Софи

Я проснулась от резкого холода. Часы в комнате встали, а на небе даже не было самой крошечной звёздочки. Дверь была нараспашку. Сердце стучало где-то в горле. Страх витал по комнате, шлейфом впиваясь в сознание, перекрывая горло. Я села на кровать. Хорошо, что я проснулась в комнате Бенедикта без него. Интересно, почему так сильно болит голова. Скрипучая мелодия прервала мои размышления, заставляя выйти наружу. Аккуратно поднявшись, я вышла. Коридор был в синеватом тумане, а порыв ветра толкал меня в зал. — О Боже... С моих рук стекала кровь, и только сейчас я заметила нож. Окровавленный. И лицо! Лицо в отражении было не моё. Словно маска, насильно натянутая на меня. Сделала шаг. Ещё шаг. В ступни врезались невидимые осколки, распарывая кожу. Из зала послышался знакомый крик. Я выбежала из коридора. И сразу же пожалела об этом. В середине комнаты стоял стул. На стуле сидел Бенедикт. Только он был привязан верёвками, а сам одет в лохмотья. Очки валялись разбитыми возле ножки стула. Из рта текла кровь, такая же как у меня на ноже. Щетина была окровавлена, на секунду показалось что всё в красной жидкости. Стены плыли, потолок медленно спускался, пол уходил из-под ног. Резко, мёртвый мужчина посмотрел на меня. Его взгляд вцепился, наваждение ушло. Остался только он и его стул. Он улыбнулся, оголяя зубы. — Какова на вкус свобода, Софи? — спросил он, давясь в собственной жидкости, пожирая меня взглядом. Я не могла ответить, казалось, я упаду в обморок. — Какова. На. Вкус. Свобода. Я упала, отбросила ненавистный нож, который по неизвестной причине до сих пор был у меня в руках. — Не ответишь мне? — спросил Бенедикт. Я замотала головой, будто надеясь, что это хоть что-то изменит. — Понял. Тогда... В горле зачесалось и что-то лопнуло. — Попробуй сама вкус свободы, рабыня своих рамок! — он вскинул голову в потолок и громко рассмеялся. Смех отпечатался в моей памяти, а горло наполнила неизвестная жидкость. Я начала кашлять и из меня выходила уже моя кровь. Она текла, не думая останавливаться. В голове глубоко засел его громкий смех и такое ядовитое слово "свобода".

***

"Свобода-а-а". Второй раз очнувшись, я обнаружила привычную обстановку. Дверь была плотно закрыта, через шторы пробивался упрямый луч света. Но вот одежда на мне была не уличная. Домашняя. Да и комната была не та, в которой я проснулась вчера. Это спальня хозяина квартиры, и раз я оказалась здесь не голой и не пропитанной мужским одеколоном, значит, произошло что-то нечто. Возле тумбочки лежала записка, в которой, наверное, крылись ответы хотя бы на половину вопросов. "На кухне таблетка от похмелья. Буду ближе к девяти. У нас будет серьёзный разговор." Без подписи я догадалась, кто стоит за клочком бумаги. Первая мысль при словосочетании "серьёзный разговор", признаюсь, была взрослой. Но когда мой разум предложил мне поразмышлять, сердце забилось быстрее. Таблетка от похмелья? Только сейчас я заметила сильную головную боль и свои вчерашние вещи на сушилке. Мозг бешено заметался, пытаясь откопать хотя бы граммулечку воспоминаний со вчерашнего дня. Мои жалкие попытки восстановить хронологию обрывались на моменте знакомства с Эммой. Дальше — туман и лишь мимолётные обрывки ощущений и эмоций. Я тронула тыльной стороной ладонью затылок. Он заболел, и я совершенно не помню, где я его могла поранить. Много вопросов, просто куча. Но сейчас, мне нужно прошлёмпать до кухни и выпить заветное лекарство. Иначе, судьба овоща и отёки мне обеспечены.

