Белый, страшный, влюблённый (18+)

— Ешь. — Сехун подвинул Сухо тарелку с аппетитно дымящейся мясной похлёбкой и лежащим поверх огромным куском чёрного каравая. — Я не хочу, — прошептал омега, опустив глаза. — Твой живот считает иначе, — спокойно сказал дракон и, отвернувшись от смущенного Сухо, лениво начал рассматривать немногочисленных посетителей трактира. В углу с благостными физиономиями сидели два набожника. Перед ними стояли скромные мисочки с чем-то явно скудным и не очень вкусным, судя по тому, как не спешили они насытиться. За большим столом в центре сидела компания из четырёх дюжих крестьян, которые явно приехали в долину на ярмарку или ещё по каким делам и чувствовали себя здесь не совсем в своей тарелке. И только в своей компании были шумными и говорливыми. Около входа, грустно опершись на свои руки щеками, сидел нетрезвый молодой господин, одетый гораздо богаче и аккуратнее всех в этой едальне, за исключением, наверно, самого Се. Парню явно было очень грустно, брови его сошлись на лбу в гримасу отчаянной печали, а глаза были чуть прикрыты. У него точно было не всё в порядке. Больше рассматривать было некого, поэтому Сехун снова обратил взор на Сухо. Тарелка омеги осталась нетронутой, а сам он сидел, опустив глаза на свои лежащие на коленях руки, и о чём-то думал, чуть нахмурившись. — Я сказал, чтобы ты поел, Сухо, — холодно напомнил дракон. Не то чтобы он злился, но ему хотелось трахаться и спать, а омегу явно сначала надо было накормить. — Ты не ел два дня точно, пока я имел тебя в пещере. Он сказал это нормальным тоном, не тише и не громче, чем всё остальное, но у Сухо глаза на лоб полезли, и он, судорожно сжав кулаки, чуть пристукнул ими по столу. А потом, испуганно оглядываясь, прошипел: — Тише! Тут же люди! Совсем стыд потерял? — Я всего лишь сказал, что у тебя не было возможности поесть сегодня: ты же ходил всё-таки на гору. И раньше тоже потому что мы с тобой... — Всё, всё! — почти вскрикнул Сухо и схватил хлеб и ложку. — Я понял! Я ем, видишь? Он начал есть, сначала как бы нехотя, потому что злился на Сехуна (ещё бы понять за что). Но, видимо, еда ему очень понравилась, и через несколько минут он уплетал похлёбку за обе щёки, прикрыв от восторга глаза, причмокивая и чуть слышно постанывая от удовольствия. А Сехун внезапно понял, что ему доставляет странное, непонятное удовольствие смотреть на вот такого Сухо — полностью довольного жизнью. К ним подошёл трактирщик — тот самый, который рассказал Се о его будущем любовнике — и поставил на стол большую кружку горячего лимонного пунша и небольшой поднос с тремя булочками. Он с удовольствием посмотрел на Сухо, который при нём чуть сбавил обороты в уничтожении провизии, но всё равно с удовольствием обсасывал аппетитное свиное рёбрышко. — Ребёнок! — сочувственным голосом сказал трактирщик. — Экий ты голодный. На вот…Муж булок напек. Угощайся. — Шпасс… спа… спасибо, — выдавил Сухо, чуть не подавившись. — Спасибо, дядя Моджун. — Как там братья, Сухо? — спросил тот. Сухо мгновенно сжался, быстро, закашливаясь, прожевал и пробормотал: — Всё отлично, дядя Моджун, всё хорошо. — А ты, я смотрю, нашёл себе жениха? — хитро улыбнулся трактирщик. — То-то он о тебе так расспрашивал, да, господин? И старик с улыбкой посмотрел на Се. Сехун был драконом. Драконы не врут, не поют и не влюбляются. Это законы. Но вот он связался с людьми — и уже понял, что следовать первому из них будет крайне трудно. Поэтому он невозмутимо кинул взгляд на подавившегося Сухо, натужно кашляющего и припивающего пунш, и перевёл взгляд на трактирщика: — Именно. Если вы не против, я ухожу в свою комнату. Где, вы сказали, она находится? Трактирщик, расплывшись в ещё более широкой улыбке, засуетился вокруг вставшего Сехуна и, делая приглашающие жесты, засеменил к лестнице на второй этаж. Се насмешливо посмотрел на красного от только что пережитого смущения Сухо, не смеющего поднять на него глаза, и негромко, но властно сказал: — Доешь. И допей. Если захочешь, попроси ещё. Потом тебя проводят ко мне. И перестань реветь. Это не поможет. Сухо, у которого было на глазах блеснули слёзы, вскинул голову и дерзко ответил: — Я не реву! И шмыгнул носом. Сехун вынул из нательной сумки платок и положил рядом с омегой. — Я вижу. А вот другим видеть не стоит. Так что держи себя в руках. — И пошёл вслед за трактирщиком.

