Вкус тофу и горечи жизни

      Пылающее солнце обдает сухую кожу жаром. Под ногами горячий песок, смешанный с грязью и кровью. Вокруг слишком громко: крики толпы смешались в один гулкий рой, жаля барабанные перепонки. — Дамы и господа, поприветствуйте лучших из лучших! То, чего мы так долго ждали. Надеюсь все успели сделать ставку на своего любимчика! — задорно хрипит громкоговоритель на столбе. — Давай, Алатус, покажи на что способен! — с громким смехом кто-то толкает его в спину, и юноша оказывается в самодельной клетке из железных прутьев. Они ограничивают пространство над головой, отрезая от желанной свободы. Сама клетка достаточно большая для показушных "выступлений", но слишком маленькая, что б что-то утаить от чересчур любопытных глаз. Внутри — смертельное поле битвы. Дверь за спиной с лязгом захлопывается, и Алатус понимает: выхода нет. В другом углу стоит его оппонент. Жгучий солнечный диск слепит глаза так, что разглядеть фигуру практически невозможно. Алатус знает, что победителем выйдет только один. О побеждённом же мгновенно забудут. Публика, как маленький нахальный ребенок, любит красочные леденцы, а не валяющиеся на полу обёртки. Победителя будут одаривать громкими криками поддержки и похвалы, а тело проигравшего уберут чуть позже. А что с ним будет дальше даже думать не хочется.       Алатус прикрывает глаза, делая глубокий вдох. Кто-то сзади любезно подаёт сквозь отверстие между прутьями – достаточно широкое, что б просунуть руку, но слишком узкое, что б сбежать – копьё. Алатус не оборачивается, ловко перехватывает оружие и удобнее перекладывает его в руке. Когда оппонент подходит ближе, Алатус видит улыбку и голубые полные искренности глаза. Он отшатывается назад, упираясь спиной в раскалённые жаром солнца прутья; хватка слабеет, и оружие едва ли не выпадает из руки. Алатус жмурится в надежде, что ему показалось. Фигура мягкой поступью неспешно приближается. Легонько покачивается, сложив руки за спиной, будто прогуливается по парку летним деньком. — А-ла-тус, — тянет каждую букву, будто издеваясь. Алатус сжимает челюсть, скрепя зубами. Снова его искалеченный разум транслирует искажённое прошлое. Возвращает во времена, когда девизом его жизни было "убей или умри". Он устал от бесчисленных сражений. Устал приносить страдания невиновным на радость публике. — Отсюда выйдет живым только один, ты же знаешь правила, — по-детски хнычет голос. Алатус помнит перепуганные глаза цвета чистого неба. В тот день мальчишка лет десяти стоял перед ним стыдливо озираясь по сторонам. Публика ревела, а чёрные ушки от громкого рёва толпы прижимались к голове. Худые ручки еле удерживали оружие, никто уже и не помнит какое, но явно большевато для мальчишки. Это был, кажется, второй или третий его бой, и было очевидно: от него решили просто избавиться. Столкнуть с более опытным противником, без шанса на равное сражение – эти аристократы всегда перекладывали вину на кого-то другого, заставляли пачкать руки кого-то другого. — Бейтесь уже, чего застыли! — публика недовольно взревела, сзади предупреждающе ударили по прутьям. Алатус выдавил тихое "прости", направляясь к перепуганному мальчишке. Каждый шаг Алатуса заставлял юнца пятится назад на три, пока спина не врезалась в горячий металл. — Подожди, может поговорим? Это ошибка, я же... Я же умер тогда. От твоих рук между прочим, — испуганное лицо приобретало злобную гримасу. Рот исказился в жуткой ухмылке, а глаза чернели с каждой секундой, будто сама бездна неспешно пробуждалась, проникая в глубь сознания, обволакивая его липкими и скользкими конечностями, желая вырвать израненное боями сердце. — Замолчи! Вы все, замолчите я сказал! — крик растворился в гулкой толпе, что с каждой минутой активнее жестикулировала. Нарастающий шум в ушах больно бил по барабанным перепонкам. Взмах рукой — и острый конец копья пронзает насквозь тело деформированной иллюзии. Она