Кровь с примесью гравия и стука колес

В объятиях Ланги согревающе холодно, спокойно и так привычно. Хоть Рэки и успел забыть ощущения рук, так бережно лелеющих его, молчание, которое вовсе не напрягало, а, даже наоборот, дарило блаженное чувство умиротворения, он утопал в них, дышал совсем по-новому. Ланга был мятной жвачкой, запитой глотком холодной воды в мороз, после чего горло обжигающе болело. В объятиях Рэки было жарко, как от окинавского солнца в разгар лета. Так, как не было тепло в Канаде, как не было нигде, даже дома в Японии под одеялом. Рэки был чем-то особенным. Тактильным и делающим счастливым. Он был лучиком, он был бурей, был ветром и охлаждающей газировкой в теплый день. Приторно сладким и ужасно острым, Ланга все гадал, такого ли вкуса его губы, каким представляет их Хасегава? Рэки был и свободой и золотой клеткой, из которой выбираться совсем не хотелось, желалось запереться и выбросить ключик куда подальше. Он был куском торта и кислым лимоном. Его слезы — соль, его улыбка — сахар, его глупые подколы — кислота, его характер — острый перец. Он знал Рэки, как не знает никто другой, как не знает он сам себя. Да вот только… — Неужели я знаю о тебе так мало? — спрашивает Рэки. Не дожидаясь ответа, он продолжает, ведь давно знает, что Ланга не понимает ничего, пока ему в лоб не объяснишь. — В соцсетях ты один, на трассе S другой, со мной вообще не понятно какой. Настоящий ли ты? В один момент обожаешь, во второй восхищаешься, в третий упрекаешь, а в последний унижал. Ланга, я хочу знать, кто ты и чего ты желаешь? Нет, даже не так. Знать о твоих желаниях — слишком много для меня. Чего ты не желаешь? Ланга в ступоре, Ланга сам не знает. Хотя нет, одно Ланга знает точно. — Не хочу реванша, не хочу гонки. Не хочу ссориться и причинять тебе вред. Хочу, чтобы все было, как раньше, хочу вернуться в прошлое и изменить свои ошибки. — Гонка будет, — отрезает Рэки. — Ты был эгоистом, обещал мне не гоняться с Адамом. Но что ты сделал? Ты нарушил данное тобой обещание. Теперь эгоистом буду я. Забью на твои желания, — Рэки оттолкнул Лангу, распустил объятия, смахнул слезы и глубоко вздохнул. — Я устал бегать за тобой, быть послушным мальчиком на побегушках, ясно? Отдавать из раза в раз частичку себя, теряясь. Я устал, ясно, Ланга? Я терпел и молчал все это время. Хасегава тяжело выпустил воздух из легких и кивнул. — Я тебя прекрасно понял, — он встал и отодвинул от себя табуретку. — Я пойду, доску отдашь завтра в школе. И в этот момент Каяна передернуло. История снова повторяется. Он не может отпустить Лангу сейчас, когда чувства внутри неприятно мешаются. — Стой! — умоляет парень, хватая Лангу за запястье — Если так продолжится, мы никогда не поговорим! Мне нужно самому кое-что принять в себе, и только ты мне поможешь. Хасегава вздыхает и садится обратно. — Я буду говорить с тобой только если ты обещаешь не срываться и не агрессировать, как ты делаешь это обычно. Рэки кивает и делает глубокий вдох, нервно трёт шею и даёт себе время, чтобы привести мысли в порядок. Но только он открывает рот, чтобы начать рассуждать, мысли покидают его голову, теперь говорит сердце. — Короче. Мы типа знакомы давно, все дела. И я очень дорожил нашей дружбой, но потом все произошло так неожиданно, вся эта ссора, ты уехал, мы даже не попрощались как-то, но прикол даже не в том, кто я там тебя не проводил в Токио, прикол в том, что я типа даже не хотел прощаться, не потому что не хотел тебя видеть, а потому что прощание обозначает конец, но какой для нас конец, да? — с его уст срывается смешок, перерастающий в смех. — Ну по крайней мере я так думал тогда. Я ведь по уши в тебя, дурак, втрескался — Да я вроде как тоже, — смеётся Ланга. И тут до них одновременно доходит, и смех обрывается. Они тупят ошеломлённый взгляд друг на друге, придумывая, как сгладить углы, но придумать что-то в таких ситуациях категорически невозможно. «Проебались.» — звучит в унисон в головах ребят. Они потеряли столько возможностей просто из-за недосказанности, а теперь ничего вернуть было нельзя. Рэки упирается кулаком в грудь Ланги, опустив голову и выпустив из лёгких воздух в тяжёлом выдохе, который нес с собой осознание. — Я готов тебя отпустить. Прошло достаточно времени, и я смирился. Наша дружба действительно не будет как прежде. Ну типо… Сам посуди, произошло слишком много и проще уже поставить точку в этом сумбуре, чем перестраивать все заново, — Каян искренне улыбается, ведь с плеч упал весь груз, давивший на него на протяжении долгого времени. Он больше не должен бояться чувств, должен принять чувства и отпустить эту птицу из клетки. Рэки гордится собой, он сумел сделать все, о чем так долго размышлял. Но Ланге лишь больнее. Тонкая нить взаимоотношений была разорвана окончательно, от чего кулак на груди казался тяжёлым булыжником. Но имеет ли он право держать Каяна после всего, что Ланга сотворил? Если Рэки желал прервать с Лангой любые связи, то история действительно должна была подойти к концу. Хасегава не маньяк, а Рэки не жертва со стокгольмским синдромом. Они достаточно адекватные, чтобы принять верное, как им кажется решение. Ланга кивает. — Все закончится после гонки. Мы прекратим общение, может, будем видеться в школе, но теперь мы разные люди, — объясняет Рэки, и Ланге остается лишь кивнуть, растягивая уголки губ в кривой улыбке. Доску было решено отдать завтра в школе, Ланга оправдывался тем, что уже поздно, а перед учебой он хочет лечь пораньше.

