Замечательный репетитор

Ненавидел всей душой, Ненавидел сердцем. За всю боль, что ты принес Расплатился честью. Никогда я не забуду, Как остался я один В жалкую минуту, Средь разрушенных руин. Наносил я вред себе, Разрезая руки. Не с кем было разделить Это чувство муки. Я не мог впустить людей, В сердце, что разбито. Люди делали больней, Но худое пережито. Ненавижу я тебя? Нет, наверно. Я виню здесь лишь себя Слишком чрезмерно.

***

      Примерно все началось осенью, когда начался учебный год. Я работал репетитором по изучению китайского языка и истории, как и всеобщей, так и истории Китая. На самом деле, я был довольно востребованным репетитором, так как у меня был немного своеобразный метод преподавания. Я постоянно устраивал какие-то прогулки, во время которых помогал ученику чувствовать себя как будто рядом с другом, что рассказывает последние новости из своей жизни. Родители не были против такого обучения, им было важно, что ребенок доволен и материал усваивается без особых затруднений.       Осенью я взял нового ученика, по имени Осиал. В целом, он был обычным студентом, как и большинство моих учеников. С Осиалом мы изучали китайский, так как он приехал прямиком из Америки, получать высшее образование. Я хвалил подобное рвение и жизненную позицию. Этот человек казался мне хорошим и неплохим по натуре.       Ровно, как и со всеми моими подопечными, мы разбирали китайский, как и занимались бумажной работой, так и просто гуляли и устраивали разговорные уроки. Так прошла целая осень, его навыки в языке стали восхитительными. Обучение шло к завершению, но почему-то именно в тот момент в нашем общении он стал проявлять себя более явственно. Чаще писал и звонил, звал на дружеские встречи, не касающиеся занятий. Я не хотел заводить новые знакомства, ведь мой график и так был забит битком. Тем более, мне хватало тех, кто у меня был на тот момент. Каждый раз я вежливо отказывался. Все еще не понимаю, почему Осиалу так было важно проводить время именно со мной. Я был весомо старше его самого и удивлялся, почему же он вечеринкам и веселым развлечениям совсем не уделял внимания, полностью отдавая его мне.       Однажды я даже поинтересовался, не хочет ли он вместо занятия сходить на концерт со своими однокурсниками или с красивой девушкой. Он лишь загадочно улыбнулся, сказав, что я намного интереснее других людей. Я не понял, в каком контексте он это подразумевал. Сначала, мне подумалось, что Осиалу просто нравится разговаривать с более осознанным человеком, что устоялся в жизни и имел свои здравые и рассудительные взгляды. Но все было иначе.       Через время я начал замечать, как он позволяет себе касаться меня слишком много. Я еще в то время считал, что излишние прикосновения не являются тем, что можно проявлять к каждому. Меня сильно настораживали его вечные подарки. Честно, я был рад такому проявлению внимания в мою сторону, но понимал, что заводить отношения со своим учеником — не самая хорошая идея.       Цветам в моем доме уже совсем не было места. Я слышал о романах между учителями и учениками, но никогда бы не додумался, что это рано или поздно коснётся и меня. Мне пришлось вежливо намекнуть Осиалу, что не хочу свою личную жизнь связывать с ним. Хоть это и были лишь мои догадки, но было очень трудно усомниться в том, что я нравился ему. Осиал на мой отказ лишь смерил холодной усмешкой. В тот день я понадеялся, что он отстанет от меня и, наконец, перестанет проявлять все знаки внимания, которые мне были совершенно не нужны. Не сказать, что мне не нравился Осиал или был противен, напротив, человек был совсем не плохим. Но вспоминая себя в годы юности, вспоминая своих друзей, я помнил, насколько ветрены были многие отношения в ту пору жизни. Связывать себя с человеком, что, скорее всего, после даже не будет меня вспоминать, было бы немного глупо. Я не из тех персон, что ищут партнера на одну ночь, чтобы забыться в проблемах. Я хотел найти любимого мне человека и просто хотел, чтоб меня любили.       К моему сожалению, Осиал не уступал, лишь надавливал сильнее. Я хотел отказаться от репетиторства с ним, но не мог просто отказать человеку, считая это дурным тоном. Тем более, в то время у меня были проблемы с переездом и деньги были нужны.       