Daddy is home

Дверь с противным скрипом открылась, оповещая присутствующих о возвращении старшего сына. Чимин вздыхает, расправляя плечи и садясь на диван. К нему мигом подбегает пёс, утыкаясь доверчиво в колени хозяина. Парень улыбается и треплет животное по макушке, а потом хмыкает, смотря на настенные часы: не только этот пёсик его ждёт. — Чимин, вернулся? — с кухни выходит милая женщина, вытирая руки полотенцем. — Да, привет, мам, — парень целует женщину в щёку и машет подошедшему отцу. — Мы пошли в театр, будем часа через четыре. Проследи за Хосоком, пожалуйста. Он как из школы пришёл, так в комнате заперся и не выходит. Волнуюсь за него что-то. Вдруг заболел, — взволнованно произносит мать, накидывая на плечи пальто, а Чимин хмыкает: знает он болезнь братика. — Прослежу, конечно, — улыбается парень и, ещё раз чмокнув мать, дожидается, пока родители уйдут и закрывает дверь на замок, чтобы они не могли открыть сами. Чимин знает, что сегодня задержался в универе и пришёл на час позже. Но он уверен, что его преданный малыш стоит в указанном месте в указанной позе и ждёт его. Покорный братик. Парень усмехается и быстрым шагом направляется на второй этаж к комнате брата, доставая из внутреннего кармана пиджака ключ от комнаты. Он есть только у него и у Хосока, это безопасность, чтобы родители не нашли ничего подозрительного. Чимин с Хосоком вообще к безопасности относились очень серьёзно. Как только они начали играть таким образом, то тут же сменили замок на дверях своих комнат и приобрели ключи, которые носят всегда с собой. Все их игрушки хранились у Хосока в комнате, но чтобы не вызывать подозрений, Чимин тоже не разрешает родителям входить к нему. Взрослые сначала против были, мать волновалась, что никто убираться не будет, но Чимин и Хосок каждую субботу открывают свои двери, чтобы мать убедилась в чистоте и оставляла их в покое. Старший брат подходит к двери и усмехается: он уже слышит тихий скулёж. Отпирает дверь и, увидев прекрасную картину, еле удерживает на лице ухмылку. Его брат стоит на коленях перед дверью обнажённый. На его груди плотно сидит чёрная портупея из настоящей кожи, а на ногах верёвки переплетаются в технике шибари. Чимин замечает наручники на запястьях и ошейник, поводок которого лежит у самых его ног. Хосок покорно смотрит в пол, не смея поднять взгляда, потому что его папочка ещё не разрешил этого сделать. — Подними голову, — строго приказывает Чимин и, наклонившись, берёт в руки поводок, натягивая его. И брат покорно слушается, моментально поднимая голову и заглядывая старшему в глаза. Чимин давится воздухом, когда опускается взглядом ниже и видит, как член брата стоит, истекая смазкой, а основание туго перевязано верёвкой. — Повернись. Хосок послушно поворачивается спиной, становясь в коленно-локтевую, и раздвигает ноги, чтобы Чимин мог оценить красивую анальную пробку с зелёным кристалликом, которую сам и купил. Пробка с секретом, и Хосок об этом знает и надеется, что её используют по назначению. Он виляет задницей, подразнивая брата, и, облизнув губы, несмело поднимает руку. — Говори. — Папочка, я так рад, что ты пришёл, — тихо шепчет брат и стонет, чувствуя лёгкую вибрацию в анальном проходе. Чимин всё же нажал на кнопку. — Я так боялся, что ты сегодня придёшь поздно. — Раз папочка обещал детке, что хорошенько его оттрахает после учёбы, значит, он это сделает, — улыбается Чимин, закрывая за собой дверь на ключ, и, пройдя вглубь комнаты, садится на кресло, расставив ноги, дразня брата. — Я специально взял самую маленькую, — шепчет Хосок, стараясь раздвинуть ноги ещё сильнее, но прекращает, стоит брату поднять руку вверх. Знак, что нужно остановиться. — Да? И зачем же? — Чимин прекрасно знает зачем. За почти год таких отношений он выучил своего малыша наизусть, но увидеть смущение в чужих глазах он всё равно хочет. — Я люблю, когда член папочки входит в меня так туго и больно, — нежно мурлычет Хосок, двигая бёдрами вверх и вниз, стараясь головкой потереться о ковёр. — Хм, тебе нравится, когда мой член раздвигает твои стеночки и причиняет боль? — Чимин облизывает пухлые губы, зная, что это заводит младшего