***

Комната была небольшой, достаточно скудно обставленной, неуютной, а взглянув на большую, но хлипкую кровать, Сехун всерьёз пожалел о том, что решил задержаться здесь и не двинул домой. Он просто понял, что Сухо на грани, когда почти тащил его за собой по едва освещённой улице города и чувствовал, как крупно трясёт омегу. И ночной полёт на драконе, который планировал изначально Сехун, он мог просто не выдержать. Да и в животе у юноши несколько раз так заурчало, что Сехун сжалился. И вот теперь он вынужден будет каким-то образом трахать своего любовника на этой постели, которая грозила развалиться просто от того, что Се на неё присел. — Это лучшая комната! Клянусь вам! А малыш Сухо… будет с вами… здесь? Или вы… — Да, он будет со мной. Нет ли у вас другой комнаты, с более надёжной кроватью? Сехун не понял, почему внезапно трактирщик покраснел и начал подхихикивать, пряча глаза и что-то бормоча по поводу того, что нет, другой комнаты, лучше, нет, а эта кровать — очень даже ничего. Сехуну это быстро надоело, поэтому он просто кивнул и практически выставил старика за дверь, приказав проводить сюда Сухо, когда тот закончит ужин. Сухо скоро пришёл, и одного взгляда на него было достаточно, чтобы понять: он в бешенстве. В его прекрасных глазах блистали молнии, а румяные щёки выдавали крайнее волнение. — Что ты сказал старику Моджуну? — крикнул он, едва за ним закрылась дверь комнаты. Сехун, который в это время сидел перед окном на невысоком табурете и точил кинжал, чуть поморщился от резкости голоса омеги и предпочёл промолчать. Сухо, однако, не успокоился. — Ты меня не слышишь? Что ты ему сказал? Почему он смотрит на меня, как на... как… как на бесчестного омегу?! — Он обидел тебя? — деловито переспросил Сехун. — Мне с ним разобраться? — Ты сказал, что купил меня, да? — с ненавистью спросил Сухо. — Сначала сказал, что ты мой жених, а потом не выдержал и разболтал правду? Не мог не похвастаться? Тогда надо было сказать, что забрал меня против моей воли! Силой! Необязательно было выставлять меня в непотребном свете! Или ты недостаточно меня унизил?! Сехун всё время этой небольшой тирады не мог отвести взгляда от блистающих глаз и алых губ омеги. И хотя в глазах был гнев, а губы кривились от злости, дракон не мог не думать о том, насколько же красив и желанен для него этот юноша. Он встал и отшвырнул ногой табурет, заставив Сухо подавиться воздухом и сжаться от неожиданности. В один миг он оказался около омеги, схватил его и прижал к стене, лишив возможности двигаться, но целовать не спешил. Просто смотрел в огромные испуганные глаза и ловил в них изменение настроения. Он понимал, что желание блудных дней уже не так владеет парнем, а вот сам он чем дальше, тем больше чувствовал внутри жар, требовавший омегу. Именно этого, такого нежного в его руках, такого напуганного и беззащитного, такого сердитого и из-за этого возбуждённого, с трепещущим загнанным зверьком сердцем, которое дракон чувствовал под своей грудью, прикрытой только нижней рубахой. Сехун чуть склонился к уху мгновенно задрожавшего ещё сильнее Сухо и нежно шепнул: — Ну, что ж ты так кричишь, глупый? — И мягко лизнул это самое ушко, мгновенно ставшее горячим. Се повёл носом вдоль линии челюсти и спустился к кадыку. Сухо невольно откинул голову, неосознанно подставляя шею. Он часто-часто дышал и, кажется, крепко сжимал зубы, чтобы не застонать. Лизать кадык Се не стал, а провел носом до второго уха. — Я всего лишь сказал, что ты будешь спать здесь, со мной, — шепнул он и облизал и вторую раковинку. — Но ведь это правда. Ты будешь. Так что… На что ты обиделся? В чём унижение? Сухо зажмурился, изо всех сил стараясь держать себя в руках и не дрожать от гнева и возбуждения слишком откровенно, но получалось у него не очень. — Ты ведь не собираешься брать меня замуж? — тихо спросил он. — Нет, конечно, не переживай, — успокоил его дракон. — Я никогда не нарушаю данное слово. Через полгода я отпущу тебя, ты будешь свободен и богат. Как я и говорил, только тело и запах. Тебе нечего бояться! Я не буду требовать от тебя чего бы то ни было помимо этого! Расслабься, Сухо… Он стал покрывать лёгкими поцелуями лицо омеги, его прикрытые глаза и румяные щёки. — Ну, да… — прошептал Сухо. — Только то, за что заплатил. — Вот именно! — с облегчением сказал Сехун. — Наконец-то понял. А теперь… Я хочу тебя прямо сейчас, прямо здесь, у стены… Ты ведь будешь послушным, Сухо? Сухо молчал. Но Се и не требовалось ответа. Подчиняясь своей страсти, он уже раздевал омегу. Тот не сопротивлялся, позволил полностью себя обнажить, покорно повернулся и дал трогать себя везде, где Сехун хотел, только иногда как-то