корчится, хрипит, харкается красной, почти что человеческой, кровью. — Ох-хох, — смеётся так противно, что хочется заткнуть себе уши, — тебе так нравятся чужие страдания, Сяо? Ты думал, что сможешь отмыться от грехов, просто сменив имя? Как безрассудно! — Нет. Оставь меня в покое. — Сяо-о. — Сгинь прочь! — Сяо... — Сяо, — резко открывая глаза, юноша видит размытый силуэт перед собой, что трясёт за плечо. Инстинктивно Сяо елозит по постели рукой, пытаясь найти оружие для защиты; нервно мечется, но его удерживают на месте, чуть надавливая на плечо. Спустя пару секунд зрение фокусируется на фигуре Чжун Ли перед собой. Слегка нахмуренные брови и сжатые в тонкую полоску губы выдают его беспокойство. Сяо бегает глазами из стороны в сторону, а потом переключает внимание на водопад распущенных волос, что струятся по спине и плечам, переливаясь в свете луны. — Что случилось? Я слышал крики, — Чжун Ли всматривается в лицо подопечного, пытаясь понять, что происходит. Нужно что-то ответить, объясниться, нельзя просто молчать. Сяо облизывает пересохшие губы кончиком языка, открывает рот, ведь от него ждут ответов. Терпение хозяина не железное, и юноша всеми силами старается протолкнуть мерзкий ком в горле, выдавить из себя хоть какой-то звук. Сказать, что не о чем волноваться, что это глупое недоразумение... Но вместо этого тихий полухрип заставляет Чжун Ли придвинуться ближе, что б расслышать хоть что-то: — Можно прикоснуться к вашим волосам? — Что? — глаза Чжун Ли чуть расширяются. Он с секунду смотрит с непониманием на подопечного, пытаясь сообразить правильно ли расслышал его слова. — Они такие красивые... Я приму любое наказание, только разрешите их потрогать, прошу? — взгляд Сяо затуманен, но искренний — Чжун Ли это подмечает, когда свет Луны падает на лицо подопечного — грудная клетка вздымается от частых вдохов, ушки слегка подрагивают, но сам Сяо пораненным не выглядит. Скорее несчастным, сонным и будто бы находящимся где-то не здесь. — Можно, — кратко бросает Чжун Ли. Сяо бормочет что-то нечленораздельное, но в его голосе можно уловить несколько радостных ноток. Юноша аккуратно касается одной рукой передней прядки волос, будто боясь повредить. Пропускает сквозь пальцы мягкий локон, поднимается выше и выше на уровень глаз. Встречается с двумя холодными светящимися в темноте огнями взглядом и резко, будто облитый ледяной водой, отшатывается, принимая сидячую позу. Дрожь пробирается по спине вниз вдоль позвонка. Воздух резко холодеет до такой температуры, что больно сделать вдох. Сяо сдавленно бормочет "Простите", старается унять озноб, трёт холодные пальцы под одеялом. Дышать становится всё сложнее, юноша хватает воздух ртом и роняет на кровать несколько слезинок. Через несколько секунд уже целый ручей бежит вниз по бледным щекам, и Сяо не знает, куда себя деть. Нужно держать себя в руках, но подбирающаяся паника перекрывает доступ к кислороду. Перед глазами всё расплывается и рябит, фокус теряется окончательно. Сяо хочется растворится, исчезнуть с глаз долой, залезть в тёмную будку и не вылазить как минимум несколько суток. Стыдно быть слабым, стыдно перед хозяином. Сяо думает на что он вообще годен. Рой мыслей заполняет голову, заглушает внешние шумы и даже звук биения собственного сердца. Он думает о том, как скоро его выкинут за дверь, ведь зачем нужна игрушка, если она поломанная. В голове по привычке прокручивается заезженная пластинка с извинениями на подсознательном проигрывателе. Мелодия из обещаний стараться больше и стать лучше утихает, когда Сяо бережно приподнимают и заключат в тёплые объятия. На секунду юноша замирает и шмыгает носом. Чжун Ли лишь молча поглаживает подопечного по спине. Сяо не видит лица, не может уловить никаких эмоций, и это пугает больше всего, ведь на опережение думать не получается. Дёргаться тоже бесполезно — держат его крепко, но заботливо из-за чего в голове возникает