Кровь с примесью гравия и стука колес

Шум уже не такой примечательный, как ранее, он лишь фон, помогающий осознавать, что происходящее является реальностью. И гонка, и примирение, и улыбки, и полные свежего кислорода лёгкие, и прохладный ветер играющийся с мокрыми от пота прядями голубо-красных спутанных волос. Всё это настоящее. И парни настолько увлекаются этим моментом, что ни один из них не решатся разрушить его. И луна, и тусклый свет от фонарей за спиной, все дарит спокойствие, которого так не хватало растерзанным душам старых друзей, появляется своя, чем-то отдалённо родная атмосфера. Время их сильно покалечило, размазало по стене, смешивая раздробленные кости с кровью и слезами. Сейчас же чувства вновь начинали гореть. Разгораться, словно огонь на тлеющих в нем брусках деревьев, зовущихся дровами. И хоть гонка закончилась уже достаточно давно, чтобы оба успели привести дыхание и пульс в порядок, сейчас стук их сердец, что звучали в унисон, были слышны неописуемо четко и громко. Ни один из окружающих звуков не заглушал их сердцебиения и рваного дыхания, отсутствие света не скрывали слегка дрожащие от нервоза и усталости руки. Они преодолели так много. Они могут гордиться собой и друг другом. Все же они не зря преодолели боль, истерики и эти противные, пропитанные негативом слова. Каян, немного поразмыслив над тем, чего ему сейчас хочется, приходит к выводу, что банка холодной газировки лучше всего подойдёт для того, чтобы утолить возникшую жажду. — У меня в рюкзаке вроде кола была, но это нужно до байка идти, — говорит Каян первое, на чем собираются мысли, и то, что звучит как единственное полноценное, имеющее логическую структуру предложение. Остальное мешается в его голове от волнения, неловкости, радости и усталости, не давая завести разговор. — Таааак лень, — тянет Ланга и заваливается спиной на холодную, слегка влажную землю с редкой травой. В ответ на это понимающий кивок и падение рядом. Рыжие волосы ложатся неаккуратно, запутанные пряди выглядят как лучи, окружающие самое настоящее солнце, что могло светиться ночью. Вот, над ними прекрасное звёздное небо, дует тёплый летний ветерок, стрекочут жучки, что бегают по стволу растущих рядом деревьев, песни ночных птиц. Так спокойно. В Токио, куда ездил Сноу не было всей этой ставшей непривычной тишины. Столица была наполнена красками, шумом, людьми и суматохой. А в Окинаве хорошо. Реже встречаются на улицах выпившие люди, нет ищущих клиентов проституток, что частенько ссорятся из-за места, где они стоят. — На небе ни облачка… Вау. А ведь пару часов назад дождь как из ведра лил. Да уж… В Окинаве все такое странное. Такое сказочное. — улыбается собственным мыслям Хасегава. Небо Токио никогда не было чистым. На огромной глади не стелились звезды, боящиеся света словно огня, обычно там наблюдается дым от выхлопных газов, или небо вовсе скрыто высокими зданиями. — Должен сказать, я скучал по этому месту. Окинава стала для меня уже чем-то родным. Как самый настоящий дом. Словно не было до этого никакой Канады, и на сноуборд я в два года не вставал. Родился тут, а с тобой словно с детства дружил. Окинава для меня словно чистым листом в жизни стала. Тут я написал новую историю, которая нравится мне в разы больше других. И эта компания. Ты, Мия, Шедоу, Черри и Джо… Вы такие разные, но все ещё общаетесь. Несмотря на возраст, манеру общения, привычки. Вы все ещё рядом, поддерживаете друг друга… Это так… Странно. Даже не странно, скорее просто непривычно. — Ты чего это вдруг разговорился? — поворачивает голову к знакомомым глубоким голубым глазам скейтер. — Обычно ты молчишь в тряпочку. Даже когда приехал ни слова не сказал, а тут вдруг поэмы писать начал. Что это с тобой? Неужели выпил? — отшутился Каян, но потом вдумался в его слова. Ничего удивительного. У них есть общее увлечение и нет смысла ссориться, нет причин разлада. — И зачем, кстати, позвал? — Извиниться хотел, — без капли сомнения, сразу же отвечает Ланга. Но продолжить почему-то не может в его горле появляется ком, словно он хочет чего-то ещё, но не может с этим смириться из-за чувства вины, пришедшим с осознанием всей серьёзности и тяжести ситуации. А Рэки с этого лишь спокойно усмехается. Если Хасегава сейчас извиниться, то это будет бесполезно. Рэки кивнёт, сухо примет извинения, но от обиды на Сноу это Рэки не избавит. Сердце и дальше будет гнить, становясь бесполезным куском мяса и крови. — Ты про тот раз, когда мы решили первый раз по приколу устроить гонку на S? Ты тогда во время гонки кинул мне что-то на подобии «С тобой скучно», из-за этого я вспылил и ответил что-то типо «с тобой не лучше», а когда ты победил, внезапно возомнил себя принцесской и облил меня грязью на глазах у всех, а я как раненный в самое сердце придурок со слезами на глазах убежал, пока Мия меня успокаивал, а потом Адам предложил тебе стать его «Евой» и ты согласился, после чего прямым текстом заявил, что больше не хочешь иметь со мной дело. Ты про это что ли? — он специально припоминал эту ночь и эту гонку. Рэки знал, что это больной удар по Ланге. Ощущение у голубоволосого было такое, словно в его грудь рыжик воткнул самый острый из всех нож и с каждым словом прокручивал, ковырял сердце. Хасегава понял намёк, понял, что извинения плодов не дадут, поэтому уже хотел бросить что-то типо «не важно», чтобы перескочить с темы, а тут же видит милую улыбку, на самом деле пропитанную лицемерием, ехидством, обидой и ненавистью. — Ну тогда извиняйся, — по-лисьи то ли приказывает Каян, то ли пытается просто напрямую подтолкнуть Лангу к продолжению разговора. В этих глазах странная усмешка. Даже нет, не усмешка, Каян насмехается над таким Хасегавой, каким он предстаёт перед ним сейчас. Кадык на худой шее в нервозности двинулся, пока глаза наконец перестали фокусироваться на фигуре перед ним. Ланге впервые некомфортно с Каяном. И это заметное презрение в сторону канадца. Нет, Ланга прекрасно понимает, что провинился, он извинится за произошедшее, знает, что сделал Рэки больно год назад, заставил жить в апатии, заставил его выгореть, потерять интерес к скейтбордингу. Но таким Рэки, каким он видит его сейчас, он не видел никогда. Куда мигом пропала эта нежность, искренность, доброта и открытость? — Ам. Ну. Я… — Ланга словно заевшая пластинка в старом граммофоне выдавал непонятные звуки в приступе внутренней паники. — Прости меня, я понятия не имел, что за бред нёс тогда, просто твои слова. Я просто… — и вновь этот чёртов ком в горле, не дающий дальше и слова выдавить, но глубокий вдох позволяет мысли вернуться в привычное течение и продолжить. — На этом отразилась наша первая ссора. Помнишь, ты тогда сказал, что сумасшедшие гении могут кататься друг с другом сколько угодно. Тогда ты совсем не верил в мои возможности. А потом мы вроде как помирились. Но я все никак не мог забыть обиду. — Не верил? — улыбка сменилась замешательством с ноткой раздражения, когда Каян перебил друга — Не... Верил?.. Да я смотрю, ты и правда тугодум твердолобый. Ты так и не понял, что я имел в виду? Да о чем это я… Ты даже причины нашей ссоры так и не понял. — А?.. — Теперь в замешательстве пребывал Хасегава, с опаской смотря на Рэки. На эту бомбу, в чьей голове медленно тикал отсчет до взрыва. — В плане? — Ты даже не понял, что меня задело. Какой же ты идиот… Пхах, — янтарные глаза-камушки были пусты, не выражали ничего, а с губ сорвался глупый, полный нервов смешок.  — Я восхищаюсь тобой по сей день. Ты всегда превосходил меня, был лучше в тысячи раз, несмотря на то, как сильно отличались количество нагрузки, которую мы принимаем на себя. Несмотря на то, что я тренировался больше, учился одному трюку по несколько месяцев, вместо того, чтобы ночью ездить с тобой на S, смотреть на гонки других, я проводил все время до рассвета в скейт-парке. И результата не было. Но я вновь и вновь наступал на те же грабли. У меня ничего не выходило, а я продолжал пробовать. Я был бесполезен, но не хотел с этим мириться. А у тебя все было максимально просто… Это так… — Рэки стиснул зубы, не понимая, почему дальше фраза с губ не срывается. — Тебе стоило лишь раз увидеть трюк, как ты тут же его повторяешь. И я не успел найти эту грань. Этот промежуток времени, когда ты стал лучше меня. И ты на столько отдался всему этому наслаждению, что и вовсе забыл про меня. Для тебя наша дружба потеряла значение. Значила бы она так же много, как раньше, ты бы не забил хуй на данное тобой обещания, а я лишь вправил твои мозги на место, чтобы ты наконец осознал, что что-то идёт не так. — горячие капли жгли глаза, делая окружение мутным и неразборчивым. Было страшно рассказывать о своих проблемах в лицо причине этих самых проблем. Хотелось убежать, а ещё лучше просто умереть. Исчезнуть, чтобы пропавший воздух в лёгких и появившееся чувство, будто на грудную клетку давят, перестали мучить. Решение нашлось быстро. В людях стоящих где-то недалеко от остальной толпы народа. Рядом с ними стояли ящики с алкоголем, а если быть точнее каким-то недорогим паленым пивом, к которому, предупредив Лангу, что он скоро придёт, отправился Каян. Достать алкоголь несовершеннолетнему на S было проще простого, а особенно, когда ты узнаваемая личность. Так, взяв четыре бутылки на двоих, Рэки вернулся к знакомому, протягивая две ему. Ланга не пил, а тем более подозрительный алкоголь, но напряжённая атмосфера заставила его согласиться. Так хотя бы тяжесть спадет. — Чем занимался весь год?