Прошел месяц. В тот день мы пили чай у меня дома, поскольку на вечерней прогулке нас застал дождь. Осиал предложил мне заняться сексом, пообещав, что после, наконец, отвяжется от меня. Все-таки я был прав, мужчине от меня совсем не была нужна любовь, лишь одна ласковая ночь. Я не готов был опуститься до уровня девушки легкого поведения. Вспылив в тот день, я наговорил бесконечное множество бессмыслицы, совершенно не стесняясь в выражениях, решив, что это последнее мое занятие с ним. Кажется, в тот момент он был совершенно спокоен и улыбался непринуждённо, будто это его не расстроило вовсе.        Я постарался подняться со стула, чувствуя головокружение. Наконец, встав со своего места, я ухватился за кухонный стеллаж, понимая, что вот-вот упаду. Осиал не предпринимал ничего. Его взгляд был глубоким и пугающим. Он смотрел, как я, ухватившись за голову, медленно спускался по стенке на пол, вскоре усевшись на него. Тело не слушалось, оно совсем онемело. Я мог мыслить и говорить, но невнятно, мне с трудом удавалось шевелить губами. — Я добавил в чай слабо действующие лекарство, оно совсем не навредит вам, лишь ослабит тело и все мышцы на какое-то время, — улыбнулся он мне.       Пребывая вне себя от ярости и попытавшись ударить человека напротив, я с ужасом понял, насколько мое положение было чертовски ужасным. Это сравнимо с сонным параличом или же с тряпичной куклой, что очень похожа на человека, но двигаться не может.       Осиал учился на медика, на самом деле я даже знал, что он промышляет изготовление подобных вещей. Я узнал это совершенно случайно, увидев уведомление у него на мобильнике, но решил промолчать. Тогда это меня совсем не касалось. — Я знал, что вы будите упираться и не согласитесь, поэтому, пришлось применить крайние меры, — Осиал поднял меня на руки и пошел в спальную комнату.       Я со страхом осознавал, что сейчас произойдет. В тот момент я корил себя за то, что был слишком доверчив и легкомыслен.       Усадив меня на мою же кровать, Осиал провел рукой по волосам, он долго игрался с ними, растягивая давящую тишину и мое волнение. Как же мне хотелось сбежать, уйти и никогда не возвращаться, когда он своими холодными руками касался моего лица и шеи, медленно расстегивал рубашку. Из моих глаз пролилась первая слеза, когда Осиал коснулся моих губ своими. Ему было плевать, абсолютно плевать на то, чего хочу я. Он просто воспользовался мной, лишив возможности даже говорить.       Заливаясь слезами горечи, я лежал на кровати и терпел несравнимый позор. Задыхаясь от возмущения и страха, от обиды и отчаянья, я хотел закрыть уши, чтобы не слышать никогда голоса, что делал мне пошлые комплименты. Он трогал мое тело, он целовал его в тех местах, каких я не мог показать никому. Это было личным, тайным, что вскрыли вот так просто.       Как только появились малейшие силы, я начал на пределе своих возможностей упираться и бороться с сильными руками, что так просто прижимали меня к кровати. Я молил, я упрашивал и надеялся, что меня услышат, послушают. Но какое ему было дело до своей очередной красивой игрушки, что можно было так легко лишить сил? Не знаю, было ли больнее телу, с которым так небрежно обращались, или душе, которую просто-напросто изуродовали и истерзали, но вскоре боль пропала, оставив пустоту.       Осиал так и оставил лежать меня на собственной кровати в холоде и темноте. В кромешном одиночестве, без сил и возможности подняться. Я смотрел в потолок и думал. О чем я думал, уже не помню. Точно не о сожалении или мести, наверное, о ненависти, как не странно, даже не к Осиалу, а к самому себе. Я ненавидел себя за мягкость и уступчивость, за робость и страх. Ненавидел себя из-за бездействия и нерешительности. Я просто ненавидел себя. В мучительных мыслях я уснул и проснулся с ними же.       Честно, я не хотел вставать. Я хотел остаться навсегда во сне, где меня никто не побеспокоит. Но я хотел пойти в душ, чтобы смыть с себя этот позор и следы моих ошибок.       В ванне я включил горячую воду и стал безжалостно тереть кожу мочалкой. Больше всего засосов Осиал оставлял на бедрах и груди, эти места я натирал тщательнее остальных. Я безудержно ревел, стараясь забыть о прошедшем. Я будто все еще чувствовал те отвратные прикосновения к моей коже и понимал, что не могу от них просто так избавиться. Взяв в руки лезвие бритвы, я сделал маленький надрез на внутренней части бедра, надеясь, что эта боль отвлечет от фантомных ощущений. Совсем не заметил, что порезы покрыли не только ноги, но и руки, и даже ребра. Я все еще не могу избавиться от этой привычки, хоть и пытался. Честно пытался, но если я прекращаю заниматься этим, то в момент сильных эмоций я наношу себе слишком много вреда, слишком много порезов и глубоких царапин.       