странный диссонанс. Сяо утыкается носом в ключицу и позволяет тихим всхлипам заполнить комнату. Чжун Ли не говорит ни слова, продолжая поглаживать подрагивающее тело. Сяо не знает сколько времени прошло с того момента, однако обнаруживает, что дорожки слёз на щеках уже высохли, контроль над телом возвращается, и дышать стало чуть легче. — Успокоился? Расскажешь, что случилось? — когда юношу наконец отпускают, он стыдливо опускает взгляд вниз и кивает. — Просто кошмар приснился. Извините за доставленные неудобства, — Чжун Ли еле слышно выдыхает. Хорошо, что его опасения насчёт чего-то более глобального не подтвердились. — И как часто это бывает? — Сяо думает, что пытаться что-то скрыть было бы глупейшей идеей, даже если очень хочется. — Довольно часто... Мне снится прошлое и... — тараторит юноша когда воспоминания болезненно мелькают в голове, и Сяо думает, что приступ паники снова позорно поглотит его разум и тело. — Дыши медленно, не торопись, — советует Чжун Ли, и Сяо с удовольствием прислушивается —вдыхает медленно через нос и выдыхает ртом, отгоняет назойливые мысли, продолжая рассказ: — Мои члены семьи...И просто невинные умирают снова и снова... Мне приходится убивать их, иначе они становятся демонами. Они разговаривают со мной разными голосами, — Сяо с опаской глядит на Чжун Ли, тот же молча слушает, чуть склонив голову в бок. — Они могут говорить голосами моих близких. Это страшно, поистине страшно. Иногда мне кажется, что я попадаю в другой мир: чувствую холод, ненависть, боль. Всё, что копилось у них долгие годы, — должно быть это выглядит как исповедь сумасшедшего либо как через чур буйная фантазия подростка. Сяо не боится, что его не поймут или отвергнут. Даже если скажут, что его россказни бред, а сам он просто больной, по которому плачет психбольница. Просто выговориться — уже огромный подарок для растерзанной души. — Мне жаль это слышать, — хоть голос Чжун Ли звучит успокаивающе, но глаза остаются такими же холодными. Сяо не рассчитывал на сочувствие или понимание. Ему кажется, что Чжун Ли и не поймёт никогда, но этого и не нужно. Он говорит, что уже всё в порядке и волноваться не о чем. Чжун Ли отвечает, что Сяо может прийти спать в его комнату если подобное случится снова. Но сам Сяо категорически мотает головой и заверяет, что с ним всё хорошо. Ещё раз извиняется и укладывается на кровать. Чжун Ли накрывает подопечного одеялом и желает спокойной ночи. Чжун Ли не верит его словам, но закрывает дверь комнаты и направляется к себе. И Сяо действительно не выглядит как тот, кому стоит верить на слово в данный момент. Утром Сяо просыпается от шума, доносящегося из коридора. Он вылазит из кровати, трёт глаза по пути к двери и сталкивается с Чжун Ли возле лестницы. Мужчина выглядит невыспавшимся — оно и неудивительно. Говорит, что завтрак на столе и что-то ещё — Сяо плохо соображает спросонья — и поспешно удаляется из дома. Снова воцаряется тишина, к которой юноша уже успел привыкнуть за эти несколько дней. С одной стороны, Сяо рад, что его не трогают, но с другой думает сколько это будет продолжаться, ведь ничто не вечно. Он возвращается в кровать, но всё равно уже не заснёт. Ложится на живот, утыкаясь лбом в прохладную подушку и думает о глупостях, что творил ночью. Обычно место, в котором он ночевал находилось удалённо от других людей, так что шумы редко до кого-то доносились, а уж тем более ещё реже кого-то волновали. Сяо проводит рукой по волосам и вспоминает шелковистость волос Чжун ли, что распускает хвост на ночь по наблюдениям Сяо. Его же причёска – сплошной балаган из запутавшихся клубков. Сяо не помнит стриг ли он когда-либо волосы, скорее всего нет, ведь они отросли довольно длинными. Посечённые кончики будто собрали в себе всю тяжесть прошлого, от воспоминаний которого становилось тошно. Появилось резкое желание отрезать добрую половину волос, но Сяо не хочет вольничать – вдруг