и со временем она просто научилась стирать их из памяти полностью, не сосредотачиваясь, не пытаясь поймать за хвост ускользающие смутные образы. Возможно, поступать так не стоило. Сны многое способны сказать о состоянии человека, и если бы только она могла сосредоточиться на них подольше, то обратила бы внимание на терзающие её мысли раньше, пока переживания не стали обжигать калёным железом. Кёко ходила как призрак, болезненно ухватившись за последние слова демона. Почему-то именно в этот раз подсознание решило сыграть с ней злую шутку — она не запомнила весь сон, нет, но неожиданный комплимент пылал огнём, выбивая воздух из лёгких. Демон никогда не произносил такого в реальности, она была уверена в этом, но… но ведь было же что-то похожее? Она никогда бы не дошла в конце концов до этой мысли, если бы не анализировала так много их столкновение, не прокручивала в голове сказанное и сделанное. Она злилась, не то слово — его поведение оскорбляло до глубины души, но злость со временем будто притуплялась, остывая и давая место для новых размышлений. Они-то и породили это странное видение. Но было ли это столь важно? Чувства подсказывали, что, безусловно, да, но признавать, что её задело, не хотелось. Действия демона были слишком противоречивы и расценивать их можно было по-разному — издевательство или искреннее восхищение? Со временем обида переросла в любопытство, и перед тем, как отрубить Аказе голову, пожалуй, стоит хорошенько его расспросить. Она слишком много об этом думает. Сейчас, как никогда прежде, Кёко жалела, что не училась запоминать сны. Было же что-то ещё, что-то важнее… Кёко шумно распахнула сёдзи, вышагивая во внутренний двор. — Камадо, мальчик мой. Танджиро, сосредоточенно отрабатывающий взмахи мечом, вздрогнул от неожиданности, но уже через секунду, совладав с собой, обернулся, лучезарно улыбнувшись. Ответная улыбка скользнула на лицо Кёко сама собой. — Доброе утро, Ренгоку-сан. Мальчик всё чаще оставался в поместье Ренгоку. Так и не получив официального статуса цугуко, он всё же возвращался сюда раз за разом после миссий, установив для себя какую-то цель, усердно тренировался под руководством Кёко или сам по себе. С Сенджуро они и правда очень сдружились, много разговаривали, брат откапывал всё больше записей о прошлом охотников в семейном архиве и охотно делился с новым другом, Танджиро, в свою очередь, говорил о своих заданиях, мире вокруг — для Сенджуро, почти всю жизнь проведшего в четырёх стенах, это было очень важно. Кёко не могла нарадоваться им. Но спросить Танджиро о том, что он думает насчёт её поражения, так и не решилась. Считает ли он её достойной хашира? Мальчик был абсолютно не против выполнять её указания и следовать советам, но была ли то жалость или признание — девушка слишком сомневалась в себе. — Помощь нужна? — кивнула Кёко в сторону стойки с деревянными мечами. — Аа, ээ… Но не успел мальчик ничего внятного произнести в ответ, как на его плечо гордо, но не очень ловко приземлился ворон, царапая когтями кожу. Танджиро поморщился. Ему бы не помешало заняться дрессировкой — опасно, когда птица летает в такой близости от лица. Кёко заинтересованно взглянула на посланника. — Новая миссия для Камадо Танджиро: демон или группа демонов всё чаще устраивает нападения на охотников. Задача — отыскать врага как можно скорее. Действовать с предельной осторожностью, в случае столкновения с превосходящим по силе врагом — немедленно посылать за помощью. Жертвами так же становятся люди из домов глицинии. Отдав распоряжения, птица замолкла, вертя головой по сторонам и явно ожидая угощения за свои труды. Танджиро почесал