Без фраз и лишних слов

      Вэнь Жохань — уже давно не дитя солнца, он его господин. Всесильный, способный вызвать шквал жгучего ветра одним ленивым взмахом руки. Мечты его расплывчаты и зыбки; они похоронены под грудой ответственности и политических интриг, сплетающихся в тонкое ажурное кружево. Но где-то в сердце все еще теплился слабый огонек надежды. На его изогнутых ключицах вязь суматошных слов, чуточку развязных, наверняка произнесенных шаловливым тоном, однако Вэнь Жоханю минул уже шестой десяток лет, а нужный человек все никак не находился. А теперь, когда он уважаемый глава клана, верховный заклинатель или жестокий тиран, со слов неосторожных обывателей, никто ничего подобного никогда ему в жизни не сказал бы. Даже под страхом смерти.       «Прекрати хмуриться, глава Вэнь, лучше пойдем потанцуем, а потом, так и быть, я разрешу тебе поцеловать себя».       Слова были теплыми и чуточку шершавыми на ощупь. Они грели смурному Вэнь Жоханю сердце и все еще забавляли, даже спустя столько лет. Вэнь Жохань резвую вязь иероглифов гладил кончиками пальцев сквозь плотные слои ханьфу прямо во время нудных собраний, и только слабое, но приятное покалывание сдерживало его от убийств. Каков же должен быть тот наглец, что посмеет произнести нечто подобное при первой встрече?       Он множество раз вчитывался в надпись и репетировал в голове собственную реакцию. Пытался составить связный и не менее оригинальный ответ, но все было не тем. Нужные слова не ложились на язык, и Вэнь Жоханю оставалось лишь гадать, какой бы могла быть их встреча с родственной душой. При жизни его супруга часто посмеивалась над его фразой и беззлобно подшучивала, совсем не испытывая ревности к неизвестному спутнику Вэнь Жоханя. Ее ряд слов был перечеркнут зловещей черной чертой, которая потускнела со временем и выцвела, как краски на бумаге. У Цзинь Гуаньшаня шею изящным ожерельем обвивало восторженное восклицание, отдающее восхваления его красоте и утонченной грации, в то время как Цзян Фэнмянь на это довольно подозрительно фыркал и отнюдь не шепотом сравнивал незадачливого дамского угодника с хромающим медведем. Крылась ли в этом странном пренебрежении старая обида или какая другая тайна, раз мягкий и уступчивый глава Цзян столь резко и пренебрежительно отзывался о Цзинь Гуаньшане? А затем Вэнь Жохань со смешком разглядел на запястье главы Цзян лаконичное и хвастливое: «Пристань Лотоса, безусловно, прекрасна, но в Башне Кои куда больше красот». Все нежные выражения на шее главы Цзинь тут же обернулись колкой и понятной насмешкой. Бывало в жизни и так.       Вэнь Жохань искренне любил фестивали и бывал на них вдвое чаще, чем его сравнительно юные сыновья. И дело здесь крылось не в привычке и даже не в надписи, испещрившей ключицы. Просто там было много музыки, визгливой и чуточку хаотичной, были костры с яркими искрами и звучным потрескиванием поленьев, были любимые Вэнь Жоханем медовые шарики с кунжутом, сладкие и пряные, были городские танцы, не схваченные нормами приличия и этикета.       Чуть позже к этому списку добавился улыбчивый юноша с пронзительными серыми глазами и смешным черным пучком на макушке. Они встречались на большинстве празднеств в разных городах и кланах, стояли друг напротив друга, но не смели заговорить. Вэнь Жохань опасался разрушить волшебность момента, а о чем думал симпатичный чудаковатый юноша было неясно. Он неизменно приглядывался к главе Вэнь с оттенком легкого интереса на лице, покупал по три палочки засахаренных ягод, а затем раздавал их проходящим мимо девицам, которые приглянулись ему по какой-то причине. Вэнь Жоханю все чаще хотелось подойти и забрать из длинных пальцев последнюю палочку с угощением, а затем увидеть, как в удивлении распахнутся глубокие стальные глаза, а на щеках появятся милые ямочки из-за улыбки, тронувшей уголки губ. Сладкое тот юноша, в отличие от самого главы Вэнь, видимо, не любил. А вот заигрывать с местными девицами — всегда пожалуйста, обращайтесь, не скучайте!       Когда глава Вэнь наконец набрался уверенной мужественности, чтобы подойти к незнакомцу и наконец спросить его имя, он неожиданно не пришел на фестиваль. Место у стены напротив непривычно пустовало, никто не упирался в нее спиной, никто не ухмылялся ему дерзко и завлекающе. Вэнь Жохань почувствовал себя преданным и разочарованным. С досады сжевал все сладости быстрее положенного и застыл угрюмой тенью в небольшом отдалении от разгара празднества. Даже танцевать не пошел.       