Параллельные миры

Мы рядом, мы близко, порой можем почувствовать взволнованное дыхание друг друга на коже во время выступления. Мы впадаем в необъяснимый транс, мы похожи на одержимых, исполняя, утягивая за собой в этот омут всех окружающих.

Они все — добровольцы, и я состою в их числе. Но почему же мне так больно?

Мы исполняем, мы создаём. Сидим в душных, подземных студиях в окружении пыльного, тяжёлого оборудования, и ты, дирижёр этого безумного театра, устраиваешь звуковой спектакль. Я нахожусь рядом, советую и контролирую процесс в ситуациях, когда к тебе в голову прилетает слишком опасная идея. Мы не уступаем друг другу в аналитических способностях, порой даже конкурируем, но вот в организации мне нет равных. Я с удовольствием пишу партии, идеальный порядок заставляет меня улыбнуться, а тебя — презрительно фыркнуть. Ты тоже любишь это, просто не признаешь, что такой же зануда, как я.

Я совсем рядом, я могу дотронуться до твоих волос, если захочу. Тогда почему же это так сложно?

Мы редко проводим свободное время вместе. Мне хватает выдержки и самоконтроля, чтобы не сорваться в бездну, а тебя слишком часто приглашают на сумасшедшие нарко-оргии, так что отказать ты не готов и не хочешь. Наше времяпровождение один на один ограничивается рабочим процессом. Ты предлагаешь идеи — я их корректирую, хочешь того или нет, но опускаю тебя на землю. Мы можем спорить, но это все — лишь издержки твоего упрямства. Спустя какое-то время ты молча сделаешь так, как я посоветовал с самого начала. Иногда ты так погружаешься в работу, что у меня появляется возможность подолгу заглядываться на тебя, оставаясь при этом незамеченным. А иногда, наоборот, ты смотришь на меня, пока мы музицируем — глаза в глаза; в твоих — рождаются и умирают вселенные, а я в них тону. Одержимы одними и теми же идеями, думаем одинаково, но это правда лишь отчасти. Скорее всего, ты считаешь себя лучшим в своём деле, смотришь на меня свысока. Кто я, чтобы указывать тебе на самообман? Ты и сам это знаешь. У меня много терпения. Как хищник, выжидающий идеальный момент для прыжка — я считаю часы, дни, недели, месяцы, когда наступит мой час истины. Я был уверен в своей победе с самого начала.

Тогда почему же мне так страшно?

…Время идёт, а с ним растет и количество обязанностей; у нас остаётся все меньше времени на чашку кофе в тишине и покое, куда чаще мы вместе коротаем часы во время перелетов. Куда больше шансов, когда у нас есть время на передышку в номерах отелей или клубах. Лишь единожды я позволил себе пойти на риск. Громко играла музыка, у всех, что феноменально, было хорошее настроение, а Бонзо ещё не успел никого побить. Мы хорошо отвисали в компании красивых девушек — лишь руку протяни, и ты обязательно найдешь себе приключение на всю оставшуюся ночь. Мы с тобой сидели в темноте, куда клубные софиты не могли добраться. Землетрясения не наблюдалось, но всех вокруг одинаково шатало, мотало как идиотов из стороны в сторону. Перед глазами мелькали чьи-то лица, на теле ощущались чужие руки, и я с трудом разбирал, что к чему. Ты сидел рядом, улыбаясь широко и пьяно — не было сомнений в том, что ты страшно обдолбался. Я, кажется, смеялся и улыбался в ответ — внутри все клокотало, неприятно сводило желудок. И дело было совсем не в том, что я восприимчив к алкоголю. Ты что-то пытался мне сказать, перекричать музыку, но у тебя плохо получалось, и, замечая, что я ничего не понял, ты лишь громче хохотал. А я тем временем чувствовал, что лучше, чем сейчас, я себя еще никогда не ощущал.

Тогда мы и поцеловались.

Это было внезапно, но удивительно приятно. Я понимал, что ты не в себе, и каждый раз, когда я вспоминаю об этом, сердце обливается кровью. В то короткое мгновение мы разделили странный энтузиазм, одолевший нас обоих, и лишь чудом остались незамеченными. Этот поцелуй ещё долго горел на моих губах. Ещё долго я вспоминал его, как волшебный сон — отчасти так оно и было. То, как ты притянул меня к себе и уверенно начал, как позволил вести, на долю секунды неуверенно замирая, будто сомневаясь в принятом решении. То, как ты отпрянул от меня, уже не смотря в глаза, вытер влажные губы тыльной стороной ладони и дьявольски мило улыбнулся. Все это было похоже на дерзкую фантазию. Мне хотелось навсегда остаться в этом полном противоречий моменте.

Мы поцеловались, черт возьми, ты улыбался, ты был доволен этим — тогда почему же мне так больно?

Обсуждения произошедшего, разумеется, не было. С утра я проснулся в своем номере, сразу готовый отойти в мир иной от похмелья. Тогда я сделал два вывода: 1) Больше не пить так много; 2) Не целоваться в полусознании со своими друзьями. Второй пункт мало меня устраивал, но это было оптимальное решение. Так будет правильней, и при мне останется шаткая уверенность, что я ещё не превратился в похотливое животное. В груди болело от мысли, что трезвым ты никогда в жизни не поцелуешь меня ещё раз. Ты замолчал произошедшее, как ужасный, грязный секрет, или то мимолетное мгновение стёрлось из твоей памяти. Я так и не узнал правды. Дни сменяют друг друга, у нас неплохой улов из свежих идей, мы каждодневно охотимся за новыми впечатлениями, чтобы извлечь из них что-нибудь полезное. Мне, чтобы впечатлиться, достаточно понаблюдать, как ты выворачиваешь самого себя наизнанку на сцене, чтобы впечатлить зрителей. Мы находимся на одной сцене, но, к сожалению, я — один из многих твоих почитателей, которому уготовано лишь наблюдать.