***

Заварив себе кофе и налепив бутерброд с сыром, я грациозно села на стул и подготовила вопросы для Бенедикта. Страшно было предположить, что я могла такого натворить, чтобы он даже не захотел со мной говорить вживую. Но глаза боятся, а руки делают. Он же не кусается, верно? Где-то сбоку щёлкнул замок, а я удивлённо посмотрела на время. Да, пятница, пять вечера. Как раз конец рабочего дня. Как и моей счастливой жизни, кстати. Дверь хлопнула с моей стороны, тяжёлые шаги оглушили квартиру. Человек снял с себя пальто и обувь. Скрип ламината приближался, и мне оставалось считать секунды до взрыва. — Проснулась? — осторожно спросил голос, зайдя на кухню. Бенедикт на меня посмотрел будто в первый раз и прокашлялся. Заметил записку и отсутствие таблетки. — Да, — робко ответила я. Он хмыкнул, будто хотел пошутить. Но благоразумно сдержался. Бенни сел напротив меня и сложил руки в замок. В его лице было большое ничего. Ничего с оттенками ничего приправленное ничем. — Что ты помнишь из вчерашнего? — Как я поехала в лес с подругами. И всё. Мне показалось, как он облегчённо вздохнул. Или не показалось? — Может, поинтересуешься событиями пятницы? А то вдруг ты в розыске на Диком Западе? — Хорошо, — я закусила губу, подбирая вопрос, — почему у меня так адски болит затылок? Он прищурился и посмотрел мне за голову. Ничего интересного там не увидя, он ответил: — Не знаю, что вы делали в лесу, но ты была в клубе. В очень помятом состоянии. И я тебя спас от рук местного сердцееда. — Не дал мне познакомиться с красивым мальчиком? — я коварно улыбнулась. — Хорошо, объясняю. Тебя нёс на руках не очень доброжелательный человек, но я тебя благородно освободил. — Может, мне тебя отблагодарить? — рассмеялась я, мысленно говоря честное "спасибо". Бенедикт же наоборот напрягся, немного отшатнулся, словно от удара. Прочистив горло, он вопросительно поднял бровь. — А что ты делал в клубе? Ты не похож на обитателя таких мест, да и не думаю, что ты как типичный герой романа побежал меня вычислять по всем радарам планеты. — Ты права. Я был там не ради тебя, но... Это тайна, — он заговорчески улыбнулся. — А я хорошая девочка. Я не расскажу. — Я не доверяю "хорошим девочкам". Только плохим. Следующий вопрос. Он без промедления отсёк мои попытки узнать что-то по этому поводу. — Если, как ты выразился, я была в "помятом" состоянии, то как я переоделась? — Никак. Тебя переодел я. Точнее всего лишь натянул пижамные штаны и майку. А так же снял макияж. — Ты трогал моё голое тело? — я чуть не задохнулась в порыве возмущения. Он посмотрел вдаль. — Да. Но как видишь, ты цела, здорова. Не вижу причину твоего волнения, — он ответил равнодушно, не уделяя этому внимания. — У меня слегка болят губы. До сих пор. Пазл не складывался. Он так побледнел от моей шутки про "благодарность", без шуток заявил о переодевании, что я готова была поставить сотку — было что-то ещё. — Пойдём. Он встал, забрав со стола сигареты и вышел. Я пошла за ним. Бенедикт зашёл в свою комнату и достал с самой верхней полки зажигалку. Он распахнул штору, открывая дверь на балкон. Странно, а ведь я даже не замечала её. Слегка облокотившись на дверь и дёрнув ручку, балкон открылся. Сразу почувствовался холод. Бенни выглядел невозмутимо и приблизился к креслу. Неплохо обустроился. Я в это время упёрлась на косяк. — Присаживайся, — он взглядом указал на колено, — ты же сидела в супермаркетах на коленках у Санты, верно? Переборов глубочайший стыд, я сделала что он сказал, пытаясь не соприкасаться с ним. Чиркнув зажигалкой, в его руках зажглась сигарета. Пламя тянулось ввысь, и он сделал первую затяжку. Даже когда он курил, он выглядел богоподобно. Его очки, его тёмные с сединой волосы, его нос с горбинкой, его руки, пронизанные венами, его сигарета, его запах, его тёплое колено. Да даже как он дышит, всё это слишком красиво. Слишком властно. Мне нельзя впускать в жизнь властных людей. Ни при каких обстоятельствах. — Было кое-что ещё. За что я себя сильно виню. Повествование ведётся от лица Бенедикта. Впервые замечаю за собой такое. Чтобы я вот так сильно стеснялся говорить о пьяном поцелуе, который ничего не значит... Это прям впервые. И тут даже роль играют не мои чувства, а ситуация. Она, непорочная, сидящая