Разбитые

      Уже изрядно потрёпанные края листа сминались под пальцами. Сейчас буквы не расплывались перед глазами, как это было в первый раз, и выведенные чёрным иероглифы неумолимо выделялись на белой бумаге. Непозволительно короткий, уже зачитанный до дыр текст неизменно вызывал в душе чувство глухой пустоты и неправильности происходящего. Конечно, содержание почти формально написанного письма никак не могло измениться, но Урарака каждый раз зачем-то внимательно вчитывалась, как будто стараясь выловить какие-то незамеченные ранее детали.       Это странно, но так случилось, что этот ничтожный листик был всем, что осталось у неё лично от Мидории до его исчезновения. А он исчез. Внезапно, ничего не говоря, оставив лишь пару строк на прощание. И, как это ни странно, всех не столько удивило откровение о его причуде — как раз-таки это класс принял достаточно легко, ведь к этому было уже множество предпосылок, и многие настроили различных догадок на эту тему, а теперь к общей картинке как будто добавили недостающий кусочек паззла. По всем ударил именно сам уход Мидории.       Бакугоу, необычно притихший и посерьёзневший после сражения с Лигой Злодеев, чуть не взорвал свою комнату, стоило ему только увидеть письмо, а затем, с рыком «ублюдок Деку!», пулей вылетел из общежития, игнорируя всех, кто вставал у него на пути. Наверное, в любой другой ситуации этот инцидент вызвал бы усмешки или скептические взгляды со стороны остальных одноклассников, но в тот раз, когда все были подавлены, Бакугоу провожала тяжёлая оглушительная тишина.       Тогда сердце Урараки сжалось. Она хотела ненавидеть Бакугоу за то, что он смел так эмоционально реагировать, в то время как сам всегда терпеть не мог Мидорию, однако она не могла заставить себя сделать это. Непонятно, было ли дело в том, что она в тот момент слишком хорошо понимала парня, или в том, что он действительно стал потише и даже как-то поспокойнее, и видеть такой эмоциональный всплеск от него было… отрезвляюще. Это сбивало с толку, это нарушало привычный ход жизни.       Очако подняла взгляд в зеркало и устало убрала за ухо прядь отросших волос. Ей уже стало привычным убирать их в маленький высокий хвост, чтобы не лезли на лицо. Вряд ли она как-то сильно изменилась внешне за прошедший месяц первого семестра второго курса, но в последнее время она часто сама себя не узнавала. Изнутри её разъедало чувство неправильности происходящего. Её преследовала необъяснимая тревожность, и, хоть учителя во главе с самим директором Незу говорили классу разные успокаивающие речи, по ним самим было видно, что ничего сейчас не в порядке. Они сами были обеспокоенны происходящим в геройском мире, даже если тщательно пытались это скрыть.       Тем не менее, жизнь шла своим чередом. Время не остановилось, учёба не прекратилась. Всё было, и это ощущалось так невыносимо странно.       Когда Урарака появилась в гостиной, где большая часть класса уже сидела за завтраком, там было слишком тихо. Все взгляды обратились на неё, причём в них была какая-то пронзительная надежда, будто Очако могла донести одноклассникам какие-то добрые новости. Она лишь поджала губы и опустила взгляд, стараясь как можно быстрее проскользнуть к холодильнику. Она знала не больше, чем все. Да, она хорошо общалась с Мидорией, но лично ей он ничего не сообщал. За весь месяц. Ни единого слова.       Из холодильника на неё смотрели несколько йогуртов и парочка заготовленных заранее бенто. Еды сейчас было немного — сегодня была очередь Каминари ходить в магазин, и он просто скупил что-то для быстрого завтрака. Если честно, никто особо не возражал. В последнее время все вообще были слишком безразличны ко многому. Они побывали в таких событиях, пережили потери, настоящий леденящий ужас. Уже невозможно было продолжать беззаботно веселиться, как раньше. Им было страшно. Даже сейчас. Каждую минуту.       