маски

      мондштадт должен бояться, увидев у ворот предвестника. чайлд тарталья — рыжие волосы, лучезарная улыбка налево и направо, чересчур много ненужных разговоров и… пустые глаза. мертвые. никто не трепещет перед фатуи — народ анемо архонта свободен и горд; лишь язвительные шепотки сопровождают делегацию в отель гёте. тарталья продолжает улыбаться, встречая хмурые лица жителей, смеется отчего-то задорно и заразительно, заставляя многих опускать глаза. поговаривают, что у людей снежной — на губах улыбку редко встретишь. там морозы, похлеще драконьего хребта, дикие животные, которых прозвали медведями, а еще «огненная вода», что пьянит лучше самого крепкого вина. снежная — снега, снега, хлопья, раскинувшиеся на мили; снежная — тайга, хвоя, хвоя, кругом одна хвоя — заплутаешь, если не знаешь дороги. снежная — заполярный дворец, величественная царица, что восседает на троне, предвестники — ближайшие соратники, и холод, холод, что даже сердце невольно замерзает. улыбка предвестника — обманчива и мягка; в ней не прочитать ничего, не распознать подвох и не уличить во вранье. пустая радужка синего цвета — вот, где можно найти ответы. в глазах чайлда — плясали бы снежинки, отражалось бы сияние самоцветов из дворца и горели бы робкие угольки затушенного в тайге костра. но его взор — пуст и сер, как коридоры бездны …и оттого кажется кэйе знакомым.       тарталья появляется в «доле ангелов» в первый же вечер. таверна забита людьми — уставшими искателями приключений, рыцарями ордо фавониус, простыми рабочими и бардами, зарабатывающими на выпивку с помощью песен. за стойкой — бармен с ярко-алыми волосами и испепеляющим взглядом — того и гляди обожжешься. рядом — симпатичный синеволосый мужчина, с довольно открытым вырезом рубашки и повязкой на правом глазу, что частично скрыта волосами. чайлд наблюдает за ним пару секунд дольше положенного — тот сидит полубоком ко входу, лениво играет прядями волос, и, кажется, общается с барменом. или, по крайней мере, пытается, учитывая яростный взор красноволосого. хмыкнув, тарталья пробирается сквозь толпу подвыпившего народа к этим двоим; нарочито небрежно и шумно усаживается за барную стойку, и замечает на себе пристальный взгляд бармена. — чего желаете? — выплевывает тот, и предвестник бы поежился, если б его в принципе можно было испугать взглядом. чайлд пытается состроить задумчивый вид. — тоже, что и ему, — указывает на напиток рядом с синеволосым, заставляя бармена скрипнуть зубами. инстинкты говорят тарталье о внезапно поднявшемся градусе напряжения. он не то чтобы удивлен, зная то, как все в городе свободы относятся к фатуи. — а у тебя хороший вкус, — мягкий смешок прерывает мысли чайлда. он на мгновение застывает, чувствуя, как по телу проносится приятное тепло, теряясь от того, как простой звук вызывает такую реакцию. он не выдерживает и поворачивается, чтобы полюбоваться сидящим рядом с ним еще раз. это…определенно становится ошибкой, пусть и приятной. парень напротив — будто соткан из звезд селестии, и чайлду становится тошно от самого себя за такие описания. его левый глаз, что не скрыт повязкой — цветущая сирень и осколки опала, так и сверкает в этой глуши. он сам — будто упавшая звезда, контрастом среди других людей монда. он выделяется — смуглая кожа, изящные черты и экстравагантная одежда, меховая накидка, о чем-то напоминающая чайлду, — и прекрасно пользуется этим. — рад слышать, — расплыться в дружелюбной улыбке — лучший и беспроигрышный вариант, думает тарталья, пока парень напротив лениво пробегает по нему взглядом. у чайлда сердце до неправильного быстро бьется; он неловко барабанит пальцами по барной стойке, дожидаясь напитка. рыжеволосый бармен коршуном смотрит на них, но тарталье плевать. — чайлд, — парень снова улыбается, протягивая руку синеволосому. тот хмыкает — услада для ушей — и пожимает ее. — меня зовут кэйа, — чуть понижая голос, сообщает тот, будто выдает невероятный секрет, — кэйа альберих. — я здесь… — чайлд замолкает на мгновение, — недавно. было бы… здорово, если кто-то вроде тебя показал мне город. тарталья снова лучезарно улыбается — милые ямочки на щеках же должны делать свое дело? он получает не менее очаровательную ухмылку в ответ, кэйа чуть наклоняет голову в бок, отпивая свой напиток. — всегда рад провести время в компании такого красавчика. он опирается локтем на барную стойку, смотрит на чайлда и подмигивает — моргает? — открытым глазом. смотрелось бы очень комично, если бы это был любой другой человек с повязкой на глазу. но не кэйа. однако чайлд все равно заливается — искренним, впервые