лучше любого афродизиака. — Да, папочка. — Нравится, когда головка толкается в простату? — Да, папочка. — Нравится, когда папочка заставляет слизывать сперму с члена и пробовать себя на вкус? — Чимин видит, как у Хосока щёки краснеют, а на лбу пот выступает, но тот должен сначала удовлетворить его морально. — Да, папочка. Очень нравится, — И Хосок с этим справляется. Время получить похвалу. Чимин одобрительно кивает и, подняв два пальца вверх, крутит запястьем, жестом давая брату понять, что нужно развернуться. Тому приглашений не нужно, он быстро принимает изначальную позу и ждёт указаний от папочки. Чимин снова кивает и манит парня пальцами, натягивая при этом поводок. Старший ждёт, пока брат подойдёт ближе и, впутав пальцы в его волосы, словно хочет погладить, резко прижимает его к своему паху, давя на затылок. — Ты же сделаешь папочке приятно? У меня был очень тяжёлый день, — вздыхает Чимин, чувствуя горячее дыхание сквозь одежду. Хосок довольно сопит, кое-как кивая, и языком старается облизнуть проснувшийся член брата сквозь брюки. Он чувствует, как хватка на затылке ослабляется, и немного отодвигается, но ровно на столько, чтобы можно было просунуть руки вверх и расстегнуть мешающие брюки. Понимая, что сам он их не стянет, жалобно смотрит на папочку, слегка поскуливая. — Хочешь, чтобы снял? — кивок. Хосок умный мальчик и знает, что после начала процесса говорить можно только с позволения папочки. — Хорошо, ты заслужил. Чимин слегка отодвигает брата и стягивает с себя брюки с бельём усмехаясь, когда брат восхищённо смотрит на его ноги. Старшему и повторять не надо, Хосок тут же оказывается между ног брата, стоит тому сесть, и сам утыкается носом ему в пах, ведя кончиком носа по длине члена, лаская, и утыкаясь после в набухшие яйца своего папочки, довольно сопя и даже прикрывая глаза. Чимин никогда этого не понимал. Хосок был буквально зависим от его члена, ему это нужно было. Нужно было именно утыкаться в него носом, вдыхая терпкий аромат мускуса и, прикрыв глаза, расслабляться. Чимин не был таким. Его крыло от вида младшего брата, от его тихих стонов и нежных «папочка», но он никогда не был зависим от чужого члена. Хосок сам выбрал себе позицию нижнего и преуспевал в ней, слушаясь беспрекословно. — Детка, пора действовать, — мягко шепчет он и зарывается пятернёй в нежные волосы. Хосок будто ото сна пробуждается, слегка отстраняется, на секунду буквально, чтобы приподняться и, смотря папочке прямо в глаза, обхватить губами головку члена, с довольными причмокиваниями её посасывая. Чимина ведёт от такого невинного взгляда брата. Нельзя так смотреть, не тогда, когда ты с пошлым чмоком заглатываешь чужой член, даже не скрывая наслаждения. Губы Хосока всегда привлекали Чимина, с подростковых времён. Они были в меру пухлыми, не такими, как у самого Пака, но сводили его с ума. Особенно взгляд привлекала родинка на верхней губе, от которой Чимин не мог отвести взгляда. Он помнит, как начались их игры. Чимин засматривался на брата ещё до совершеннолетия того, но на намёки не реагировал, стойко сдерживая себя и снимая напряжение под холодным душем или по ночам, лёжа в своей кровати и представляя, как эти губы обхватывают член. Чимин знал, что и Хосок на него засматривается, питая отнюдь не братские чувства. Младший приходил на каждый баскетбольный матч брата и откровенно пялился на его пресс. Мог зажать старшего в доме или во время ужина опустить руку на его пах, сжимая. И сколько раз Чимин, прячась после этого в ванной и натирая мозоли на руках, рычал, что придёт время и Хосок ответит за свои действия. И вот младший перестал к нему лезть, и Чимин решил, что сексуальная одержимость закончилось. Но в ночь своего восемнадцатилетия к нему в комнату ворвался Хосок, запираясь изнутри, и, стянув с себя длинную футболку, под которой не было ничего, кроме стояка, забрался к Чимину в кровать, стараясь поцеловать. «— Пожалуйста, хён, поцелуй меня, прошу, — на его глазах стояли слёзы, он так отчаянно желал брата. — Хосок, ты… — Я уверен, прошу. Сделай это со мной, пожалуйста.» Чимин тогда не смог сдержаться. Мягко поцеловал столь желанные губы, аккуратно