его, взъерошивая пёрышки, затем поднял виноватый и обеспокоенный взгляд на наставницу. Ну конечно — ворон не обладал должным уровнем эмпатии, чтобы понимать, когда именно стоит доносить приказы. Судя по полученной информации, ситуация действительно серьёзная — нападения происходят давно и целенаправленно, а тот факт, что демон не боится глицинии может означать только одно — он достаточно силён и, скорее всего, входит в число двенадцати лун. Требовалось вмешательство кого-то посерьёзнее охотников-новичков, но почему тогда известили только Танджиро, в то время как ворон Кёко молчал? Её участие не требовалось? Её, как раненую, решили не ставить в известность? Это такая забота от Ояката-самы? Что ж, справедливо. Отчасти. Кёко скрипнула зубами и прикоснулась пальцами к повязке на левом глазу — становилось легче, отёк проходил, но перед взором всё ещё стояла мутная пелена, будто бы ил поднимался со дна озера, не пропуская через себя чёткое изображение. Приходилось закрывать глаз, чтобы привыкнуть к ограниченному углу обзора и не испытывать постоянный дискомфорт. Столь долгое восстановление начинало серьёзно беспокоить. Учиться орудовать катаной и держать равновесие приходилось практически с чистого листа. Но это же не значит, что она сейчас бесполезна, ведь так? Как и раньше патрулировать вверенную ей территорию ведь ничто не мешало. — Ренгоку-сан, не волнуйтесь… — — Мальчик мой, что скажешь насчёт тренировочного боя перед тем, как отправиться на миссию? — улыбка трещиной разрезала лицо, Кёко взяла со стойки боккэн. — О… конечно, с удовольствием! — прозвучало и в половину не так уверенно, как мальчик задумывал. Ворон, всё также восседавший у него на плече, почуял неладное и ретировался. — Только не вздумай сдерживаться. Покажи всё, чему научился. Танджиро сглотнул, чувствуя сталь в обычно мягком голосе, понял, кажется, что от него требуется. Нахмурил брови и приготовился. В Кёко горела холодная решимость: если сейчас она не сможет противостоять даже юному охотнику — может ей действительно стоит сидеть и не высовываться? Чего она теперь стоит? Главное, чтобы мальчик послушался и отнёсся ко всему серьёзно, иначе проверки не получится. Скрестили мечи они одновременно. Первый же удар разрезал воздух глухим деревянным треском. За ним ещё один и ещё, движения юного охотника и правда напоминали танец. Танджиро быстро учился — осваивался с приёмами дыхания солнца, впечатавшимися в сознание с малых лет, умело сочетал их с движениями дыхания воды. А ещё — послушно внял указанию и не сдерживался, используя всё для победы. В том числе и её нынешнее слабое место. Как он оказался в слепой зоне, девушка понять не успела. Следить за ним одним глазом было сложно и непривычно, а собственная техника, казалось, стала какой-то тяжеловесной и неуклюжей. Кёко прикрыла правый глаз, успокаиваясь и сосредотачиваясь. Сердце отбивало глухой ритм в груди. Все чувства обострились, вырисовывая привычную картину мира, позволяя определить положение противника. Одно чёткое движение — она отбивает прямой удар. Ещё одним бьёт в ответ. Танджиро ориентируется быстро, и, когда она открывает глаз, вновь оказывается в слепой зоне. И так же стремительно меч в его руках будто бы перетекает из стороны в сторону, становясь самой волной. Кёко успевает уклониться, поворачивается и неотрывно следит за новой атакой — вновь из водного стиля. При грамотном использовании техники дыхания даже деревянный боккэн способен стать грозным оружием, способным крушить камни. Обманка. Движение хорошо знакомого дыхания воды преобразуется в одно из танца бога огня, направленное совсем в другую сторону. Но