Многие получили серьёзные увечья, и если физически все уже полностью восстановились, засевшее в голове психологическое потрясение исцелить было невероятно сложно. Оно не проходило, оставило глубокий въевшийся след. Тодороки вообще стал сам не свой после того, как узнал, что одним из главарей Лиги Злодеев всё это время был его до сих пор считавшийся мёртвым старший брат. Шото первым делом в начале семестра попросил прощения у всего класса, как будто хоть в чём-то был виноват. Сейчас у их семьи настал тяжелейший период, но Тодороки так твёрдо и уверенно отказывался от любой предлагаемой ему помощи, что в конечном итоге его решили оставить в покое и пока не трогать.       А ещё их покинул Мидория. Все знали, что он чуть ли не в одиночку сражался с Шигараки, отвлекая его внимания на себя, тем самым спасая остальных. Он чуть не погиб. Далеко не все успели даже просто повидаться с ним до его ухода. Теперь на всех давила неизвестность, а в воздухе навязчиво маячила недосказанность. — Блять, да закрой ты уже этот холодильник! — раздражённый возглас резко выдернул Урараку из её мыслей, и, опомнившись, она поспешно достала йогурт и захлопнула белую дверцу. — Извините, — невнятно пробормотала, не обращаясь ни к кому конкретному, хоть и точно знала, кому принадлежал тот голос. Но Бакугоу лишь продолжил как ни в чём не бывало угрюмо ковырять ложкой в своей тарелке.       Очако достала с полки кружку, чтобы наполнить её горячим ароматным чаем, игнорируя взволнованный взгляд Ииды, который она не могла не уловить боковым зрением. Спиной она чувствовала и другой, прожигающий взгляд красных глаз, но никак на него не реагировала. Пусть смотрит, если ему так нравится. Вряд ли он бы захотел сказать ей что-то ещё.       Бакугоу стал ещё более замкнутым. Он меньше орал, но его раздражительность никуда не ушла. Правда теперь возникало чувство, будто подавляющее большинство злости парень испытывал к самому себе. Он не высыпался, выглядел вечно угрюмым, но теперь уже не только из-за своего характера, а от вечной усталости. Он продолжал блестяще справляться с учёбой и тренировками и даже специально усложнял себе уровень. Он сам себя измучивал, и возникало ощущение, будто таким образом он планировал отвлечься. Учителя не одобряли подобного его рвения истощить свой организм — всё-таки он находился в эпицентре битвы с Шигараки и серьёзно пострадал, — но Айзава верил в какое-никакое благоразумие Бакугоу, так что пока особо его не ограничивал, только осторожно приглядывал за ним.       Все понимали, что Бакугоу тоже не мог смириться с уходом Деку. Они были врагами, соперниками — кем угодно, только не друзьями. Но они были близки, чертовски близки, хоть и в очень своеобразной манере.       Очако присела рядом с Миной, растягивая губы в слабой приветственной улыбке. — Потренируешься со мной сегодня? — дежурно спросила она, когда Мина улыбнулась в ответ и помахала, увлечённо что-то жуя. В последнее время девушки, по инициативе Урараки, зачастили в тренировочный зал для практики в рукопашном бое. Это было весьма неплохим времяпрепровождением — во-первых, это позволяло слегка отвлечься от навязчивых мыслей, полностью сосредотачиваясь на тренировке, а во-вторых — создавало неплохую видимость какой-то деятельности. В нынешней ситуации было невозможно сидеть сложа руки. Поначалу с ними ходила и Тсую, но спустя пару раз она всё-таки решила, что лучше засесть за теорию — ей хватало плановых тренировок в расписании. — Снова рвёшься в бой? — довольно бодро отозвалась Ашидо, понимающе прищуривая свои чёрные глаза.       