Жвачка

Предпоследний день съёмки клипа подходит к концу. На часах уже давно за полночь, цикады за окном поют свою какую-то мантру, явно повествующую о том, какие в Италии прекрасные летние ночи. Путь от этой студии до их совместного дома занимает, ни больше ни меньше, минут 30. А студии ли? Бетонный пол и облезлые стены можно назвать студией? Единственное, что указывает на то, что здесь только что снимался клип — барабанная установка, пара гитар и кипа шмоток прямо на полу возле. Никто не потрудился их повесить на вешалки, потому что они — отработанный материал. Это Лео придумывал сценарий и визуал клипа. Это Лео опошлил песню настолько, что заставил Дамиано надеть на себя комплект женского кружевного белья с чулками и высоченные каблуки. Не то чтобы тот был против, просто… рассуждения Итана прерываются настойчивым щелчком пальцев прямо напротив расфокусированных глаз. — Эй, ты чего завис? Покурим? — Дамиано уставший, видно это невооружённым взглядом. — Да, было бы неплохо. — Тяжёлые шаги к крыльцу и красный огонек зажигалки, любезно протянутый Дамиано. Летняя ночь в Италии и правда прекрасная. Какая-то успокаивающая и совсем безветренная. Можно не переживать за то, что сигарета стлеет всего через три затяжки. Эта ночь дарит ощущение свободы и ложное чувство того, что завтра никуда не надо. Как жаль, что это неправда. И как хорошо, что завтра все это закончится. Полностью отснят материал, где Дамиано поет, а значит, остались только мелкие перебивки между этими кадрами. Бог знает, что там Лео напридумывал. Возможно, ещё более откровенные наряды? Может, Дамиано с Томасом и вовсе потрахаются прямо на бетонном полу этой обшарпанной студийки? Нет, будет явно лучше, если они сделают это на моей кухне.* Ревность? Определенно. Сколько лет можно смотреть на целующиеся затылки этих двух, тайно желая оказаться на месте Томаса? А у Лео на это все один ответ — фансервис. Глупое слово, абсолютно бесчувственное. Опять рассуждения прерываются, но уже не щелчком, а громким: — Итан, ты опять зависаешь. У тебя все хорошо? — взгляд у него взволнованный. От этого почему-то хочется заулыбаться всему миру. Были бы силы. — Все в порядке, просто устал. — кажется, Итан ошибался, когда говорил про то, что сигарета не истлеет, через три затяжки. Виной этому явно не безветренная ночь. Просто он и вправду устал. — Хорошо. Скоро поедем домой, ребята уже собираются. Так и быть, выпрошу у Лео поспать на часик больше, нам всем нужны силы. Не отставай. — Дамиано тушит окурок о тяжёлую подошву мартинсов, а после выбрасывает его в урну. Медленно направляется к машине и садится на переднее сидение. Даже через тонированное стекло автомобиля видно, как Дамиано устало выдыхает и откидывает голову на кожаный подголовник салона. Отчего то Итан чувствует себя идентично выброшенному бычку. К слову, Лео не дал добро на сложенные ладошки и по-щенячьи грустный взгляд Дамиано с просьбой поспать ещё чуть-чуть. Вставать пришлось ровно в 6:45, чтобы успеть хотя бы смыть вчерашний потёкший макияж и почистить зубы. Он уверен, что никто из ребят не смыл смоки ночью, потому что все были слишком вымотаны. Ну....может Вик смыла. Возможно, даже Томас, но точно не Дамиано, нет. Это исключено. Он никогда не заботился о состоянии своей кожи должным образом. Наверное, поэтому он получал неоднократные шутки в его сторону от Томаса, который заявлял, что Дамиано выглядит намного старше своих лет. По пути на студию все настолько сонные, что даже не с первого раза замечают елозящую по сиденью машины Вик, которая просит Лео остановиться у какого-нибудь ближайшего кафе, чтобы взять всем перекусить. Потому что прошлые два дня они питались только воздухом, сигаретами и кофе. Молодцы, гастрит