песок и числа

***

— Бургер из сейтана или из МакДональдса? — спрашивал интервьюер у Дамиано ещё в 2020, но парень помнит свой ответ. Быть вегетарианцем — это не только помогать животным и природе, а ещё и иметь невероятное оправдание для того, чтобы снова закапываться головой в песок. Когда ты вегетарианец, думал Дамиано, ты можешь спокойно перестать есть в кафе — нет опций вегетарианских; можешь устанавливать счётчики калорий — нужно же контролировать то, сколько белка ты употребляешь; отказываешься от того, что в «узких» кругах зовут fear foods — почти во всех десертах и снеках есть молочные продукты. И это всё прокатит и будет долго работать, потому что звучит правдоподобно. Через некоторое время, правда, будут предлагать пойти куда-то, где такой выбор есть, но всегда можно заказать себе что-то, что будет безопасным — ведь у него в голове уже целая энциклопедия калорий. А если и правда будет обычная сеть фастфуда, то от пары картошек фри не станет же ужасно, правда? Остальное можно незаметно выкинуть, пока все будут сосредоточены на себе. И песок становится зыбучим, а мираж океана тянет к себе, но улыбку нужно держать и зубы не скалить — вода способствует отёкам, да и не верится уже, что в ней ноль калорий. Как может быть ноль калорий в том, что делает тебе хорошо? Всё хорошее и любимое — калорийное. Страхов становится всё больше, а сон всё дальше убегает.

I

На самом деле, это для Дамиано не первый срыв, но наверное самый сильный с моментов, когда его увидела Вик с двумя пальцами во рту, в слезах, со спутанными волосами — ей казалось, это самое страшное, что она видела, ей казалось, что из его рта уже течёт кровь (не казалось, его горло было разодрано длинными покрашенными ногтями). Дамиано подумал, что он облажался, клял себя, что не проверил, закрыта ли дверь… и ему стало очень страшно. Он ведь не маленький, всё понимал, но остановиться уже не мог, цифры стояли перед глазами перед каждым походом на улицу. Тогда он просто сел на пол, обняв ноги и склонив на колени голову, стараясь не кричать и не разодрать себе и без того кровавую руку. Тогда Вик просто обняла его и начинала зацеловывать его лоб и щеки, в тихом крике повторяя, что он идиот, и что она идиотка, что она не замечала и не проконтролировала, что она видела, что что-то не так. Давид продолжал плакать, теперь обвиняя себя за всю боль, которую причинил своей любимой (и так её много, и так он скрывает их отношения выгодным «романом» с Джорджией, и так он слишком груб и постоянно лажает), и всё же руки пытается разодрать. Вик не слепая и не брезгливая — она убрала мокрые от крови, слюны и рвоты руки Дамиано, даже не подумав об этом. И она обняла его так, как не обнимала ранее. Кости начали рассыпаться и плакать. От слёз уходит вес, поэтому Дамиано Давид будет плакать. Каждую минуту от плача уходит 1,3 калории. Можно и смеяться, но не над чем — смеяться уже почти разучился. Виктория заставила его подняться и умыться, но теперь не было возможности отвертеться от разговора. И долго парень пытался врать, пытался врать успешно, а получалось безуспешно, потому что теперь ни одной его сладкой лжи она не поверит, а будет верить в худшее, пока не увидит результата. Пока она просто видит последствия лжи, расхаживая по комнате и смотря на то, как быстро и ловко изо рта, как песня, выходят отговорки. — Дам… Зачем? — Это ничего. Просто борюсь со стрессом. — Бороться со стрессом с помощью двух пальцев в рот, дорогой? — С кем не бывает? — иронично улыбнулся и пожал плечами. — Не у каждого есть булимия… или анорексия. — У меня её нет, это просто борьба со стрессом, я же говорю. Да и не видел ни одного парня с такого рода, эм, расстройствами? — врёт и не врёт одновременно. Да, вживую не видел, но читать никто не запрещал ему. Boys don’t do cry, но кроме этого у мальчиков может быть РПП. У него его не было, хотя одновременно и горестно было слушать такое от Вик, но и он собой… гордился? Девушка очень быстро подошла к нему и посмотрела разъяренно. Тихо, но одновременно очень строго она сказала: — Сними кофту. — М-м-м… Не лучший момент флиртовать. — Я серьёзно. Он кивнул. Безразлично кивнул и максимально быстро снял с себя свою модную белую водолазку (которых у него штук пять точно). Непонятно, чем ей это поможет, но спорить незачем. Хотелось этого не видеть, но оторвать взгляд невозможно. Вместо накачанного в прошлом баскетболиста теперь видит ходячий скелет с татуировками. Ребра выпирали и буквально готовы были разорвать ему кожу. И кожа выглядела слишком белой, везде выпирали вены. Не веря, прикоснулась легко, боясь поломать. Ещё две недели назад он не был таким?.. Каким? Худым? Выглядел. Но сейчас он выглядит отрешенно и мёртво. — Ты себя убиваешь. Ты абсолютно точно себя убиваешь. Ты понимаешь, что ты делаешь? Вообще хоть немного? Ты знаешь, сколько людей от такого умирают, а если не умирают, то остаются больными до конца жизни? Понимаешь? Понимает. — Я не умру. Тебе еще терпеть меня, Вик. — Надеюсь, что мне еще долго тебя терпеть. Ты должен есть и без вот вашей дружбы с унитазом. Я буду за тобой следить, попробуй только поспорить. Теперь я буду стоять под дверями туалета каждый раз, когда ты туда пойдёшь. Такого не произойдёт больше, не в мою смену. Рёбер двенадцать пар, но парень хотел вырвать хотя бы одну, чтобы потерять хоть немного в весе. Кости снова заплакали. Нет, не заплакали, заныли, ужасно заныли и потребовали, чтобы его тело наконец-то растворилось. И он обещает, он сделает всё для того, чтобы это произошло.