Мина была одной из немногих, кто, несмотря ни на что, отчаянно старался поддерживать позитивный настрой в классе. Она обладала сильной эмпатией, и нет, не бегала с искусственной улыбкой и не кидалась фальшиво бодрыми фразочками, только чтобы хоть как-то всех развеселить, как делал сначала Каминари — но выходило это так неестественно и отчуждённо, что вскоре и он сменил методы поддержки. Поначалу Мину, как и остальных, буквально придавил весь ужас пережитого и происходящего сейчас. Но она ненавязчиво поддерживала других, согревала покрывшуюся неустойчивой ледяной коркой атмосферу внутри класса.       Вместе с солнечным Киришимой они действовали на всех своеобразно успокаивающе, как стакан горячего чая с мёдом после холодной улицы. Даже Эйджиро не мог за вечно дружелюбной улыбкой скрыть тяжёлую боль, разъедающую изнутри, но эта боль у всех была общей, и сквозь неё только яснее, с особой искренностью просачивалась тёплая доброта и понимание. — Хочу отработать один приём, — нетерпеливо помяв губы, ответила Урарака. Это было правдой. Оказавшись в такой критической ситуации, Очако стремилась сделать как можно больше от неё зависящего, чтобы у неё было что противопоставить новым — она не сомневалась — ещё более серьёзным угрозам, поджидавшим их в будущем. — Без проблем, часа через два пойдём в тренировочный. Посмотрим на твой приём, — Ашидо задорно подмигнула и, соскользнув со стула, дошла до Киришимы, чтобы не кричать ему через весь стол. Она уже как-то звала его с ними тренироваться, и Урарака была вовсе не против подобной компании. Честно говоря, ей было даже приятно — Эйджиро, хей, — Ашидо опустила руки на плечи сидящего парня и пригнулась, негромко выкладывая ему своё предложение. Киришима живо отреагировал, повернувшись и что-то отвечая.       Урарака поймала себя на том, что пялится на взаимодействие двух друзей детства,  отчего у неё в груди сворачивалось странное щемящее чувство. Она хотела было отвернуться, но наткнулась на прикованный к ней взглял соседа Киришимы. Очако сначала решила, что ей показалось это странное давление, но нет — Бакугоу действительно пристально смотрел прямо в её сторону, хмурясь каким-то своим мыслям. Урарака непроизвольно сглотнула, ей стало не по себе от странного внимания со стороны одноклассника. Он давно перестал её пугать, но под таким его прямым, как лезвие, взглядом хотелось провалиться под землю или рассыпаться пеплом. Однако Очако упрямо посмотрела в ответ, сжимая челюсти и пытаясь понять, чего от неё хотят.       Помимо интереса и типичного странного ожидания каких-то дальнейших действий, Урараке показалось, что она уловила в этих красных глазах какое-то понимание. Это ощущалось дико. Словно в душу опустился тяжёлый груз, но попал он именно на нужный рычаг, открывая окна и впуская благодатный воздух. Тот, без которого, казалось, и так можно было дышать, но теперь, получив порцию, существование без него уже казалось невозможным. Странное тяжёлое облегчение.       Стоило Очако привыкнуть к этому взгляду, как Бакугоу резко отвернулся — видимо, нашёл для себя то, что искал, что бы это ни было. Только сейчас Урарака осознала, что одноклассник смотрел без его обычной враждебности и презрения. Чистый холодный интерес и непонятное, будто отзеркаленное чувство. — Эйдж… Киришима сказал, что не сможет сегодня с нами потренироваться. Сходим тогда без него? — Урарака вздрогнула, не сразу обратив внимание на вернувшуюся Мину.       Промычав что-то утвердительное, Очако вернулась к еде, избегая направленного на неё взгляда Ииды. Он сидел почти напротив неё, но девушка была уверена, что знает всё, что он хочет ей сказать. Они много проводили времени вместе, когда Мидория был в коме, но с начала учебного года староста стал больше времени уделять всему классу, с ещё большей ответственностью относясь к своей должности, а Урарака больше закрылась в себе, предпочитая молча, сжав зубы, идти к своей цели. Она не перестала со всеми общаться, просто уже не говорила так много, как раньше.       Важные слова оставались невысказанными.