на моих коленях в большой домашней майке. Это неподвластно для описания. Я не имел право даже прикасаться к ней, в тот вечер. Но я ответил на её поцелуй, и сейчас решил об этом сказать. Интересно, возненавидит ли она меня после правды? А может, она тоже влюблена в меня? Боже, пусть это окажется неправдой. Молю. — У нас был поцелуй вчера. Ты его начала, а я не смог остановиться. Софи вздрогнула. — И что произошло в итоге? — она перешла на шёпот. — Я закончил поцелуй и вышел. Потом, когда ты уснула, я переодел тебя и оставил записку. Больше ничего. Она разочаровалась? Во мне? В поцелуе? О чём же ты думаешь, Софи? Не молчи, делай что угодно. Но не смей молчать. — Почему? Она повернулась вполоборота. Я вопросительно нахмурил брови. — Почему ты остановился? Я немного поразмышлял над ответом. И меня забило в дрожь, когда я понял, что единственная преграда для меня — это моральные рамки. Был бы я чуть более козлом, скорее всего не сдержался бы ещё раз в кабинете. — Потому что став старше, ты возненавидишь себя за связь со мной. — Нет. Не возненавижу. Она развернулась лицом ко мне, сползая с колена. Нависла надо мной, упираясь лишь на маленький кусочек кресла между моих ног. — Не возненавидишь, значит? — хриплым шёпотом спросил я. Софи прикусила губу, явно заметив, как моё дыхание участилось после этого действия. Счёт до ста и курение хоть и сдерживали меня, но этого было недостаточно. Этого было ничтожно мало. Я провёл по её скуле, приближаясь к устам. Нежно положил свой большой палец на бледноватые от волнения губы. Второй рукой я придвинул её к себе, дав оказаться сверху. Отложив сигарету, я вновь завёл свою руку ей за спину, достигая волос. Софи ждала от меня действий, и через секунду послышался её приглушённый стон. Намотав на свой кулак волосы, я потянул их вниз, заставляя покусывать губы от слабой боли. Я приблизился к её девственно-белой коже, которая сияла в свете ранней Луны. Убрав руку от лица, я слабо надавил на её шею, перекрывая доступ к кислороду. Я чувствовал, как моё дыхание заставляет Софи вздрагивать и покрываться мурашками. — Хорошие девочки не стонут на балконах своих профессоров от таких непристойных вещей, — хрипло произнёс я, оставляя влажный поцелуй на шее. Несмотря на дождь за окном, на балконе стало очень душно. Что-то внутри меня щёлкнуло, что-то кричало мне, запрещало. Я остановился, распустил кулак и освободил шею. Она отдышалась и приблизилась к моим губам. Но я увернулся, наклонив голову в бок. — Я чувствую химию между нами, честно. Но это не должно переходить границы, — прежним голосом сказал я, и поднялся, не забывая придерживать Софи. Она юная, и я совсем не хочу её сломать. Она взглянула на меня, и вздохнув, ушла, оставляя лишь призрачный шлейф духов. Повествование ведётся от лица главной героини. Во мне боролись два чувства. Первое, желание вернуться и растерзать Бенедикта, а второе поблагодарить его за благородство. Несмотря на сильный жар внизу живота и мокрый след на шее, остановиться было верным решением. Телефон на столе завибрировал, а на мониторе высветилось имя "Блейк". Стыдясь, что я совершенно забыла про неё, я взяла трубку. — Алло? — Софи, привет, — весело начала девушка, — ты как после вчерашнего? Мы вчера тебя потеряли с Эммой, потом весь вечер искали. Чувство обиды кольнуло меня. Неважно, что там произошло, но учитывая что от насильника меня спас только Бенедикт, а Блейк позвонила только сейчас, стало немного некомфортно. — Да, Блейк, всё отлично. Ты как? — соврала я, ибо не хотела ссориться на ночь глядя. — Тоже неплохо. Я свой байк сегодня забрала с леса, помнишь? Мотик в таком виде потрёпанном был, что мне пришлось сегодня весь день торчать в автосервисе. — Помню. Ужас, ты держись главное, — сочувственно ответила я, не припоминая ничего о мотоцикле. — Ладно, не буду тебя бультыхать, мы это, с Эммой собираемся завтра встретиться. Ты с нами? Я поразмышляла, и вспомнив, что мне нужно что-то делать с пропажей Паркера и Фло, отказалась. Да и алкоголиком становиться не хотелось. Закончив разговор, я натянула на себя одеяло. Воспоминания возвращались к моему сну, но я всё свалила на действие алкоголя. Удобно кстати, всё сваливать на спиртное.

— Какова на вкус свобода, Софи?