II

Как бы ему хотелось, чтобы эта тема просто замялась через месяц, но нет, этого не случилось. Виктория сказала об этом всей группе, и теперь никто не планировал делать хватку не такой цепкой. Этан выбил из Дамиано согласие на посещение психолога, Томас выбирал в кафе еду и следил за ловкими руками — им неоднократно приходилось проверять его, потому что каким-то волшебным образом он был способен прятать еду и в рукава, и в рюкзак, и в карманы — его не останавливало ничего. Но со временем доверие выстраивалось снова, хоть и шаткое, но оно было. Теперь под туалетом не стояла Виктория, теперь он мог сам себе готовить. Все думали, что ему помогла психотерапия. А улыбку мастерски можно было надеть как маску. Вес набирался, а его психика разрушалась только сильнее, потому что он не хотел этого, ему это было не нужно. Он просто хотел исчезнуть. Поэтому незаметно он пытался не подорвать доверие, но купить себе весы — сначала для тела, потом для еды. Незаметно он перешел на «здоровое» питание. Всё абсолютно аккуратно и медленно. Нужно, чтобы похудение было органичным. И теперь он не позволит, чтобы дверь была открыта. Ему нужно скинуть хотя бы пять килограммов, чтобы татуировка на ключицах была видна хорошо. В огурце 15 калорий, а есть сельдерей — сжигать калорий больше, чем их получить. Так что теперь сельдерей — его любимая еда.