хозяину не понравится его новый образ? Чжун Ли читать сложно: выражение его лицо остаётся одинаковым практически всегда. Однако Сяо успел заметить, что в зависимости от ситуации его брови лучше всего выдают эмоции. Ещё Сяо заметил, что Чжун Ли спокойный, даже слишком, возможно просто ему нет дела до подопечного. А зачем тогда было забирать его из приюта, селить в отдельную комнату, каждый день оставлять завтрак и приходить ночью? Сяо вздыхает и переворачивается на спину одним резким движением. Он не понимает, чего от него хочет Чжун Ли, а спрашивать прямо боится. Боится реакции или просто не хочет будить лихо пока оно спит тихо. Всё хорошо пока он молчит – хотя хочет спросить о многом – и пусть так всё и остаётся. Сяо запрёт свои мысли и вопросы далеко в подсознание, как обычно, и будет следовать указаниям, ведь так привычнее, так проще. Он смотрит на настенные часы – стрелка показывает около двенадцати. Близится время обеда, но Сяо не хочет даже завтракать. Время летит быстро, и он думает, что провести в кровати весь день и приготовится морально к вечеру — неплохая идея. Однако через некоторое время конечности начинают затекать, и Сяо решает хотя бы сходить умыться. Он бредёт в ванную по холодному полу и ему кажется, что холод его вечный спутник. Сяо открывает шкафчик под зеркалом и находит среди разнообразных баночек и бутылочек небольшие ножницы. Смотрит на них, как на послание с небес, крутит в руках, рассматривая серебряный метал и решает отрезать несколько прядей резкими движениями. Немного, только что б избавиться от возникшего недавнего порыва. В раковине их становится больше и больше, пока Сяо не поднимает голову, обнаруживая, что срезал всё по плечи. Не шибко ровно – но его это не волнует. С каждым летящим вниз волоском становилось легче физически и морально, многолетний груз воспоминаний отпадал с зеленоватыми прядями. Сяо выронил ножницы в раковину, и те с лязгом ударились о белую поверхность. Юноша припал к своему отражению в зеркале, смотря как завороженный. Горящие золотистые глазки больше не закрывались волосами, шея словно стала длиннее, а ушки можно практически спрятать, поджав к торчащим во все стороны прядям. — Неплохо, но лучше подровнять, — Сяо вздрагивает и смотрит за своё плечо через зеркало. Чжун Ли стоит в непринуждённой позе, опершись о дверной каркас. Будучи поглощённым своими мыслями, Сяо не слышал, как тот прошёл прямо за спиной, открыл двери, успел переодеться в домашнюю одежду. И юноша думает сколько времени он уже торчит в ванной. Сяо затаивает дыхание и медленно поворачивается, опираясь руками о раковину. Чжун Ли осматривает подопечного несколько секунд — пока Сяо не может ни вдохнуть, ни моргнуть, ни понять какова реакция на его преображения — затем кивает сам себе, бросает «пойдём» и спускается на первый этаж. Сяо плетётся следом на ватных ногах. Он придерживается за поручень, когда спускается по лестнице, потому что ноги запутываются, как и мысли в голове. На полу в гостиной взгляд зацепляется за множество различных пакетов. Сяо сглатывает, думая, что там может быть. Чжун Ли занимает расслабленную позу на диване и закидывает ногу на ногу, выжидая. —Не хочешь взглянуть? — указывает на пакеты, подталкивая словесно, потому что Сяо мнётся возле лестницы и не хочет встречаться взглядом. Спустя пару секунд он потихоньку опускается на ковёр, осторожно заглядывая внутрь бумажной упаковки. Потягивает руку и достаёт что-то мягкое. Кажется, это свитер фиолетового оттенка. В других пакетах тоже оказывается различная одежда, и Сяо смотрит с непонимаем, пока Чжун Ли устало трёт лоб и поясняет: — По дороге я решил заехать и взять тебе что-то переодеться. На самом деле я не знал, что конкретно тебе понравится, так что померяй и выбери подходящее, — Чжун Ли будто теряет всякий интерес и уходит на кухню. Сяо думает, что больше всего ему нравится чёрная водолазка с воротником, скрывающим