Игра в оптимизм.

Высокий, седовласый мужчина в полном одиночестве бродил по опустевшему пляжу. В одной руке он нес мокасины, в другой держал сигарету. Босые ступни лениво загребали еще горячий песок, временами подпинывая мелкие камешки. Глаза мужчины были закрыты солнечными очками, хотя на Дубай давно рухнула ночь. По-видимому, мужчина шел уже давно, он был уставшим, его шаги были тяжелы, а движения медлительны. Наконец, он нашел одинокий топчан и, не заботясь о своей дизайнерской рубашке, улегся на него, отбросив туфли. Следом полетел окурок, прочертив в воздухе огненную дугу, но тут же новая сигарета была зажата губами, щелчок зажигалки, прищуренный глаз от попавшего дымка и запрокинутая к небу голова, с белоснежными, вьющимися волосами. С виду казалось, что этот мужчина спокоен и безмятежен, наслаждается отдыхом и теплой ночью, которая сменила раскаленный зной дня. Длинные ноги, скрещенные между собой, лежали неподвижно, тонкая рука свисала с лежака, упираясь пальцами в песок, но не трогая его. То, что мужчина не спит, указывал лишь красный глаз сигареты и слеза, стекающая из-под очков. Впрочем, она была не видна в ночной мгле. Никому. В пляжных кафешках кипела жизнь, звучала музыка, смех, женские визги, сотни музыкальных фонтанов подсвечивали темное небо и только на набережной была тишина, нарушаемая лишь всплеском набежавшей волны. Так почему мужчина, с красивым, волевым лицом выбрал одиночество? Не потому ли, что так оно и было, что его душа страдала и он не находил понимания? Он ничего не просил, он просто хотел не быть один, хотел теплоты, ласк, прикосновения любимых рук и губ. Хотел быть желанным. Нужным. Хотел, чтобы его понимали без слов. Чтобы чувствовали. Но невозможность физически передать свою любовь уничтожала его изнутри, грызла, высушивала, лишала покоя. Ему так нужна была их общая связующая частица, которая делала его очень счастливым, по-настоящему живым, после чего хотелось творить и летать. И жить. Но он не мог. А она… Делала вид, что не понимает его, сердилась, кричала, обвиняла, обижалась… Из-за этого его сон был коротким и рваным, а вместо пищи была неизменная банка «колы», сигарета и жвачка. Холеное лицо аристократа закрылось непроницаемой маской. Лишь только предательские слезы заставляли краснеть восточные глаза, делая их больными. Солнцезащитные очки улетели в песок, и мужчина с силой потер лицо, с ненавистью убирая мокрые дорожки. Внезапно он задрал лицо к небу и крикнул во всю мощь легких. Потом еще, и еще, и еще. Он кричал до тех пор, пока не охрип. Вместе с криком небольшая часть боли вышла, оставив после себя безразличие. Он знал, что новый день сотрет слезы и ненужные слова, и вечное униженное «прости», и горький осадок от сигарет. Солнце окрасит серебряные пряди в золото, глаза вновь закроются непроницаемыми стеклами, а губы растянутся в искусственной улыбке, изображая радость. И снова начнется игра. Игра в оптимизм.