III

Они победили! Сначала Сан-Ремо, потом Евровидение, и все были безумно рады, ведь их крик в Инстаграме «голосуйте за 24» прошёл не бесследно — а считать цифры Дамиано не перестал, ведь 24 — это количество калорий в помидоре. Как же ему надоели помидоры! Может хватит считать? И на одну ночь он забыл об этом. Он ел столько, сколько не ел уже года три точно. И выпил слишком много. Слишком много шампанского. И незаметно взгляд скользнул на злосчастную табличку калорийности на этикетке — 75 калорий на 100 граммов. И теперь эти 75 не уходили из его головы. 75 килограммов — его максимальный вес. 75 калорий — это немного шампанского. Буквально на одну ночь он попытался забыть об этом, уже был слишком пьян, чтобы себя контролировать… Да и что будет от шампанского, подумал он, ведь больше он не будет есть за сегодня. Вот только алкоголь выветрился от небольшой поездки на машине «с ветерком», поэтому в отель он зашёл поникший, когда все были очень радостны. Все спрашивали его, почему он напряжен, а он повторял о том, что расстроен из-за слуха о наркотиках — это было правдой, но не полной. И в номере стало появляться много, очень много, непозволительно много еды. Она была очень манящей, но очень вредной, а тем более, очень калорийной. Они простые, не едят всяких креветок, а предпочитают обычный фастфуд, Этан радостно схватился за огромный бургер и чуть не съел свои пальцы вместе с ним, Виктория и Томас сидели и ели пиццу, а Дам только смотрел на них с глупой улыбкой. И Этан это подмечает, откладывает бургер и максимально спокойно спрашивает: — Дружище, почему ты не ешь? — Не голоден. И как же все не хотели слышать эту фразу. Они думали, это закончилось, и сейчас радость испарилась у всех — и все уставились на него с волнением, озадаченно. — Давай без этого? Тебе не сделает ничего, если ты съешь пиццу. Мы заслужили, ты заслужил! — Томас ободряюще хлопнул его по плечу. — Еда — не враг, и ты это знаешь. — Я просто не хочу есть, я до этого обожрался, тут ничего нет такого подозрительного, успокойтесь. — Съешь ради нас хоть что-то, и мы отстанем. «Чёрт-чёрт-чёрт», — проносится в его голове, когда он пытается найти что-то, что может съесть. Выбор пал на лапшу с овощами, которую для чего-то заказала Вик. Лапшу можно просто ковырять палочками или есть очень медленно. Учитывая то, что теперь за ним следил Томас, который сидел настолько близко, что видел, как ест его друг, есть придётся. Теперь Дамиано в ловушке. И ему нужно есть спокойно и общаться обо всем, через что прошли они сегодня. И так и было, пока мысли о числах не начали тянуть его головой в песок. Теперь он решил, что ему нужно придумать план Б. Необъяснимо быстро этот план нашелся. Полусъеденная лапша в коробочке была переставлена на стол и Дамиано собрался с мыслями и нашёл момент, чтобы сказать: — Мне нужно в наш с Вик номер, я хочу переодеться. Все пожали плечами и только Вик легонько стукнула его по руке. — Дамиано, будь в безопасности, а то откушу жопу. Разнёсся смех, который отбивался от стен, и Дамиано ответил. — Ну переодеться спокойно я точно могу. Только на самом деле не мог. Он видел каждый недостаток в зеркале, поэтому переодеваться для него было очень сложно. Но это только сам процесс переодевания, потом он спокойно вживался в образ и становился абсолютно экстравагантным молодым человеком. Давид вальяжно пошёл в номер и зашёл в ванну. Конечно, в планах был только очередной вызов рвоты, но ничего не могло его остановить от того, чтобы раздеться. И весь мир будто рухнул. — Я будто килограммов десять набрал и стал свиньей, — прошептал он, хватаясь за воображаемый жир. Все попытки стать идеалом пошли насмарку. — Я не могу так больше, господи, какая же свинья. Из ящика достает бритву, которую разобрать уже было слишком легко, хотя и пальцы могли пострадать. Раз уж он не может быть идеалом, то он обязан себя наказать. Не впервые так делает, но раньше слишком волновался о реакции, поэтому линии были тонкими где-то на косточках бёдер. Но всё бывает впервые, и терпеть он больше не может. Поэтому предусмотрительно он заходит в душевую кабину, чтобы не испачкать коврик перед ней, включает воду и смотрит на металл с интересом и страхом. Страх улетучивается только тогда, когда на предплечье расходится линия, будто превращаясь в глаз. Он не хотел так сильно, и растерялся, но понял, что бежать некуда, поэтому продолжил превращать себя в мясо, но уже не так сильно давя на лезвие, потому что руки должны быть максимально чистыми, ведь не на всё можно набить очередную татуировку. Когда понимает, что достаточно, откладывает лезвие в сторону и тупо смотрит на кровь, которая не хотела сворачиваться и медленно текла небольшими струйками по рукам, скатываясь в сток для воды. Он понимает, что сделал что-то неправильно. И хоть взгляд оторвать от себя и своих трясущихся рук не мог, из его глаз начали литься слезы. «Что я с собой делаю?» — эта мысль теперь повторялась пять раз, потом десять, потом двадцать. И снова он сделал всё неправильно. Потому что уже во второй раз он забыл закрыть дверь. Этан и Томас поняли, что его слишком долго нет, и начали подозревать, что происходит, поэтому отправили Викторию на аттракцион спасения утопающего, а сами тревожно, но тихо зашли в номер Виктории, когда она сразу пошла в ванную комнату — ничего нового, думала, не увидит. — Дамиано, ты здесь? Странно, но возле унитаза его нет, но тихий голос и всхлипывания слышно: — А где же ещё? И он попытался