Зови меня Аморет

В душе каждой женщины живёт отчаянно мечтающая девочка. И все жизненные трудности бьют ту девочку с мечтой, пока женщина становится сильнее. Есть неизменное клише, которым пугают с детства — успешные люди счастливыми не становятся. У успешных людей всегда будет все, кроме счастья. Но иногда правила существуют, чтобы их нарушать. Может, нарушим их в этой жизни? — Тань, мы завтра едем… — К замку? Спасибо, — шепчу, влетая в объятья и чуть не плача. Мечтала ли я когда-то, что моей красивой детской мечте будет суждено сбыться? Мечтала ли я, что окажусь той принцессой из сказок на маминой полке, что будут ходить по старинным замкам… Думала ли я, что когда-то найду того человека, который поедет со мной и моими странными детскими мечтами в другую страну, чтобы исполнить такую давнюю мечту? Нет… — Только я же просила… — Хорошо, моя Аморет… — Зови меня во Франции Аморет. — Немного любви? Ошибаешься. В тебе её намного больше, чем ты можешь представить. — Ты даже не спросишь зачем? — Потому что в каждой женщине живет принцесса из детских сказок, мечтающая о вечной любви. — Люблю.

***

Ночь. Давно думала, что сны сниться перестали. Что они хотя бы не пугают по ночам. Но видимо, этому суждено случиться накануне поездки. Бегу по старинной, мокрой из-за дождя, лестнице, в шутку убегая от Дана. Зовёт меня в тот момент, когда по неосторожности нога проваливается на обломке лестницы. Выстрел. Крик. Падение… Это конец всему… Конец всем мечтам, счастью… это конец. Конец, который не будет счастливым. Дотрагиваешься, шепча на ухо. Успокаиваешь, пока трясусь, обнимая себя. — Родная, это сон. Все, все тише. В голове ещё остатки сна, а напротив твои встревоженные глаза. Касаешься моих щёк, стирая с них жидкость и сгребаешь в объятия, покачивая. Целуешь куда-то в макушку и я слабо улыбаюсь. — Маленькая, все хорошо. Заснёшь? Мотаю головой… как заснуть? Снова тот выстрел. Откуда? Зачем? Прижимаюсь к тебе, дышу тобой и понимаю, что мне лучше. Мне лучше только с тобой. От спокойствия проваливаюсь в сон. Спасибо, мой волшебник. Кажется, ты меня решил откормить французской выпечкой за отпуск. С кухни доносится запах корицы и яблок и я начинаю плакать от щемящего счастья. Ты не заметишь этих слез, я для этого все сделаю. Ты просто увидишь счастливые сияющие глаза, которые горят благодаря тебе. Действительно маг. — Мадемуазель Аморет, она же дама моего сердца Кароль, она же моя Таня, хватит притворяться, что ты спишь. Доброе утро, — улыбаешься, появляюсь в дверях, в то время, пока я старательно прячусь под одеялом. — Ты же меня заметил, да? — высовываю нос из-под одеяла и после кивка прячусь обратно. — Блин. — Про замок помнишь? Пока нас не сильно радуют погодой, можем поехать. Так, дорогой мой ёжик, вставай давай, там твои любимые с корицей. — А поцелуй? — А ты догони. Дураки. Счастливые дураки, бегающие в шесть утра по парижской квартире. И не скажешь, что артисты с мировым именем и за каждым десятки наград. Какую ценность они имеют, когда у сердца есть дом. Когда друг у друга внутривенно. Есть люди, которым касания важнее, всяких слов. Объятия важнее поцелуев. Это о них… Пробираемся через какой-то лес, пытаясь рассмотреть старинный замок в тумане. — Теперь ты действительно ёжик в тумане. — А ты медвежонок? — А не скажу, — смеёмся, пока я не спотыкаюсь о какой-то камень и чуть не лечу носом вниз. Реагируешь быстро, прижимая к себе, пока я дрожу. — Ты в порядке? — киваю, но не расцепляю объятия. — Давай осторожней, мы почти дошли. — Знаешь, что я поняла… ты не подходишь по цвету к моему бордовому платью. Оно пушистое, нежное, а ты… — Продолжай. Я даже не в чёрной толстовке. Это поистине подвиг. А в платье должно быть холодно. — Мне не холодно. Ой, смотри, камушки. — Как ребёнок. Они скользкие, не беги. — Хорошо, мамочка ежат. Потеряла момент, когда нашим символом стали колючие лесные комочки, но, наверное, их просто легче достать, чем кенгуру. Или потому что кое-кто одинаково фыркают носом. Забываю про твою фразу «не бежать» и поскальзываюсь на траве. Больно ударяюсь затылком, пока ты, нарушая собственные правила, добегаешь