Qui est un enfant naïf maintenant ?

Какого это быть второстепенным героем в жизни человека, которого любишь больше, чем жизнь? Какого это осознавать, что твоё солнце плачет по какому-то мудаку, вместо от радости слов из честных уст "I love you" Или какого это осознавать, что ты нужен только тогда, как наступает затмение солнца? Что же такое любовь? Процесс, явление,а может быть эмоции? "У любви нет точного определения, ее нужно почувствовать" Какой же сильной личностью нужно быть, чтобы все осознавать, но отстаивать свое. Достоевский уже давно любит Чую. То ли год, то ли месяц, но суть не в этом. Фёдору больно смотреть на его плачевное состояние. Он злится, но не на мафиози, а на его детскую наивность. Накахара словно брошенный щенок, кто кормит - тот хозяин. Здесь тоже самое. Каждый прохожий может указать на звезду рукой, наполнить человека мечтами, а потом же все это разбить, как стекло. Разбить все мечты, все ожидания и цели. А что тогда? Тогда щенок идёт искать другого хозяина. Очередное предательство, просто насмешка, задорность - каждый раз рыжик приходит к нему с опухшеми от большого количества слез глазами. Мужчина заглядывает все ещё в детские, манящие глаза, просящие о помощи столь ледяного существа, и оно не отказывает. Очередной раз русский усаживает своего щенка на диван, укрывая несколькими слоями одеял да так, что тот становится похожим на гусеницу. Каждый раз Фёдор достаёт любимое вино возлюбленного, наливает по бокалам. Достоевский знает, что он все равно не выпьет ни глотка, потому что будет слишком озабочен чужим состоянием или же зачарован как пухлые губы отпивают жидкость. Достоевский хочет прикоснуться к ним. Без разницы как. Губами или пальцами, просто крик в голове: "Сделай это!" Но нет. Фёдор невольно машет из стороны в сторону головой, отгоняя мысли и настраиваясь на слушанье очередных матов, ругательств на того самого. Дазай. Это имя русский не хочет слышать больше всего, даже сильне, чем сам пострадавший. Этого он сам не понимает. Зависимость? А может чувство беспокойства? И в правду, до этих пор ему ни разу не приходилось ни о ком по-настоящему беспокоится. Очередной громкий хнык отвлекает русского от размышлений. Налив новую порцию, Достоевский берет куколку за края и прижимает к себе. Некогда холодное существо дарит тепло солнцу, иронично ведь так? Но в этот раз он не сдерживается. Убрав рыжие пряди с лица, он своими руками убирает слезы, а после аккуратно целует в лоб, щеки, нос, за ушком. Да хоть куда. Достоевский готов полностью расцеловать лицо. Накахара недовольно жмурится, фырчит как лис, но терпит, он принимает тепло русского, но ничего не даёт в ответ. Пока что... Чуя снова морщится, давая понять, что ему уже жарко. Фёдор откидывает все одеяла в сторону, ведь сейчас не до них. Неожиданно для обоих, мафиози резко обнимает Достоевского, так крепко,что все встало на свои места. Солнце светит льду, и тот тает. Да, русский расстял в той же фальшивости. Qui est un enfant naïf maintenant ? Мужчина улыбается, охватывая бесполезные лучи тепла. "Наконец-то я стал важнее" "Наконец-то оно моё" Зрачки демона сузились и начали нервно двигаться из стороны в сторону Достоевский крепче сжимает хватку, от чего рыжий недовольно попискивает. Но сейчас плевать, Фёдор добился того, что хотел пусть и болезненно. Когда не остаётся опоры, появляется он, герой своего солнца и заставляет гореть его снова, но уже не фальшивыми обещаниями и пустыми словами. Мужчина верит, что солнце будет гореть сильно и жарко, как прежде, что солнце создано для него. Он мечтает о симбиозе в отношениях, мечтает, чтобы каждый заставлял каждую прожитую минуту вместе гореть ещё сильнее, гореть до конца жизни. Он убирает руки со своего мафиози и заглядывает в чужие глаза. Они уже не полны печали. Голубые глаза смотрят с добротой и теплом, с любовью и преданность, а аметистовые глаза в свою очередь так же. Холодные тонкие пальцы обвивают горячие щеки и притягивают к лицу... А после прикосновения, много. Чужие губы касаются других, оставляя горячие воспоминания, по крайней мере для русского. Тонкие пальцы спускаются к плечам и не снимая одежду убирают преграды. Холодные губы оказываются на горячей коже, оставляя фиолетовые следы. Накахара вздыхает каждый раз как Достоевский останавливается и смотрит в глаза, наблюдая за реакцией любовника. Чуя кивает, давая понять, что можно продолжить. Русский томительно продолжает выполнять ту же работу, заставляя, дразня, все больше смущаться мафиози. Накахара не выдерживает и начинает постанывать, а Фёдор победно ухмыляется. Достоевский мог бы продолжать дальше, но ему самом не терпелось заняться пополной. Шаловливые тонкие руки тянутся дальше вниз уже окончательно снимая одежду. Накахара прикрывает лицо ладонями от стыда, но это не устраивает демона. Он заканчивает с одеждой, а после нежно берет чужие руки на лице и целует, все так же нежно. Чуя жмурится и краснеет, но продолжает позволять трогать себя во всех откровенных местах, только для Фёдора, он будет сиять только для него.