обеспечен. — Ну Леооо… Это не займет и 10 минут. Я правда быстро! — она начинает скулить, что неумолимо действует на нервы. — Вик, я не могу, нас уже заждались. Вы хотите, чтобы вас запомнили как самую непунктуальную группу? Смотри куда прешь, идиот! — Лео шипит и громко выдыхает из-за автомобиля на соседней полосе, который так не вовремя их подрезал. — Причем здесь это? 10 минут погоды не сделают. — В разговор вклинивается вечно голодный Томас. — Не говорите мне под руку! Я же сказал нет, что здесь непонятного? Просто закажем еду туда. — все ещё разозленный из-за водителя, Лео начинает стучать пальцами по обшивке руля, что в дуэте с тикающим поворотником создают одну из самых жестоких пыток для сонного мозга Итана. Удовлетворенные ответом, Томас и Вик успокаиваются и вся оставшаяся поездка проходит в тишине. Странно, что за все время Дамиано не проронил ни слова. Смотря на него через зеркало над лобовым стеклом, в памяти всплывает его вчерашний наряд. Не кружевное женское белье с чулками, нет. И даже не блядский кожаный корсет горничной для какой-то черной порнухи. В голове четко засел образ Дамиано с ебейшей черной помадой на губах, в майке-сетке и в максимально обтягивающих задницу белых брюках. Итан помнит, как разговаривал с Дамиано на перерывах и его глаза, будто примагниченные, сами по себе искали его соски, которые выступали точно в дырочки этой сетки. Все чего он желает, так это иметь право спуститься ниже, к тому самому соску с пирсингом, нежно обвести его языком и почувствовать холод металла. Вот бы покрутить эту серёжку у себя во рту, чтобы даже Дамиано было слышно, как она приятно цокает о зубы Итана… От этой воображаемой картины, внизу живота начинает давить. Итан понимает, что скрыть возбуждение, если так продлится и дальше, у него не получится. Он принимает решение зажмурить глаза и перестать думать о таком Дамиано. Как на зло разум подкидывает картинки с ещё большим развратным содержанием. Боже, Итан. Вдох — выдох. Только не перед приездом в студию. Думай о мертвых щеночках, Итан! — Мы приехали. Сейчас по плану визажист. Потом подойдёте и мы обсудим, кто с кем будет в парах. — Ого, надо же, мы это разве обсуждаем? Итан думал, что все это уже предрешено: Дамиано с Томасом или Вик, а Итану так… кто достанется в зависимости от выбора Дамиано. Целых полтора часа сидеть у визажиста на высоченном кожаном стуле, когда в тебя светит минимум дюжина лампочек, это то ещё удовольствие. Подвести нижнюю слизистую, пальцем абы как размазать черные тени по подвижному веку, и вуаля! Настоящий гранж макияж готов! Но если бы Итан знал, что будет дальше, он бы с радостью остался в кресле на ближайший год. Жалко, конечно, что кондера нет, и жопа прилипает к кожаному стулу, но ничего, он потерпит. - Сначала снимают Вик и Томаса, потом уже тебя с Итаном. Подойдёшь к Саманте, она даст вам одежду — краем уха Итан выцепляет эту фразу из разговора Лео с Дамиано, и его сердце делает кульбит. Оно стучит очень гулко, разрядами отдается куда-то под ребра. Переживает. Это не было самым страшным. Когда они уже накрашены, уложены и одеты, сердце Итана падает в пятки от обыденно сказанных слов Лео о том, что они с Дамиано должны растянуть жвачку изо рта друг друга. — Почему именно мы с Дамиано? — выпаливает явно раньше, чем об этом подумал. Он опускает глаза в пол, и нервно теребит пальцами шифоновую ткань белой рубашки. — Потому что вы с Дамиано смотритесь вместе, тем более фанатам это понравится. — без права оспорить, Лео отчеканивает это очень громко и с толикой пренебрежения голосе, разворачивается и идет к Тому. Точно, как Итан мог забыть. Фансервис. Это бы не было проблемой, если бы не было так больно. С Дамиано хотелось