***

      Напряжение мышц. Полная концентрация. Точность.       Урарака наносит очередной чёткий удар, и рука разрезает воздух прямо рядом с ухом едва успевшей увернуться оппонентки. Девушка наклоняет туловище, резко разворачивается и делает шаг назад, вновь становясь в боевую стойку и выставляя предплечье перед лицом, блокируя удар.       Дыхание частое и неровное, перед глазами уже плывёт. Сосредоточься. Не расслабляйся, не смей терять тонус.       Ещё один выброс кулака вперёд, и руку перехватывают. — Урарака!       Она резко вдыхает и распахивает глаза, будто приходя в себя. Запястье оказывается плотно сжато пальцами противницы, а во взгляде чёрных глаз улавливается беспокойство. — Сделаем перерыв, — мягко произносит Ашидо, и от этого тёплого голоса Очако буквально чувствует, как по её телу растекается усталость, унося напряжённость. Она прикрывает глаза и высвобождает руку из ставшей лёгкой схватки. — Ты права, посижу немного, — кивает Урарака, отходя к скамейкам и накидывая на плечи подготовленное полотенце. Чёрная майка взмокла от пота, стекающего по спине, а лицо наверняка раскраснелось от нагрузки.       Очако присела на скамейку, вытирая краем полотенца лоб, и медленно выдохнула. Почти пустой тренировочный зал казался сейчас огромным, каждый звук отдавался в нём чуть ли ни эхом.       Будто в подтверждение мыслей девушки, раздался очередной громкий взрыв, сопровождаемый яростным криком. Подобное сопровождение за многие тренировки уже стало привычным для Урараки. Настолько, что порой заниматься здесь в тишине казалось странно непривычным. Девушка перевела взгляд в сторону источника звуков. Сейчас Бакугоу переводил дыхание — стоял, вытянув одну руку перед собой, а другой обхватив её за локоть. С такого расстояния его было непросто рассмотреть, но его стойка, упрямый взгляд перед собой, который, казалось, мог испепелить стену и без всякой причуды — всё выдавало его крайнюю сосредоточенность. — Никогда не думала, что скажу это, но вы чем-то похожи, — голос раздался совсем рядом, и Урарака невольно вздрогнула, обернувшись на присевшую рядом Мину. Та встретила её взгляд и кивнула в сторону взрывного одноклассника. — Всё же не ты одна снимаешь стресс подобным образом.       Очако непроизвольно отшатнулась и в ужасе перевела взгляд на Бакугоу, который как раз достаточно передохнул и продолжил череду взрывов, по всей видимости, оттачивая точность попадания. — Не представляю, о чём ты. Я хотела потренировать новый приём, — быстро проговорила она, тут же поднимаясь со скамьи. — Продолжим?       Она не хотела, чтобы её упорные занятия кто-то расценивал как отвлечение текущей тяжёлой обстановки в геройском обществе и стране в целом. Она тренировалась, потому что хотела. Чтобы стать сильнее. — Как скажешь, — хмыкнула Ашидо, поднимаясь следом за ней. И это абсолютно точно было не только ответом на последнее предложение.       Урарака закусила губу, услышав очередной взрыв и горькие чертыхания. Почему-то сердце сжималось каждый раз, как она слышала подобные интонации в голосе Бакугоу. То была не та привычная злоба, и это пугало.       В последнее время Очако пугало многое.       Она до сих пор помнила тот взгляд.       