Кёко всё же оказывается быстрее — ответная техника дыхания пламени задерживает удар мальчика. Меч в руках Танджиро не выдерживает напора — ломается. Мальчик заваливается на спину, принимая поражение, и болезненно жмурится. А Кёко думает — нет, недостаточно. Победа не принесла ни радости, ни облегчения. Движения причиняли дискомфорт, даже такая простая обманная атака заставила поволноваться. Если… Тут Танджиро резво вскочил на ноги, сияя улыбкой: — Вы потрясающая, Ренгоку-сан! Погружённая в свои мысли, Кёко не сразу осознала смысл слов. А когда поняла, несколько растерянно посмотрел на ученика — его слова слишком резко контрастировали с тем, что творилось у неё на душе. Но от них становилось чуточку теплее. Вот всегда он такой — мальчик-солнце. Кажется, она что-то упускает. — Танджиро… скажи, — Кёко сглотнула комок в горле, слова всё же давались тяжело, но она наконец решилась. — Я назвала тебя своим цугуко, даже не спросив ни разу, а ты… так против этого и не возразил. Это… — О чём вы, Ренгоку-сан? Быть вашим учеником честь для меня. — Вот как… И не тени сомнения в голосе, ни грамма лжи. Этот ребёнок просто не умеет врать, да ему и незачем — искренность, честность, всеобъемлющая доброта сбивают с толку не хуже. Эмоции нахлынули холодной волной, остужая беспокойные мысли. Почему-то от этих слов стало не то, чтобы легче, просто понятнее, привычнее. Вот она упущенная ниточка — кто-то в неё верит, рассчитывает на неё. Если разобраться, всегда ведь верили. А сможет ли когда-нибудь поверить она сама? Голос зазвенел с прежней силой: — Собирайся, Камадо-кун, демоны ждать не будут, а у тебя есть задание. Мне же нужно кое-куда наведаться… Улыбка, уже уверенно зарождающаяся в уголках губ, померкла, стоило ей обернуться — в дверях скрылась высокая тень, удаляясь по коридору, а она и не заметила раньше. Отец, так и не решившийся выйти, смотрел за их боем. А ведь, если подумать, она больше не видела его с того дня, как вернулась. Нехорошее предчувствие окутывало с головой. Ещё один тяжёлый разговор, что ей предстоял… Когда-нибудь не сейчас. — Я вернусь, когда докажу всё… себе в первую очередь, — прошептала она в пустоту, откладывая боккэн на стойку. Помотала головой на вопросительный взгляд Танджиро. От одних проблем, значит, сбегает, на другие бросается открыто без тени сомнения. Шаг ли это в пропасть? Кто знает…

***

— Я ждал тебя, дочь моя. Ояката-сама стоял на деревянном возвышении как всегда спокойный, всезнающий, видящий своим слепым взором куда больше, чем доступно любому другому человеку. Лёгкий ветерок неспешно разевал чёрные пряди, и, казалось, лишь они одни не застыли в моменте. Перед Кёко словно была безупречная статуя. Любой охотник безмерно уважал этого человека — Ренгоку не исключение. Преклонив колено, она дождалась разрешения говорить, и, получив его, выпрямившись, начала: — Я пришла спросить насчёт нового задания Камадо Танджиро. Вы ведь отправили на поиски не только его? — Верно, — Кагая кивнул, тёплая улыбка озаряла его умиротворённое лицо. — Это поисковая миссия, в задачу которой не входит уничтожение демона. Лишь разведка. Он справится, как и его друзья, а затем туда будет направлен кто-то из хашира. Или же тебя беспокоит что-то ещё? — Почему я ничего об этом не знала? Судя по всему, нападения происходят довольно давно. Почему меня не отправили с ним? Я… — она всё же запнулась, не зная, что сказать ещё. Вопросов накопилась масса, но если разбирать каждый, на него с лёгкостью находилось одно простое объяснение. — Вы больше не верите в мои силы? — Подойди, дитя. Ренгоку без тени сомнения послушалась, приближаясь. Она старалась не