рассмеяться, но не получилось. Вик разворачивается в сторону звонкого голоса, который из-за сигарет садился все больше — каждая сигарета отнимает десять калорий, а тем более, когда стоишь на холоде без пальто. — Дамиано, что?.. — сначала не доходит до нее, и она просто пару секунд смотрит. — Дамиано… Этан и Томас подошли ближе и Вик махнула, мол «не сейчас, я сама», поэтому они отошли, прикрыв дверь — пусть сами разбираются пока, если нужна будет помощь, то она позовет. — Ты можешь встать или мне позвать Этана, чтобы помог тебе подняться? — Только попробуй кого-то позвать. — Так ты можешь встать? — Наверное, — ослабленно пожал плечами, пока Вик выключала воду. Он попробовал встать, но у него всё поплыло так, будто он выпил шампанское не несколько часов назад, а прямо сейчас. Он успел схватиться за стену скользкими руками. Де Анжелис видела, что он может упасть, поэтому сказала: — Лучше сядь тогда. Я не буду прямо сейчас тебя расспрашивать. Он опустился по стенке и просто наблюдал за рукой, по которой все еще стекала кровь, правда уже не так сильно. — Не смотри, тебе станет хуже, и ты потеряешь сознание, — говорила она, копаясь в дорожной аптечке. Этан всегда был предусмотрителен и брал аптечку с собой, а Вик будто знала, что что-то произойдёт, и взяла эту аптечку к ним утром. Честно, она была растеряна, но не удивлена. Она очень много читала и знала об этом всём, просто откладывая мысли в дальний ящик, ведь думала, что всё стало лучше, и что он к такому не придёт. Но сейчас нужно отложить свои мысли в дальний ящик снова, чтобы не вызывать у парня чувство вины — не поможет, сделает хуже только. Сейчас нужно просто остановить это. Перекись заставляет парня шипеть, и Вик ласково дует на раны, даже не говоря о том, что нужно было думать раньше — ей даже не хотелось такое сказать. Кости снова хотят плакать, и ей плакать хочется тоже, но руку нужно обвязать бинтом, и парня нужно крепко обнять. И она это делает. Потом она поднимается и моет руки, смотря на себя в зеркало и думая: «Как я это допустила и как мы к этому пришли?» И когда она планировала выйти из комнаты взять ему вещи и хоть на секунду выдохнуть, тихий голос сказал: — Не оставляй меня, пожалуйста. Мне страшно. И ей так захотелось его обнять и расцеловать, забрать все его беды к себе, но есть вещи практичнее — он может просто простудиться от холодного кафеля и того, что он в одежде заполз под душ, сняв с себя только футболку. — Я сейчас приду, я просто принесу тебе тёплые вещи. Теперь Дамиано уже не мог пересчитывать песчинки, просто смотря на дверь. А за дверью Этан уже понимал, что там произошло, по тому, что Вик вышла с красными пятнами на футболке и с глазами на мокром месте. Только сейчас она смогла выдохнуть и дать волю слезам, уткнувшись в плечо Томаса, который повторял ей о том, что она не виновата, и что она не могла знать. Пока Томас успокаивал её, Этан собрал волосы в хвост, и искал вещи для друга — что-то мягкое, что-то тёплое и что-то, что не будет напоминать ему об ошибках. Это всё длилось минуты три, не больше, но чувствовалось как одна вечность, или, возможно, десять таких. Викторию одну не пустили. Виктория сильная девочка, но всем нужна помощь, поэтому сначала в ванну зашёл Этан. Дамиано хотел бы возразить, но уже было поздно. — Мы тебя не оставим. Мы все тебя любим, идиот. Он поднял его очень аккуратно и начал протягивать вещи — сначала белье. Дамиано посмотрел на него с удивлением, мол, я при тебе раздеваться не буду, а Этан только закатил глаза. Без слов было понятно, что то, что Этан увидит его абсолютно голым — вообще сейчас не важно. Да и он не смотрит, а думает. Пока тот, кого все считали дивой, одевался, Этан говорил что-то со своим неумением говорить «р», и Дамиано улыбался. — Ты снова растерял все свои «р»! Этан ухмыльнулся — и всё-таки, даже в такой беспомощной ситуации Дамиано подстёбывать никого не перестанет. Из ванны он вышел на своих ногах. Непринужденно. В комнате стояла неловкая тишина. — Дамиано, — начал Томас. — Ты понимаешь, что доверие ты наше потерял снова? Дамиано кивнул и пожал плечами. — Я не мог сделать ничего иначе. Я не знаю, что со мной происходит! Просто я не могу так больше. Я хочу исчезнуть, понимаете? Я отвратителен и вам, и себе, и я не знаю, кем я стал, я никогда не могу стать лучше. Сейчас вы еще начнёте меня ненавидеть? Пожалуйста, не нужно. Не оставляйте меня, я стану лучше, я исправлюсь. Вик подорвалась к нему, и просто, как Марлена, начала стирать с его щек слёзы. — Ты меня ненавидишь, Вик? Нам наверное лучше расстаться, пока я полностью не разрушу тебе жизнь. Виктория стукнула его по щеке. — Ты настолько плохого обо мне мнения? Ты думаешь, что я тебя брошу, потому что тебе плохо? Заткнись, просто заткнись. Как в дешёвом ром-коме она посмотрела на него и аккуратно притянула к себе, чтобы поцеловать. Дамиано абсолютно точно мог сказать, что так его никто не целовал, даже она. В этом поцелуе была и забота, и любовь, и какое-то отчаяние. И после него она просто очень нежно его обняла, будто боялась потерять его навсегда. Парни вопросительно посмотрели, не хочет ли сладкая парочка присесть к ним — нет, они не будут именно сейчас подшучивать над ними, сейчас не время — и Вик ведёт Дамиано. Эту ночь они проводят в разговорах, слезах и обещаниях. Дамиано понял, что пересчитывать песчинки — больно. И не только ему. Он не может остановиться сейчас, но надо хотя бы попытаться. Ведь он больше не хочет исчезать.