рану на шее. Вообще ему особо всё равно в чём ходить, не то, что б ему давали право наряжаться по желанию раньше. Сяо не знает делает ли он правильный выбор, ведь это то, что Чжун Ли заставляет его делать. Иногда отсутствие выбора проще, чем его наличие, ведь ты не можешь ошибиться или разочаровать, когда вариант только один. Сяо находит ещё тёмные джинсы и думает, что чёрный – его любимый цвет. Взгляд зацепляется за цветастый пакет с какими-то книгами и юноша решает перенести его на кухню. Он выглядывает из дверного проёма и видит непринуждённого Чжун Ли, что придерживает дверь холодильника ногой, параллельно закидывая какие-то овощи в кастрюлю. На столе стоит уже остывшая яичница и Сяо думает, что надо что-то сказать по этому поводу. Он ставит пакет на стол, сам залазит на стул, елозит на месте и в полголоса зовёт: — Хозяин? — Чжун Ли, — любезно поправляет мужчина, и Сяо чувствует себя неловко и глупо, что вообще решил что-то сказать. — Что? — Я не был голоден утром и... — Сяо замолкает, понимая свои жалки попытки оправдаться, хотя в этом, наверное, нет смысла. — Сяо, — Чжун Ли закрывает холодильник, разворачивается и опирается о кухонную тумбу, скрещивая руки на груди, — я не буду заставлять тебя есть. Однако если ты будешь доводить себя до обморока, мне придётся принять меры. Я очень надеюсь, что до этого не дойдёт. Что это? Юноша тупит глаза в пол и воспринимает слова Чжун Ли как своеобразное предупреждение. И облегчённо выдыхает, когда тот переводит тему. Сяо достаёт первую попавшуюся книгу из пакета с надписью "Краткое руководство по воспитанию" на обложке и передаёт её Чжун Ли, который не спешит забирать литературу из рук, лишь оценивающим взглядом осматривает корешок. — Прочитай пару строк. Умеешь же? — Сяо кивает, открывает книгу на первой попавшейся странице и пробегается глазами по тексту. Читать его учила сестрёнка Нана, о которой Сяо вспоминает с теплотой в душе и грустной улыбкой. — В слух, — бросает Чжун Ли и отворачивается, что бы помешать бульон в кастрюле деревянной ложкой. Сяо смотрит на спину Чжун Ли несколько секунд, опускает глаза обратно в книгу и начинает читать: — Указание номер двадцать восемь. Если ваш подчинённый отказывается слушаться, стоит напомнить ему кто в доме главный, — Сяо читает неспешно и сосредоточено. — Самые эффективные способы: физическое воздействие, ограничение свободы или изолирование. Больше методов в примечании двенадцать, — юноша хмурит брови и поджимает ушки. Кто вообще писал это... — Не нравится? — голос Чжун Ли звучит с нотками сарказма, будто издеваясь. Сяо отрицательно мотает головой и Чжун Ли усмехается. — Мне тоже. Должно быть на сдачу макулатуры доложили. Выкинь этот бред. — Остальное тоже выкинуть? — Ну, если найдёшь что-то полезное, можешь себе оставить. А сейчас давай поедим. После ужина, когда Сяо и Чжун Ли, стоя у лестницы, собираются разойтись по комнатам, последний сообщает: — Завтра возьму выходной и съездим в больницу. — Зачем? — Сяо замирает, сжимая ручку двери кончиками пальцев. — Меня волнует твоё состояние, — голос Чжун Ли звучит серьёзно, и Сяо думает, зачем он вообще задаёт вопросы.

Просто делай что говорят

— Ясно. Я могу идти? — Иди, — Сяо открывает дверь слишком резко и пулей влетает внутрь комнаты. Падает на кровать и утыкается лицом в подушку. Голова кажется чугунно тяжёлой, и Сяо признаёт, что слишком устал от груза мыслей за целый день. Он думал, что Чжун Ли хоть что-то скажет о ночном происшествии, голодовке или смене причёски, юноша даже прокручивал эти диалоги в голове, но Чжун Ли выглядит так, будто ему нет до этого дела, хоть и говорит, что переживает. И мимика у него странная, как будто какая-то каменная и практически нечитаемая. Сяо хлопает себя ладошками по щекам и решает, что лучше будет просто заснуть. Веки сами закрываются, и юноша не противится усталости, что утаскивает его в дремоту.

Отдыхай на сегодня