опрокидывая брата на спину и нависая над ним. Он хотел, чтобы первый раз младшего был максимально безболезненным и запоминающимся. Пак не был уверен, что это не мимолётное решение и что Хосок не пожалеет об этом на утро, но тот не отказался от своих слов любви произнесённых в ту ночь. Признался, что влюбился в брата, когда ему было пятнадцать, а на других девушек и парней смотреть не мог. И сказал, что с этого дня желает быть только с ним, подчиняясь и выполняя всё, что душе Чимина угодно. Так и появилась целая выработанная схема и незаметная для родителей звукоизоляция в комнате Хосока, установленная, когда взрослые были в отъезде. Благо, Чимин неплохо зарабатывает стажёром в крупной компании. — Глубже, — приказывает Чимин, и Хосок тут же исполняет, заглатывая довольно крупных размеров орган брата до основания. Он почти не задыхается, уже привыкнув, и с нескрываемым удовольствием обводит языком каждую венку. Чимин порыкивает, надавливая на затылок брата в последний раз, и встаёт с места, подходя к кровати. Жестом приказывает брату забраться на кровать и лечь на спину, свесив голову вниз. Хосок радуется, зная, что за этим следует. Облизывает губы, смотря только на папочкин член и желая только его. Чимин подходит ближе и, поставив одну ногу на кровать, чуть приседает, и вводит член в глотку брата, тут же толкаясь до основания и замирая. Хосок восторженно сопит, расслабляя горло максимально и стараясь хоть немного обласкать ствол языком. Он закрывает глаза, чтобы не видеть яйца папочки перед носом и не кончить от одного их вида, и сам слегка подаётся вверх, утыкаясь носом ещё больше в лобок Чимина. — Не двигайся, — шипит тот и голова младшего послушно возвращается на место. Чимин не выдерживает и срывается на быстрый темп, трахая рот брата в желанном ритме, пока сам слегка наклоняется, обхватывая чужой член рукой и принимаясь надрачивать. Он чувствует, как стонет Хосок, пуская вибрации по его члену и знает, что тот скоро кончит. Сжимает головку в ладони, большим пальцем специально потирая уретру и видит согнутую в колене левую ногу — просит разрешение, чтобы кончить. — Можно, — позволяет Чимин, проводя по чужому стволу ещё раз, прежде чем тот, несмотря на туго затянутую верёвку, извергнет из себя семя. Чимин улыбается, размазывая жидкость по чужому животу. — Губы плотнее. Он чувствует, что оргазм уже совсем скоро, что ещё немного, и любимый братик будет глотать всё до последней капли. Чимин чуть замедляет темп и вынимает член почти до конца, оставляя только головку в плену губ. Хосок, пользуясь шансом, языком тут же начинает ласкать её, утыкаясь языком в уретру, и пускает довольный стон, когда Чимин с гортанным рыком кончает ему в рот. Пак даже не сомневается, что тот проглотил всё, не проронив ни одной капли, и вылизал член до чиста. Фетишист грёбанный. — На кровать, коленно-локтевая. Быстро, — и Хосок исполняет, мигом меняя позу, хотя с шибари это не так уж и легко сделать. Чимин с нескрываемым восхищением наблюдает за идеально гладкой кожей брата, не замечая ни единого волоска. Он хорошенько постарался. Старший медленно стягивает с себя пиджак под пристальный голодный взгляд и достаёт из кармана серебристый пульт. Он нажимает на пятую кнопку и усмехается, наблюдая, как Хосок с громким стоном падает животом на кровать, сжимая в своих руках подушку. — Я разве разрешал менять позу? — насмешливо спрашивает Чимин, скрещивая руки на груди и видит, как брат мотает головой. — Правильно. А ты ослушался. Значит, папочка выберет детке наказание сам. Старший достаёт из-под кровати большую коробку и окидывает её содержимое придирчивым взглядом: нужно всё обновить. Его взгляд останавливается на многохвостой кожаной плети, которую любит Хосок. Чимин снова задвигает коробку под кровать и приближается к лежащему парню. — Встань раком, — командует тот, и Хосок послушно встаёт, стараясь удержаться на трясущихся от желания ногах. — Стоп-слово? — Красный, — шепчет Хосок, утыкаясь в изгиб руки. — Верно, — Чимин одобрительно кивает и, замахнувшись, огрел нежную спинку плёткой, наблюдая, как Хосок от одного удара падает грудью на кроватью. — Вверх. Тот, собрав