за долгое время — смехом. он опирается на спинку стула, и вытирает руками невидимые слезы. — это был такой тупой способ склеить меня! — выдавливает между приступами неконтролируемого смеха гиены чайлд, — а почему не «милашка» сразу? кэйа, неожиданно, тоже веселеет. — я просто хотел произвести хорошее первое впечатление! чайлд практически успокаивается, замечая на себе обжигающий взгляд. — у тебя почти получилось. — почти? — наигранно удивляется альберих, вызывая улыбку у чайлда. — тогда я отказываюсь быть твоим прекрасным гидом по городу свободы, — он делает еще один глоток, и чайлд нечаянно заостряет все свое внимание на жалкой капле напитка, что медленно стекает по подбородку. он порывается вытереть ее, но останавливает себя. мало кому понравится такое вмешательство в личное пространство от незнакомца. но ладонь покалывает от невозможности прикоснуться к смуглой коже, и тарталья чувствует, как сердце снова делает лишний удар. если так пойдет и дальше, ему нужно будет проводить время не в тавернах, а в лечебницах. — о чем думаешь, чайлд? — ласковый голос возвращает тарталью в шумную таверну, с хмурым барменом, беззаботной атмосферой вокруг и непозволительно привлекательным альберихом прямо перед ним. чайлд беспомощно пожимает плечами. он не может просто сказать «о тебе», хотя это будет чистейшей правдой. он не может соврать, потому что его мозг не способен придумать сейчас дельную отговорку. но ему отчаянно хочется сказать хоть что-то, задержать внимание человека напротив еще на пару минут, и просто… — просто… — он говорит это вслух, и ужасается тому, насколько неуверенно звучит. кэйа заинтересованно придвигается ближе, и теперь его глаз больше напоминает сияющую во мраке звездочку, напоминает о чем-то таком знакомом и далеком одновременно. — думаю, что только что упустил шанс прогуляться с тобой, — он пытается улыбнуться — ярко и безмятежно, чтобы этой улыбке можно было поверить. потому что люди обычно верят чайлду и всей той чуши, которую он мелет, пока играет в дружелюбного парня. хотя, в городе свободы все иначе. чайлд все равно остается фатуи — а им никто здесь не собирается доверять. — может я все же передумаю, — мягко фыркает альберих, задумчиво уставившись на бокал. — не передумаешь. — хриплый голос раздается из-за барной стойки, и тарталья мгновенно выходит из своего лениво-меланхоличного состояния. слышится скрип стула; чайлд получает свой напиток из подозрительно горячих рук бармена, и становится свидетелем уж очень странной сцены. бармен резко выходит из-за стойки, поднимая за собой кейю — тот смотрит с затаенным предвкушением и… нежностью? — и хватает того за локоть, выводя к самому выходу. чайлду бы оторваться от них и попробовать напиток, но взгляд все так же направлен на кейю. тот держится в хватке бармена донельзя уверенно и вальяжно, но глаз, не скрытый повязкой, растерянно бегает по таверне. чайлду вдруг хочется, чтобы он остановился на нем. конечно, он не слышит ни слова, что с нажимом произносит рыжеволосый, продолжая со всей силы сжимать предплечья кейи. лишь видит робкую улыбку на понравившемся лице, и только от этого хочется почему-то послать все к чертям. тарталья берет напиток и делает внушительный глоток. вкус до отвращения приятен, и чайлд чувствует, как внезапная злость затихает. он вяло откидывается на спинку; на переферии — звуки чокающихся кружек, гомон, полупьяная болтовня, копна красных волос мелькает прямо перед глазами. чайлд моргает несколько раз — бармен рассерженно возвращается на свое место, хватает первый попавшийся бокал и начинает до хруста тонкого стекла тереть его. тарталье слышится… сопение? раздраженное, нервное, сердитое сопение. чайлд довольно — злорадно — хмыкает. а потом неожиданно понимает. он хочет вскочить; выбежать из таверны, обеспокоенно озираясь по сторонам, и вдыхать мондштадский воздух, надеясь встретиться с сиянием звезд лицом к лицу. найти блеск синих волос в полутьме улиц, и улыбнуться — по-настоящему. и получить такую же улыбку в ответ. чайлд хочет почувствовать запах кейи, дотронуться до гладкой кожи, провести линии-созвездия по его ключицам. коснуться мягких губ, и, если альберих не будет против — продолжить ночь в его номере. он почти идет на поводу у своих желаний, кажется, даже приподнимается из-за стойки, но в последний момент останавливает себя. он здесь не для этого. ему не стоит распаляться и уходить в мечтания, которые только отвлекают. ему стоит сосредоточиться на плане. в конце концов, какое ему дело до этих гордых мондштатцев, которых все равно не купить — ни улыбкой, ни вежливостью, ни морой.