— открывает зажигалкой, полученной от Рэки, свою бутылку Ланга, замечая с одной стороны неожиданную, но с другой самую логичную реакцию: зрачки напротив в панике сужаются, а после вновь он обретает этот поникший вид. — Я… Я… Тренировался. Много тренировался. Через боль, слезы, отсутствие желания и удовольствия. Я тренировался днями и ночами. Несмотря на переломанные кости, многочисленные другие травмы. А когда находил для себя свободное время, помогал Джо в ресторане, подрабатывал в магазинчике, сидел с сёстрами, ездил на S, продолжал ходить в школу. Я даже не помню, когда в последний раз спал. Я вкладывал все силы в то, чтобы стать лучшим. И я стал. Наверное… Я сотни раз хотел бросить скейт, но друзья помогали находить мотивацию. Наверное, только по этой причине я все ещё катаюсь. Ребята научили меня многому, а по большей части я благодарен Джо, он, считай, стал моим наставником — взгляд упал на старый, сотни раз модифицированный скейт. Чего Рэки только в нем не менял, но ему всегда было недостаточно. Поэтому он сидел в мастерской на перерывах от работы или в гараже по выходным. Он говорил искренне, ни капли не врал. Этот год действительно выдался тяжёлым. Рэки просто хотел, чтобы его услышали. — Ты стал так высоко прыгать. Мы с тобой почти наравне… — подмечает для себя результат долгих беспрерывных нагрузок Хасегава. Он заметил, как изменился Каян. А ещё он знал, насколько рыжий бес восприимчив к словам, что отсылают в его адрес. — В плане «почти»? Я думал, что давненько тебя догнал. Может даже обогнал, кто знает. — хмыкнул Каян, находясь в недоумение, но потом и до него доходит, что же Ланга имел ввиду, поэтому его мысли звучат в голове в унисон со словами собеседника. — Не ты один тренеровался, не забывай про это, балбес — точно цитирует мысли Каяна Хасегава. — Я тоже год на месте не сидел. Я обучился парочке новых приёмов и трюков. Даже не парочке. Я много чему научился — тут же принц замолкает, осознав, что сболтнул явно лишнего. Он умоляет жизнь, чтобы Рэки не услышал последнего из сказанного, ведь понимал, чем это может закончится. Но жизнь та ещё злая сука, а опасения спешат стать явью. — Стоять. А вот тут поподробнее. — слова рыжика, как и ожидал голубоволосый, слетают с губ резко, поэтому сбивают с мысли и перебивают.  — «Много чему?» — интересуется рыжеволосый бес. В его лице вновь шквал эмоций. Если задуматься, то в этом заключались шок и испуг. Этот рыжеволосый парень слишком многое таит за своей маской усталости.  — Если ты научился многому, то почему в гонке максимум спрыгнул? Где все остальное? — голос дрожит в попытке самому догадаться, а это много времени не забирает. И все же Ланга говорит первым, пусть завершить объяснение ему вновь не дадут. — Эти трюки опасны. Я просто боялся тебе навре- — Думаешь, я не справлюсь? Думаешь какие-то жалкие трюки, которым тебя научил этот паршивый хуила, для меня проблема?! Пхах, да не смеши! — и снова, черт знает, что различать в его чувствах. — Не называй его так, он тоже человек! — Хасегава в панике, он не знает, что делать, ведь все снова сводится к ссоре, а это совсем не хорошо, Ланга не хочет опять его терять, но воображаемая нить олицетворяющая их дружбу, слишком тонка, чтобы её можно было сохранить. — А то что? — Каян кидает бутылку с пивом на землю и хватает друга за ворот его свитера. К первой бутылке отправляется и вторая, выпавшая из дрожащих рук Хасегавы. — Он никто. Лишь жалкий уебок, который навредил моим друзьям. Для меня он жалкий отброс, не более. — Ты ничего о нем не знаешь, у него трудное прошлое! — в испуге пытается оправдать его Ланга, видя в глазах напротив зверский огонь. — А мне насрать. Это не даёт ему права калечить людей, — наконец-то Ланга снова на земле под прицелом презирающего взгляда. — Пошли, надо будет кое-что людям сказать — словно ни в чем не бывало, Рэки протягивает руку, чтобы помочь встать, а когда-то Хасегава воспользовался помощью, взял скейт. Ланга и представить себе не мог, что сейчас произойдёт, но тут Каян выходит в центр толпы и кричит, привлекая все внимание к себе — Хей! Народ, знаете что?! — шум стихает и все обращают внимание на рыжего беса — Моя гонка со Сноу оказалась нечестной, мне поддавались!