Тогда шла только вторая неделя с начала третьего семестра. Девушка выходила из женской раздевалки, на ходу распуская собранные в высокий небольшой хвост волосы. Она чуть не подавилась воздухом, увидев внезапно возникшего перед ней Бакугоу, хмуро сдвинувшего брови и держащего в отставленной в сторону руке какую-то книжку. Очако недоумевающе уставилась на одноклассника, явно раздражённого тем фактом, что ему приходится здесь находится. Ей вдруг показалась как будто неуверенность в красных глазах напротив, и её передёрнуло от этой мысли. Впрочем, иллюзия мгновенно была разрушена, стоило ему только открыть рот. — Что пялишь, круглолицая? С какого-то хрена в моём рюкзаке твой учебник по математике, так что гони мне мой! — он говорил рывками, привычно, но как будто ещё более нервно, чем раньше. Урарака пару раз хлопнула глазами, слегка отходя от шока, что Бакугоу подкараулил её у раздевалки, чтобы заговорить об учебниках. — Ты уверен? — тупо спросила она, совершенно не представляя ситуацию, при которой их вещи вообще могли оказаться рядом, не то что перепутаться. Он этого вопроса Бакугоу так громко скрипнул зубами, что Урарака почти ощутила эту боль на собственной эмали. — Ты издеваешься?! — прорычал он, предельно резко распахивая книгу на форзаце. — С каких, блять, пор моё имя стало «Очако Урарака»? Или это не ты?       Девушка ещё пару секунд пялилась на подписанную собственным почерком страницу, прежде чем осознала, что учебники вполне могли поменяться на общем столе в общежитии (она, правда, не помнила, чтобы Бакугоу когда-либо занимался со всеми, но он вполне мог одолжить свой учебник Киришиме). — Ах, да, — Урарака залезла в сумку, выуживая оттуда нужную книжку и раскрывая на первой странице. «Катсуки Бакугоу» — гласила на удивление аккуратно выведенная подпись. Очако почувствовала несостыковку в мозгу, видя перед собой настолько опрятный учебник с поистине примерным почерком и понимая, кому именно он принадлежит. — А, это, эм…       Урарака вдруг застыла на месте — в кармане завибрировал телефон, а вместе с ним дёрнулось ее сердце. Не так давно она в который раз набирала Деку, ещё тогда на что-то рассчитывая, и пришедшее сейчас уведомление не хотело казаться совпадением. За считанные миллисекунды она отмерла и резко выхватила телефон, трясущимися пальцами включая его и жадно вглядываясь в дисплей. Мир вокруг на мгновение потерял для неё значение.       Системное оповещение.       В груди что-то оборвалось и с гулким стуком упало вниз. Дыхание сбилось. В горле встал ком, и Очако медленно втянула ртом воздух, сдерживая ноющую боль, ножом проехавшуюся по сердце, от обиды и злости на себя из-за пустых надежд.       Она вдруг вспомнила про присутствие Бакугоу, о котором уже успела позабыть, и подняла на него взгляд, мимоходом удивляясь, что он всё это время молча ждал, вместо того, чтобы просто вырвать у неё свой учебник и наконец уйти. А потом увидела это.       Широко распахнутые глаза, суженые до маленьких точек зрачки, и это совершенно дикое смешение эмоций во взгляде. Страх, боль, ожидание, злость — этого было так много, как, казалось, Бакугоу никогда не мог чувствовать. Он понял. Понял, почему она так резко замерла, о чём подумала, о ком подумала.       Она испугалась. В тот момент ей было действительно страшно. Не когда он смотрел с гневом и раздражением, не когда кричал — а тогда, когда он впервые обнажил свои чувства. Всего на пару секунд, не дольше, но это заставило Очако внутренне содрогнуться. Что такого могло случится? Что именно угрожало ему, если даже Бакугоу…       Не успела Урарака что-то сказать, как парень выхватил у неё из рук свой учебник, сунул в обмен её и широкими шагами направился прочь, оставляя за собой гнетущую атмосферу.       Спустя какое-то время после этого Очако прекратила тщетные попытки дозвониться до Деку. Ей казалось, что подавленность сильнее обрушится на неё, однако, как ни странно, её охватило странное чувство внешнего спокойствия и почти хладнокровия, будто вокруг неё выстроилась плотная оболочка, не пропускающая никаких потрясений слишком близко к её душе и не позволяющая ранить её ещё больше.       Она делала всё, что было в её силах. Ничего сверхъестественного, ничего беспредельного. Она просто старалась.