силы, снова встал в исходную позу, стараясь игнорировать вибрирующую в заднем проходе пробку. И тут же почувствовал, как на его спину посыпались градом удары, каждый раз разные, Чимин умело менял силу удара. Следующий и довольно сильный удар пришёлся на промежность, и младший снова не выдержал, с громким криком падая на кровать и сжимая ягодицы. — Вверх! — приказал Чимин, с нескрываемым удовольствием наблюдая, как младший пересиливает себя, чтобы встать. Ударив ещё один раз по промежности и убедившись, что партнёр в состоянии выдержать всё, Чимин откинул плеть, беря в руки стек и забрался на кровать. — Не поворачивайся, — велел он и, выдавив смазку на руку, обильно смазал член. Остатки он размазал по чужим ягодицам и улыбнулся, увидев мурашки. Взявшись за основание пробки, быстрым движением вынул её, даже не церемонясь, и тут же заменил своим членом, входя без растяжки, зная, что его маленький мазохист обожает это. Хосок не выдерживает, падая на кровать и зажмуривая глаза. Его ноги становятся ватными, а член набухает и краснеет, желая поскорее кончить, но папочка не разрешал, значит, нужно терпеть. Чимин хватает брата за волосы, оттягивая назад и заставляя его подняться, пока сам свободной рукой сжал чужие бёдра, зная, что там останутся синяки, и с остервенением начал втрахивать податливое тело в кровать, балансируя на тонкой грани боли и удовольствия. Отпустив чужие волосы, Чимин взял лежащий рядом с ним стек и принялся в такт толчкам шлёпать по ягодицам, игнорируя крики боли и слёзы, размазанные по подушке. Раз не говорит стоп-слово, значит, вытерпит. Да и Чимин никогда не сделает брату то, что тот не в состоянии был бы вытерпеть. На ягодицах появляются ссадины, синяки и кровавые подтёки, кожа приобретает алый оттенок и пылает, а Чимин всё не останавливается, с садистским наслаждением вгоняя член в тугую дырочку и трахая через оргазм. Оттягивать пик приятнее, так оргазм более сильный и бурный. Он видит, что и Хосок сдерживается довольно долго, а потому начинает медленно разматывать шибари, чтобы освободить член и не повредить. Хосок находится в неком трансе, он словно отключается постоянно, а потом тут же приходит в себя, но кайфует и задницу подставляет, разрешая себя трахать ещё глубже и быстрее. Он бы и бёдрами рад подмахивать, да сил нет совсем, поэтому просто лежит куклой, высунув язык от удовольствия. Чимин проникает двумя пальцами в рот брата, и тот тут же сосать начинает, покусывая их и обсасывая каждый по отдельности. Он чувствует, как верёвка вокруг члена ослабевает и хнычет громко, зная, что теперь сдерживаться ещё тяжелее. Чимин слышит, как тот скулит и кладёт руку на член брата, надрачивая и помогая кончить. — Можно, — бросает он короткое и под громкий стон брата, падает на него, вгрызаясь зубами в чужую шею. Хосока трясёт в оргазме, ему крышу сносит, будто он и не здесь совсем. Боли от укуса и порки не чувствует совсем, позволяя удовольствию унести себя. — Открой глаза, — возвращает в реальность приказ, и Хосок глаза открывает, видя загнанно дышащего брата рядом с собой. Чимин сейчас выглядел потрясающе. Мокрая и пропитанная их потом рубашка, которую тот так и не снял, испарина на лбу, взъерошенные мокрые волосы, прядки, прилипшие ко лбу и сбитое дыхание. Хосок не выдержал, прильнул к чужим губам, целуя их со всей нежностью и любовью, и улыбнулся, получая ответ. — Ты как? — тихо спрашивает Чимин и получает в ответ кивок. — Говори, детка. — Прекрасно, папочка. Только вот… — Хосок пытается перевернуться на спину, но ягодицы прошибает сильнейшей болью, так что он просто гулко стонет в руку, под тихий смех брата. — Сейчас найду тебе мазь, — улыбается тот и встаёт с кровати в поисках мази. Скидывает по пути с себя рубашку и, взяв тюбик в руки, возвращается, чтобы нежно и любовно смазать ягодицы брата, не забывая при этом дуть на них, чтобы не было так больно. — Я люблю тебя, папочка, — тихо шепчет Хосок глубокой ночью, смущаясь от своих же слов и прячется на груди старшего. — И я тебя люблю, детка, — улыбается Чимин, гладя братика по волосам и чмокая в макушку. Он действительно любит своего малыша и сделает ради него всё, что угодно.