После душа я осознал, что не ел очень давно, но мне как-то даже не хотелось. От еды воротило, кусок в рот не лез. Поняв, что работать я больше не могу, я решил уволиться. Это было очень грустным известием для многих моих учеников, но по-другому я просто не мог. Я не хотел вновь пережить то, что испытал ранее.       Все шло своим чередом, я редко выходил на улицу, предпочитая оставаться дома наедине со своими мыслями и думал, что же мне предстоит делать дальше. Нужно было обратиться в полицию с заявлением, но меня что-то неопределенное останавливало. Я боялся, признаюсь, я стыдился. Думалось мне, что нынешние знакомые и друзья просто высмеют мою ошибку и отвернутся от меня. Мне много писала Гуй Чжун, но я грубо игнорировал ее, даже не удостаивая ее кратким ответом. Что говорить о телефонных звонках? Я их не раздумывая отклонял.       В ночь второго дня мне написал Осиал. Я совсем позабыл заблокировать номер, хотя, зачем, если он сможет написать мне с другого?       Осиал:            *Вложение*       01.24       Осиал:            Я думаю, вы понимаете, что если не будите держать рот на замке, то это видео разлетится по всему Пекину. Только попробуйте обратиться в полицию. У меня есть хороший адвокат и невероятно отличная репутация моей семьи. Думаю, вы навлечете вред только самому себе. Жду нашей следующей встречи, Чжун Ли.              Он снимал тогда. Он снимал все время, пока вытворял эти вещи с моим телом. Я…Я испугался. Как раз в то время совершался переезд. Квартира была куплена, но ремонт не сделан. Я решил поскорее избавиться от всех этих угнетающих вещей. Как же хорошо, что я не успел сказать адрес Осиалу. Была возможность уехать и забыть об этом случае вовеки.       Как забавно получилось, что даже после смены номера телефона, квартиры, я до сегодняшнего момента вспоминаю этот страшный для меня день. Я по сей день выпускаю эмоции, раня свое тело.       Синяки от крепкой хватки и засосы заживали не без помощи лечебных мазей и лекарств. Прошло меньше недели. Я жил в наполовину пустующей квартире, перевезя только малую часть вещей.       Пока я стоял у зеркала и наносил ленивыми движениями мазь на ключицы, кто-то позвонил в дверь. Мне показалось, что это должна была быть соседка, которая пришла познакомиться. Быстро надев водолазку и брюки, чтобы скрыть неприятные следы, я направился к двери. Какой же был сюрприз увидеть Гуй Чжун, заливающуюся слезами около моей двери. — Не берешь трубки и не отвечаешь на сообщения, ни на мои, ни на мамины, — начала с ходу наступать сестра. — Бросаешь работу и резко, никому не сказав, переезжаешь чуть ли не в другой район. Как я это должна понимать? Я бегала по всему Пекину в поисках тебя. Живо объясняйся. — Как ты меня нашла? — Тут я задаю вопросы, — было видно, что она пребывала не в самом хорошем расположении духа.       Как позже выяснилось, сестра узнала, где я оформил прописку в нынешний момент. Мы долго молчали, сидя на кухне. Я не хотел ничего говорить. Вправду, мне было тяжко что-то сказать, смотря в эти родные глаза. Я наврал. От начала и до конца я говорил чистую ложь. Мне становилось тошно от самого себя, когда я делал вид, будто совсем ничего не случилось, будто совсем нормально так чисто врать дорогому человеку. Гуй Чжун слушала меня внимательно, не показывала свои эмоции. Она ни разу меня не перебила, смотря в упор. Я часто запинался и путался в словах, так часто бывает, когда я лгу, как минимум, потому что я врать совсем не умею. — Давай завтра прогуляемся. Ты выглядишь совсем неважно… — предложила сестра.       Я согласился на ее предложение. Совсем давно я виделся с Гуй Чжун и это был отличный повод проведения времени вместе. Возможно, у меня получилось бы отвлечься от гнетущих душу мыслей. Вечером сестра оставила меня одного. Это было хорошо, можно было осмылить пережитое за день и успокоиться. Привести мысли в порядок и придумать новые оправдания, на вопросы, которые наверняка будут завтра.       