думать, пока не получит ответ. — Позволь мне тебя увидеть, — он протянул к ней руки. Эфемерное божество, собирающееся ниспослать своё благословение. Девушка позволила ему обхватить ладонями лицо, Кагая словно стремился таким образом понять и лучше различить выражение на нём. Перенять и почувствовать эмоцию. — Тебе не сидится на месте, ты расстроена. — Девушка кивнула. Лицо его сделалось грустным: — Я бы предпочёл, чтобы ты поберегла свои силы, хотя бы пока не восстановится зрение. — Если восстановится, — перед ним показывать свою слабость казалось как-то не зазорно. Он, словно настоящий отец, пусть и не сильно старше, готов был выслушать и направить. Она бы позволила себе даже слёзы, если бы не разучилась давным давно. — Уже достаточно. Я сижу без дела уже достаточно. Прошу, — Кёко посмотрела прямо в невидящие глаза. Смысла в этом не было, но придавало уверенности. — Дайте мне больше информации, позвольте тоже заняться поиском. Ояката-сама оценивающе молчал. Кёко начала волноваться. Он отпустил руки, но смотрел точно на неё, будто видел. — Что если я скажу, что это вполне может быть тот же демон, что напал на вас рядом с поездом? — в его тихом голосе будто бы послышались нотки интереса. — Никто из видевших нападавшего не выжил, но, ты говорила, он предпочитает рукопашный бой. Внешний вид трупов говорил сам за себя. Становилось понятным, почему её не хотели ставить в известность. Но это глупо. Сердце Кёко пропустило удар, глаза расширились. — Где его видели в последний раз? — голос едва не дрогнул. — Он подбирается всё ближе к этому месту, но не это его конечная цель. Да и вряд ли он сможет пробраться сюда. Складывается ощущение, что он что-то ищет… или кого-то, — Кагая выдержал паузу, Кёко стало неуютно от этого вида — он как будто сканировал её насквозь, и догадка, что пришла ей на ум, пугала. Ояката-сама думает о том же? — Дом глицинии неподалёку отсюда, его хозяин был найден мёртвым. Именно туда и были направлены остальные охотники и теперь ведут поиск по разным направлениям. Если повезёт именно тебе… — Благодарю, — Кёко поклонилась и уверенно развернулась на сто восемьдесят градусов. Она уже всё решила. Нужно спешить. — Прошу, стой. Ослушаться этого мягкого, обволакивающего голоса было невозможно. Девушка повернула голову. Кагая не менялся в лице. — Что ты думаешь об этом демоне? — Разве я не предоставляла подробный доклад о случившемся? — Верно. Ты рассказала о событиях той ночи. Но что ты, лично ты, чувствуешь? — последнее слово он выделил особенно. Этот человек, никогда не повышающий тона, умел мастерски управлять интонацией, донося то, что невозможно поведать словами. Ответить искренне? Кёко попыталась прислушаться к себе. — Мне не терпится его увидеть. Настолько… раздражающего демона я ещё не встречала. Я хочу победить его в честном бою, а затем спросить… о многом. Кажется, так. Но что даёт вам эта информация? Кагая улыбался: — Всему своё время, дочь моя. Ренгоку в смятении покинула поместье.

***

Ожидания окупились, предпринятые меры тоже — Аказа ликовал. Он не знал, насколько удачно должны были сойтись звёзды, чтобы привести сюда именно её. На пороге дома, где он затаился, пережидая день, появилась знакомая фигура, обрамлённая солнечными лучами, усталый взгляд из-под ресниц единственного видимого глаза прожигал. Почуяв её ещё на подходе, он принял как можно более расслабленный и непринуждённый вид, скрываясь в тенях. — Нашёл, — Аказа облизнулся, пожирая её взглядом. Девушка непроизвольно сглотнула, но не шелохнулась. — Наконец нашёл. Или, вернее будет сказать, ты меня нашла, Кёко? ~ — Аказа. Без лишних слов, она обнажила катану.