Черная макушка появилась совсем близко. Вынырнула из пустоты, сверкая алой лентой, словно так и нужно было, а затем улыбнулась шкодливо. Миловидный юноша немного запоздал и подошел к нему, такому же странному незнакомцу, чтобы негласно извиниться за свою маленькую досадную оплошность. Нахальные слова прозвучали оглушительно сладко и приятно, с дерзким приказом и смешливыми искрами в глазах. Вэнь Жохань рассмеялся тогда громко и высоко. В голову не пришло ничего лучше: «А я ведь столько репетировал этот момент».       Родственная душа — Вэй Ин — хохотал оглушительнее и звонче шаманских барабанов, целовал слаще всякого меда и за руки дергал так, словно не главу Вэнь хватал, а какого-то деревенского мальчишку. Как запустил пальцы в волосы, так о спокойной проверке отчетов можно было забыть на ближайший вечер: слишком уж приятными оказывались ласкающие движения у головы. Вэнь Жохань под его прикосновениями послушно млел, словно кот, развалившийся на солнышке, разве что не мурлыкал. А Вэй Ин тихонько смеялся себе под нос, а потом занимал их какой-нибудь забавной историей из собственных странствий. Привыкнуть к этому было легко, но не так просто, как казалось. Вэнь Жохань — человек мнительный и самую малость вредный — так что подпустить Вэй Ина близко к себе получилось не сразу. Тот, благо, не обижался, улыбался шире и лез настойчивее. Была у него какая-то странная потребность постоянно Вэнь Жоханя обнимать.       И фразу свою нравилось ему гладить теплой ладонью. Вычерчивать указательным пальцем иероглифы прямо поверх написанного и грустно улыбаться чему-то своему. Взгляд у него в такие моменты делался стеклянным и тяжелым. Будто душу вынули за ненадобностью. Молчание в подобные минуты напрягало до нервной дрожи, Вэнь Жохань был готов слушать бойкий голос родственной души, не прерываясь. Вот только сам Вэй Ин был до подозрительного тих и скромен. В грозовой радужке дрожал слабый намек на испуг и вину, которых Вэнь Жохань не мог понять. Он более дюжины раз проверял преданность Вэй Ина, ждал, когда же, когда он нападет? Ведь так удобно подкупить человека, чтобы тот подобрался к главе Вэнь и убил того во сне. Мир бы избавился от всех проблем, все во благо Поднебесной, тут уж извини, что тот самый тиран твоей родственной душой представился.       Но время шло, Вэй Ин бесстрашно засыпал у него на груди и под боком мертвым сном, пока за окном не начинал теплиться рассвет. Глава Вэнь засыпал ближе к тому времени, когда ленивый солнечный диск уже пылал в небе на высоте двух ладоней. У Вэй Ина не было ничего, кроме парочки оборванных ханьфу да флейты, неловко вырезанной из бамбука. А ведь в рассказах чаще фигурировал меч…       Десять лет кануло в небытие, и паранойя Вэнь Жоханя сменилась иррациональной гордостью за стойкость своего Вэй Ина. Крепкий духом и закаленный телом, он ловко разрушал самые худшие его представления и укладывал фундамент для новых. Прочный фундамент, надежный. Такой, что Вэнь Жохань окончательно привык и стал засыпать через палочку благовоний после Вэй Ина, крепко прижимая его к себе руками. В одну из ночей он сам признался, что его изначально наняли убить главу Вэнь, но все пошло не по плану. Вэй Ин улыбнулся озорно, как когда-то давно, на празднестве, клюнул Вэнь Жоханя в губы и прошептал: «Я выбрал тебя». А потом засопел, как ни в чем не бывало.       Признание грело Вэнь Жоханю душу и разгоняло мрачную тоску. Ему вдруг резко захотелось взглянуть на произнесенную им фразу, вычерченную высшими силами на чужом теле. Рукав задрал высоко, до самой шеи, да так и обмер. Подводные камни найдены были самым необычным способом. На коже Вэй Ина горела другая фраза. Он не был его родственной душой, не был тем, кто мог бы разделить с ним бессмертие, как спутник на тропе совершенствования. У Вэй Ина был другой человек, который его где-то ждал. Впрочем… Совесть главу никогда особо не мучила.       Сейчас было абсолютно все равно на все прочее. Гнев даже не всколыхнулся на дне его души. Теплая благодарность робко трепетала в груди вперемешку с бесконечной нежностью. Оказанное доверие оправдывало себя. Вэй Ин выбрал его сам, без фраз и лишних слов. Вэнь Жохань вполне мог ответить ему тем же.