Утром Гуй Чжун утащила меня в парк. Мы очень долго гуляли, но при этом много молчали. Не решались заговорить друг с другом. Было очень неловко. После мы прошлись до кафе. Заказав еду, я с ужасом понял, что не могу к ней прикоснуться. Появлялся некий страх. Что, если это снова повторится? Но рядом же была сестра, я мог довериться ей. Но даже полностью безопасная обстановка меня не удовлетворяла. Я решил отказаться от обеда, хотя целый день ничего не ел. Кажется, такое поведение было подозрительным. Особенно, когда оно повторялось из раза в раз.       На следующий день сестра вновь встретилась со мной, под предлогом сходить в новый торговый центр, что открылся на днях. Мы решили пройтись по магазинам и посмотреть новые вещи для меня. Гуй Чжун была недовольна моим уж очень плохим вкусом в одежде. Она затащила меня в примерочную, всучив мне рубашку с рукавами по локоть. Сестра, кажется, специально выбирала одежду из тонкой просвечивающей ткани. Я смиренно надел вещь на себя. С ужасом понимая, что все оставленные Осиалом метки четко просвечиваются и их сложно не заметить. Не дождавшись разрешения, Гуй Чжун отодвинула шторку и увидела то, чего отчаянно боялась. — Кто это сделал? — прошептала она одними губами. — Ничего страшного, поверь, это было по обоюдному согласию, — из последних сил уверял я ее. — Синяки тоже? По обоюдному согласию? А твое убитое горем лицо? По обоюдному согласию? Перестань, Ли, мы знаем друг друга с малых лет, ты можешь сказать, я помогу. Ты обращался в полицию? — сестра так отчаянно плакала, мне было страшно за нее. — Пожалуйста, пойдем домой.       И дома я рассказал ей все. Все, что случилось той холодной ночью. Все, что тревожило мою душу и про все угрозы со стороны Осиала.       Гуй Чжун не смотря ни на что пообещала добиться правосудия в этой ситуации. Но разве это чему-то могло помочь? Я, честно, все еще не испытываю ненависти к тому человеку, только страх и сожаление. Да, я хотел раскаяния с его стороны, но не извинений, я понимал, что мне морально сложно будет снова увидеть этого человека.       Мы с сестрой все обсудили. Она решила мне помогать с психологической точки зрения. Я не хотел рассказывать и раскрывать свою проблему кому-то, кроме нее, поэтому, именно она была моим психологом, но, к сожалению, на малый срок. Все же, у нее есть семья и работа, к которой она должна была вернуться. Она хотела взять меня с собой, но я отказал. Не хотел вмешиваться в чужие отношения и чужую жизнь.       Гуй наняла мне личного психотерапевта и должным образом следила за прохождением моего лечения. Я его забросил быстро, даже очень. Мне было неприятно светить своими проблемами. У других людей они были серьезней, наверняка. Вскоре, я рассказал о произошедшем своему самому близкому другу — Сяо. Вернее сказать, он сам догадался. Всеми силами мальчишка поддерживал меня, гулял и уделял внимание. Это было приятно.       Через некоторое время я смирился. Ни в коем случае не смог забыть. Я все еще вспоминаю эти страшные минуты и небрежные прикосновения. Я все еще боюсь есть в кафе и ресторанах, все еще боюсь прикосновений и наношу себе вред. Но мне легче. Намного легче и свободнее.       Ты третий человек, который слышит эту историю. На самом деле, с появлением тебя в моей жизни мне как будто стало проще дышать. Легкие не сковывает холодная льдина. Кажется, в груди будто что-то теплое плещется.       Чжун Ли выдохнул. Все это время он рассматривал кружку в своих руках уже с давно холодным чаем. Чайльд сидел рядом и держал его за руку. Такого тактильного внимания захотел учитель. Он первый коснулся руки мальчишки и на протяжении всего рассказа держал ее очень крепко, иногда сжимая с большей силой. Тарталья гладил большим пальцем руку собеседника, стараясь успокоить и придать смелости.

***

— Чжун Ли, — педагог оборачивается после услышанного обращения. — Ты самый сильный человек, которого я когда-либо встречал в своей жизни. Ты самый лучший, прекрасный, смелый, безупречный и идеальный человек в моей жизни. Я никогда не дам тебя в обиду. Если ты боишься обратиться в полицию, это сделаю я. Я сделаю все, абсолютно все, чтобы ты мог жить, так, как ты заслуживаешь. А заслуживаешь ты любви, хоть и отрицаешь этого. — Это что, признание? — горько усмехается Чжун Ли. — Возможно, — на русском говорит Тарталья, хитро улыбаясь.       Позже, намного позже, Аякс узнает, что помимо китайского и английского языков, Чжун Ли довольно неплохо знает и русский.