по-другому. Не на камеру, не для чужих глаз и уж тем более не для того, чтобы фанатам понравилось. С ним хотелось по-настоящему. Хотелось ощущать, трогать, гладить и целовать. Иметь право делать это в любой момент, когда захочется. Хотелось принадлежать. Ощутить его руку в своих тяжёлых волосах, а потом скулить от желания. Хотелось раз и навсегда, только с ним одним. Одно ясно: об этом мечтает только Итан. У Дамиано есть Джорджия, Томас и Виктория. Итан для него всегда останется парнем во втором ряду, которого даже камеры снимают очень редко. Он чужой для них. — Итан? Это будет для тебя проблемой? Давай попросим вовсе убрать этот кадр, если это потребуется. — у Дамиано взгляд опять взволнованный, как было вчера, на крыльце. Только теперь улыбаться всему миру не хочется. — Нет, все хорошо. Я просто подумал, что тебе может быть неприятно это делать со мной, ведь Вик и Томас ближе для тебя. — когда же он поймет, что смотреть в пол означает то же самое что напрямую сказать человеку: " Смотри! Мне неловко и я волнуюсь!» — Бред. — и все. Он не говорит больше ничего. Просто берет со стола пачку жвачки и начинает вызывающе, без капли стеснения, растягивая пальцами и, глядя прямо в глаза Итана, жевать. Причмокивает, чавкает, облизывает пальцы и все также неотрывно смотрит. Змей искуситель. Сукин сын. Он даже не знает, что творит. — Ребята, уже всё готово. Вы можете начинать.- в эту нелепую гляделку влезает оператор. Спаситель. Жвачка розовая и пахнет бабл гамом. По всей видимости, Дамиано жевал всю пачку, потому что если он положит этот огромный розовый ком себе за щеку, будет похож на хомяка, что был у меня в детстве. Сердце стучит как бешеное, низ живота скручивает тугой узел, а дыхание захватывает, когда Дамиано едва прикасается к губам Итана, чтобы передать розовый слюнявый комок. Это ведь даже не поцелуй. Жвачка тянется, а в голове набатом звучат слова Лео о том, что все это — просто фансервис. Дышать становится тяжело. В ушах звенит. Была бы здесь его сестра, он бы незамедлительно спросил, как в детстве: «В каком ухе звенит?» И она бы угадала. У нее вообще какие-то способности есть, он в этом не сомневается. Но сейчас только одна цель — выйти из этого душного помещения. И он срывается. Заикаясь, извиняется перед оператором и Дамиано, сбегает в туалет. Мысли сбиваются в кучу, как простынь после бессонной душной ночи. Облокотившись крепкими руками на мраморную раковину и глядя на себя в мутное зеркало он понимает, что влип. И влип бесповоротно. Длинные и черные как смоль волосы превратились в сосульки, будто Итан не мыл их, как минимум, неделю. Потное лицо начинает искривляться в немой истерике и все, что он просит у высших сил, так это то, чтобы именно в этот момент никто сюда не зашёл. Видимо, у высших сил на Итана свои планы. Кто-то стучит в дверь тремя короткими стуками, будто боясь побеспокоить. Этот кто-то знает, что Итан здесь, иначе какой резон стучаться в туалет с кабинками? Ответа этому стуку не следует, поэтому за дверью еле слышится чужое тяжёлое дыхание, а после: — Это Дамиано. Я могу войти? — на самом деле, Дамиано очень тактичный и вежливый человек, несмотря на его образ. Он никогда не скажет лишнего и как сейчас, всегда спросит разрешения войти. Наверное, именно в эти черты характера влюбился Итан. Безбашенный, с абсолютным отсутствием чувства стыда на сцене и ранимый, чувственный мальчик для близких. Вот же повезло Джорджии. Стук в дверь больше не повторяется и даже голоса за ней не слышно. Зато сквозь пищащий звук в собственной голове до Итана доносится скрип двери. О какой тактичности он там говорил? — Ты так быстро сбежал, что-то произошло? — интересуется Дамиано, немного наклонив голову в бок — читает эмоции на