до меня и прижимаешь к себе. — Как ты? Сильно ударилась? — Нет, все хорошо, — пытаюсь вырваться и встать, убедить тебя, что все хорошо, но падаю обратно в твои руки. — Мы так до замка не дойдём. Держишься крепко? — прижимаюсь к тебе, обвивая шею руками. — Да. Я устала от туч. — Прости, что не могу их разогнать. Да, веду себя как девочка. Слишком рано выросла. Слишком мало было людей, в руках которых могла растворяться. Поднимаемся на холм и я с восхищением рассматриваю старую заросшую усадьбу, ныне превратившуюся в лес. Старинный сад окружают высокие деревья. Воображение рисует красивый детей, бегающих среди ещё маленьких деревьев, барышень, сбегающих ночами на свидания и она тихо улыбается. Увидев замок совсем близко, целуя тебя, спрыгиваю с рук и сбегаю к старинным стенам. Восхищаюсь светлыми полуразрушенными залами, но стремлюсь в ту часть замка, в которой с улицы видела невероятный балкон. Поднимаясь туда, осторожно прохожу по мостику, стараясь не обращать внимания на старинную каменную крошку, что больно колит ноги. А ты предлагал надеть кроссовки, но увы, для дамы кроссовки не сочетаются с нежным платьем. И да, мне все ещё не холодно. Наверное. На балконе черно-белая плитка. «Мама, это же бесконечное шахматное поле» — сказал бы мне сын. А я представляю беззаботно сбегавших, как тех, из дурацких романов, в которые ты, оказывается, веришь тоже. Они болтают под вечной Луной, которая видела миллионы, таких же влюблённых до и после них. Под той Луной, что ночью синем светом лилась к нам из окна. Под той Луной, которой просвещенны тысячи стихов и сотни написано песен. Пройдут года, сменятся поколения, а вечная Луна будет светить всем тем, кто не спит, любит и ещё мечтает. Всем, кто живет… Бесконечное шахматное поле вдохновляет на мысль вальса. Они, юные, беззаботные и влюблённые, сбегают от маменек, что вовсе не желали их знакомить, ведь браки по любви сущий вздор по меркам того времени. Им же уже нашли тех, кто побогаче, кто поможет бедственному положению семьи, и того, кто обязательно зануден по канону романов. А им по шестнадцать, они ещё верят в любовь, и вовсе не привыкли сдаваться с первого раза. Мне не холодно, совсем, только, кажется, платье не готово было к сумасшедшим идеям Кароль, что начиталась в детстве романов. Возвращаюсь по тонкому мостику обратно, рассматривая стеклянный потолок. Сверху свисают лианы и солнце пробивается сквозь туман. Светлые волосы рыжевато-русого оттенка блестели на солнце, а бордовое платье стало на несколько тонов светлее и отдавало золотым сиянием. Настолько засмотрелась на купол, что вовсе забыла о колючей каменной крошке, тонком мостике и отсутствии перил. Падаю, в последний момент, чувствуя твои руки. — Замечталась? Не убегай больше, этот замок сложно назвать безопасным, — остаёшься поцелуем на макушке и вечным следом в душе. — Не буду, — шепчу тебе, как маме в пять. Просто потому, что верю. Только тебе… — Знаешь, есть один темный коридор, мне сильно интересно, что там. — Я темноты боюсь, ты же знаешь. — А я насекомых. Вот и сошлись Инь и Янь. Будем бояться, но по коридору пройдём. Идёт? Про насекомых ты никогда не говорил. Интересно, как человек, гуляющий часами по лесу может бояться насекомых? Как человек, живущий горами, может пугаться обычной мухи? Видимо той, с кем муха вела эфир танцев это сложно понять, но ради любви возможно. — Я пойду ради тебя. Надеюсь, под нами не обвалится пол. — Моя маленькая сильная Аморет, не шути так. И не надо ради меня. Ради себя. Своих страхов. Не надо ради любви, ибо я того не стою. — Ты стоишь большего, чем я могу тебе дать. — Я лучше пока не нашёл и искать не собираюсь… как минимум, в этой жизни. — Чудик. — Твой чудик. И мы пройдем по темному коридору, пока ты будешь держать мою трясущуюся руку, а сам шугаться от любой букашки. И сколько бы нервных клеток не стоила эта прогулка — она того стоила. Она стоила любви. Даже когда потерялись в замке и по стенам искали выход. Даже когда потом отдал свои огромные кроссовки, потому что больно в туфлях. Просто, кажется, действительно, мечты стоят их исполнений. Тем более детские и о любви.