болезненно вздрагивал и постанывал сквозь зубы. Он был влажен, внутри него было жарко и сладко, он послушно двигался в такт с движениями Сехуна, а когда дракон кончал, чуть вздрогнул от жадного рыка у себя над ухом. Всё было вроде нормально, всё должно было быть хорошо… Но Се понимал, что что-то не так. Он, конечно, кончил, достиг пика достаточно быстро, но всё же полного и абсолютного удовлетворения не почувствовал. Сухо, поняв, что всё закончилось, попытался сразу вырваться из объятий Се. Но тот провел по его животу вниз и понял, в чём дело. Удовольствие, и то относительное, получил только он. Его любовник только отдавался. Не то чтобы Се это страшно волновало, но он осознал, чего ему не хватило: искренних, высоких и чистых, звучащих самой сладкой музыкой стонов Сухо. Его горячих объятий, его твёрдости под пальцами, его горячего белого сока на животе, на нём самом, на ладонях Се. Он нахмурился и отпустил молча выдирающегося из его рук омегу. — Сухо. — Он не знал, как спросить, потому что никогда не думал, что о таком надо будет спрашивать. — Тебе… плохо было со мной? Омега замер, не поворачиваясь. Он поспешно заправлял рубаху в штаны и так и остановился посреди этого процесса. Сухо молчал, но Сехун должен был получить ответ. Так что он спросил снова. — Ты не получил удовольствия, не так ли? Почему? Я… был груб? Но ведь раньше, вчера… Тебе это вроде как даже нравилось? Сухо повернулся. Его лицо было непроницаемо, хотя бледные чуть губы кривились. — Это неважно, господин. Вы купили меня не для того, чтобы доставлять мне удовольствие, я это понимаю. Поэтому не беспокойтесь об этом. Моё тело, мой запах — вы будет получать это по первому требованию. Я буду послушен. Обещаю. — Я не об этом спросил, — перебил его дракон, хмурясь. — Почему ты не смог получить удовольствие? Ведь раньше… — Раньше вы не насиловали меня, – холодно ответил Сухо. — Вы не покупали меня. Не заставляли заниматься тем, чего я сам не хотел. — Я не насилую... Ты ведь не сопротивляешься! И потом, разве раньше я тоже не заставлял... чуть-чуть? Ты говорил, что не хочешь… вроде как… Но потом ты всегда уступал! И тебе было хорошо! — Я был в течке. И вы мне помогали. А теперь я вполне себя осознаю. — Он твёрдо посмотрел в задумчивые глаза Сехуна и тише добавил: — К сожалению. Сехун совершенно ничего не понимал и начал всерьёз злиться. — В пещере... — видя это, продолжил Сухо. — Там я не чувствовал себя шлюхой, которого купили, чтобы развлечься. Я не чувствовал, что меня, моё тело всего лишь используют, чтобы удовлетвориться. — Сухо остановился на секунду, а потом добавил: — Хотя на самом деле всё именно так и было, не правда ли? Просто я, глупый омега, этого не понял. Мне казалось, что вы... что вам... — Он замялся, на минуту потеряв холодный и высокомерный вид. Потом нервно усмехнулся и сказал бесконечно устало: — Я был непроходимым глупцом. Но теперь... Впрочем... Какая вам разница, господин? Вы получили то, за что заплатили: тело и запах. К чему все эти вопросы? Сехун осознавал, что Сухо прав. Его логика была безупречна — в кои то веки. И всё же… Что-то в словах упрямого омеги укололо его, заставило его сердце оскорблённо и сердито завозиться. Он не до конца понял, какие именно слова Сухо его так задели, но почему-то захотелось обидеться, разозлиться, хлопнуть дверью. Однако Сехун понимал, что ему не в чем упрекнуть юношу и объяснить свою обиду он не может. Поэтому он ответил: — Ты прав. Я больше не буду задавать тебе эти вопросы. Сухо порывисто вздохнул и, опустив голову, шепнул: — Хорошо, господин. Так и решим. — Ты будешь спать у стены, — пересиливая в себе желание встряхнуть его от злости, пробурчал Сехун. Тот снова кивнул и ловко забрался под жаркое одеяло. — Тебе удобнее будет без штанов, — заметил Сехун, пытаясь выглядеть доброжелательным, хотя внутри что-то скреблось и жалило. Сухо залился краской, пробормотал что-то вроде того, что сам знает, как ему спать. Сехуну снова захотелось на него рявкнуть, сжать до боли. Но он подавил в себе это желание, понимая, что его осуществление будет выглядеть максимально странно. Кажется, омега заснул сразу, как только Сехун погасил свечи. Но сам дракон ещё долго ворочался, пытаясь осознать, что же с ним произошло. И пришёл к единственному неутешительному выводу: нечего было бежать, как дурак, за запахом. Был бы уже дома, спокойно точил бы когти о любимую стену или пил горячий грог у огня. А не лежал тут, боясь шевельнуться, чтобы не разбудить этого несча…. чтобы не сломать эту ужасную кровать! — с большим и тяжёлым камнем на сердце, который давил и всё никак не отпускал бедного, ничего не понимающего в человеческих омегах дракона.