лице барабанщика. — Там было слишком душно, я решил умыться. — врать он не умеет, но кто-то разве запрещал? — С тобой что-то неладное, это не заметит только слепой. Если у тебя проблемы, ты всегда можешь выговориться мне, я тебя всегда выслушаю Мы же семья. — если честно, сейчас воспринимать слова этого человека всерьёз очень тяжело. Он стоит в маленьком кружевном платье, что едва закрывает край белых трусов и задвигает разговоры на такие темы. От этой картины пересыхает в горле и хочется смеяться или биться головой об стену. Он ещё не решил. Но выбирая путь наименьшего вреда себе, он отдает предпочтение первому варианту. Ведь Итан прекрасно знает, что уже достаточно навредил себе, влюбившись в Давида. Все проходили это, но ещё никто не вышел из этой битвы победителем. Вот и Итан, очередной дурачок, наступивший на те же грабли, по которым прошлась добрая половина Италии и не только. Он может рассуждать на эту тему бесконечно, пока не сядет голос, но сейчас он смеётся. Смеётся истерично, пока не начинают литься соленые слезы из глаз, а тело рефлекторно сгибаться и сползать по стенке вниз, к мраморному полу. Наверное, в глазах Дамиано он умалишённый. Есть смысл оправдываться, когда все и так проебано? — Итан, боже… — он спускается на колени рядом с барабанщиком, бережно убирая длинные пряди волос за ухо, нежно проводит ладонью по его лицу. Все, о чем думает Итан, так это о том, что эти жилистые, безумно ровные и сексуальные ноги совсем не смотрятся на пыльном холодном полу уборной. — Все наладится, я обещаю. — эта клишированная фраза подразумевает под собой скорое успокоение, но для Итана она действует, как спусковой крючок. — Мне так больно, Дам. Каждый раз, когда ты уезжаешь в Рим к Джорджии, когда ты целуешься с Томасом, когда заигрываешь с Вик, мне так чертовски больно. — захлёбываясь в собственных горячих слезах, он чувствует, что на щеке, где было раньше тепло чужой руки, стало прохладно. Итан поднимает красные глаза на Дамиано и решает продолжать. Лучше договорить до конца и быть выгнанным из группы, нежели все оставшуюся жизнь хранить эту непосильную тайну. — Я понимаю, что не имею права у тебя просить другого отношения к себе, но мне было бы достаточно простых дружеских объятий и разговоров о том, как прошел день. И я бы никогда не рассказал тебе об этом, прости за это. Дамиано поднимается с холодного пола, почему-то медлит. Тянет руку Итану, чтобы поднять и его. Мысли путаются сотый раз за эти сутки. Для чего? Чтобы было удобней врезать? Так даже было бы легче для драммера, чтобы физическая боль затмила ноющую, сковывающую боль в груди. Тем не менее, руку протягивает. С характерным стоном поднимается на ноги и вот вот норовит рухнуть обратно, но стена оказывается ни как кстати. " Вот архитекторы! Молодцы!» — сам себе мысленно язвит Итан. — Знаешь, я не умею словами выражать свои искренние чувства. Ты, наверное, заметил это. — поэтому он не будет барабанщику читать нотаций, а просто вмажет по скуле. — Но я умею кое что другое. Итан жмурится, готовясь к удару в любую секунду, но ничего не происходит. Абсолютно ничего. В уборной полная тишина и бездействие. Но это только пока Итан опасливо не открывает глаза. Перед ним стоит Дамиано и подозрительно щурится. «Тоже тронутый.» — запоздало доходит до Итана. Дальше случается то, что барабанщик меньше всего ожидал. Теплые губы с привкусом табака и жвачки на своих собственных. Это не срыв эмоций от победы на Евровидении и не для того, чтобы разделить жвачку для сцены в пошлом клипе. Поцелуй даже лучше, чем каждую ночь, стоя под прохладным душем, представлял себе Итан. Дамиано колючий из-за утренней щетины, но такой теплый и приятный. Сейчас. Рядом с ним. Не для камер. Поцелуй