***

В комнате пусто. Беспокойно пусто. Так, как не было никогда до этого. Раньше соседом в комнате была надежда, так благородно усыпляя ночами. Теперь и она покинула это место. И черт знал, на какой ночной улице она шляется, и где ее искать. В кровати холодно и мерзко, поэтому Ланга даже близко к ней не подходит. Он скидывает одежду, оставаясь в белье, после чего идёт в ванную. Кипяток не греет замёрзшие красные руки, дрожь всё не унимается, и солёные слезы мешаются с пресной водой. Тяжесть, жившая на плечах Каяна весь этот тяжелый год, теперь нашла свой новый дом в душе Хасегавы. Зеркало потеет, а из душевой кабины сочатся клубни пара. Так и не нашедший чужое тепло в ошпаривающем кипятке, парень решил не тратить время, дальше стоя под струями воды. И всё же, счёт за воду такими темпами выйдет не маленький. Ланга хнычет, не стесняясь себя самого. Из разговора с Рэки он сделал вывод, что подавлять эмоции — плохая идея. Особенно, когда сердце разбилось вдребезги. Они с Каяном всё кличут себя взрослыми, а на деле и в чувствах разобраться не в состоянии. Может, ему нужно время, чтобы он пережил это так же, как и Рэки, может весь путь принятия ему еще только предстоит. Но одно понятно точно. Сейчас ему до раздирающих горло всхлипов больно. В комнате он находит свою футболку и шорты, потратив время, чтобы раскидать по полу одежду, закинутую в шкаф кучей. Хасегава не хочет вставать с пола, сил на это нет, вот он и опирается спиной на кровать. Телефон в руках реагирует на влагу на экране, когда Ланга включает его, но из-за пароля ему мало что удается натворить. Протерев телефон, Ланга ищет папку «Важное», забитую различными видео. Он добивает себя окончательно, и теперь плачет навзрыд, оставив телефон на полу рядом с собой.

***

Рэки оставляет подкрашенную доску на столе высыхать. Если уж работать, то качественно. Он подправил, даже доработал рисунок, С остальным разберётся либо ночью, либо утром. В любом случае время еще есть. Впервые за долгое время работать было приятно, это доставляло удовольствие. Грустно было смотреть на оранжевую крупную надпись «FUN». — Ну что, кататься уже не так весело, как раньше? — поникшая усмешка срывается с губ, когда он спрашивает это у собеседника в отражении окна. Он закрыл глаза и вдохнул запах краски. — Может я погорячился? Ланга выглядел расстроенным. Может нам нужно не прекращение всего, а только время? Пауза, чтобы отдохнуть, ведь мы поговорили, обсудили корень проблемы, теперь осталось только сделать выводы. — он выдыхает, вытирает руки старой тряпкой и скрещивает их на груди, прикрыв глаза. — Все так сложно. Но, должен сказать, я чувствую себя куда легче. Покинув мастерскую, Каян посетил душ, смывая краску и едкий запах от нее. Гель пахнет яблоком, а шампунь апельсинами и шоколадом. Мятные пасты Рэки просто обожал, Ланга даже как-то шутил, мол «Только не ешь ее». Хотя судя по тону шуткой это не было.Впервые Рэки не чувствует усталость и боль в теле, засевшую меж костей. Ему действительно стало лучше после всего, что произошло сегодняшним вечером. То, к чему он пришел сегодня, требовалось ему все это время. В комнате к нему подходит сестра, расспрашивая про Лангу, а тот рассказывает все, не стесняясь и не боясь, ведь сестра вполне способна его понять, ей просто требуется получить ответы на свои вопросы, после чего она спокойно уходит.