долгий, чувственный и настолько влажный, что ноги Итана подгибаются, а на кончиках пальцев чувствуется приятное покалывание. С причмокивающим звуком, Дамиано отстраняется первым. Воздух в лёгких заканчивается, нужно срочно восстановить дыхание. Дамиано на пределе, он возбужден настолько, что перед глазами сверкают цветные мушки. Итан борется с застёжкой крохотного кружевного платьица, чтобы свершить свою давнюю мечту. В черном платье с белым воротником Дамиано походит на развратную школьницу, что распаляет обоих ещё сильнее. Расстёгивая платье, он берется за края подола и медленно, вынуждающе тянет его вверх. Откидывает его куда-то на раковины, совершенно не заботясь о том, что это, между прочим, ещё не отснятый материал! А то, что в любой момент, в туалет этой студии может зайти кто угодно их, видимо, тоже не волнует. — Боже, что ты творишь… — теперь Итан слышал, как на самом деле стонет Дамиано. Не так наигранно, как на сцене, а задыхаясь и немного поскуливая. И господь, он готов слушать это вечность. Итан припадает губами к колечку в соске. Он так давно мечтал это сделать… Обводя языком чувствительное место, он замечает, как Дамиано в его руках мелко подрагивает. Видимо, солисту настолько надоела медлительность Итана, что он решил взять ситуацию под свой контроль. Он запускает ладони в тяжёлые, пахнущие лаком, волосы Итана и целует. Целует не так, как в первый раз, а страстно, до боли в челюсти. Пересчитывает языком зубы Торкио, проходится по дёснам и кусает губы. Без шуток, это лучший поцелуй Итана. Он толкает его ближе к раковинам и заставляет сесть на мраморную столешницу. Расставляет руки по обе стороны от бедер барабанщика, а сам спускается поцелуями к животу и слегка заметной дорожке волос. Неспеша опускается на колени, подхватывает кожаную ткань брюк и тянет вниз вместе с бельем. Щекой трётся о внутреннюю сторону бедра и рефлекторно сжимает свой член сквозь тонкую ткань белых трусов. Сжимая член Торкио у самого основания, он поднимает глаза и смотрит тем же щенячьим взглядом, что и тогда, когда просил у Лео поспать чуть-чуть подольше. Шумно выдыхает. Только от этого вида пальцы ног Итана поджимаются и он готов кончить. Как только язык Дамиано касается головки члена Итана, он чувствует, как кровь дикой, горячей волной проходится по всему телу и задевает каждый нерв. Он просто не может в это поверить. Все, что здесь происходит — нереально. Дамиано, по-блядски стоящий на коленях и вылизывающий его, Итана, член, ему явно снится! — Ущипни меня. — с придыханием просит Итан. Дамиано, смотрит непонимающим взглядом снизу вверх и, не вынимая члена изо рта, бормочет что-то типа «че?». Одним словом — пиздец. Двумя — полнейший. Созданная вибрация выбивает из Итана протяжный стон. Смотря на Дамиано, кажется, что он родился с членом во рту и это его призвание. Он с таким упоением вылизывает каждую венку, толкается языком в маленькую дырочку уретры, будто это единственное, что он умеет делать в жизни. Что там Итан говорил про то, что Дамиано с розовым комом за щекой похож на хомяка? Он ошибся. Настоящий хомяк здесь, с его членом в глотке. Когда Дамиано берет до конца, барабанщика прёт. Он дрожащими руками пытается поймать за волосы Дамиано и оттянуть ее в сторону. Когда до солиста доходит, что Торкио пытается сделать, он мертвой хваткой вцепляется в бедра Итана и принимает все до остатка, смачно вытирая рот рукой. Оргазм бьёт через край, в ушах стоит гул, сердце бешено колотится, а на лице напротив глупая, счастливая улыбка.

***

Чуть позже, когда на интервью у группы спросят про секс перед концертом, Итан без зазрения совести скажет «Да». Потому что теперь есть с кем. *Кухня — барабанная установка на сленге драммеров.