И для тебя вполне вероятно

      Рассматривая себя в зеркало, Ники, конечно, не думал, что ему так сильно понравится собственное отражение. Себя он любит, безусловно, но сейчас он как будто бы подчеркнул всё самое в себе красивое и от этого, честно говоря, засомневался, что смотрит на себя.       Ему предстал парень с чёрными кучерявыми от природы волосами; красивыми глазами, обрамлёнными густыми ресницами; небольшими щёчками; пухловатыми красными губами и аккуратным подбородком. У этого парня безупречное лицо.       Ники подобрал себе нежную одежду, которая обнажает его настоящего: такого же вафельного и облачного, воздушного. Сейчас на нём бельё из женского отдела: белое, кружевное, приятное к коже; сверху накинута розовая кофточка, напоминающая клубничный зефир. Цвета подобраны в такт к цвету кожи: слегка загорелому, темноватому.       У него округлые пышные бёдра, которые ярко выделяются рядом с талией, в которую они перетекают плавным изгибом. Вместе с этим у него красивая грудь. Он бережёт фигуру; знаете, она у него такая, которую можно увековечить в статуе. Конечно, не Зевса или Геракла, но эта красота в образе Афродиты… Художники, эгей!       Ему бы стать достоянием общественности, гордостью мира моды, той самой моделью, о которой все бы говорили, которую бы все лелеяли и возводили в идолы,       Но!       Вся эта красота целиком и полностью вверена в хранение Эрика, который его любимый парень, в ближайшем времени — любимый муж.       Бельё, что на Ники, купил ему Эрик на пятую годовщину их отношений. Вообще, он не скупится на подарки совершенно, отчего совсем капельку, но бывает стыдно порою таковые принимать. Но всё равно приятно!       Приятно…       — Родной, — так говорит Эрик, когда приобнимает со спины и глядит на их пару в зеркало: двое парней, один краше другого, у обоих в глазах пылают сердечки. — От тебя так сладко пахнет, — он нарочно утыкается в шею, втягивает притягательный запах и легонечко, словно пархающая бабочка, целует в изгиб, который от шеи к плечам. — Что это?       — Мой новый гель, — улыбается Ники, тяня руку к чужому лицу. — Нравится?       — Безумно, — и целует в такие мягкие губы, чтобы потом развернуть и обвить руками тонкую талию. Руки Эрика блуждают по коже, спине, прокрадываются под тонкую ткань одежды и вездесуще трогают. Сам Клозе в одной домашней длинной футболке и, честно говоря, Ники не уверен, что на том есть трусы. Что-то ведь явно упирается куда-то ему в лобок, а ещё так набухает, что, кажется, скоро на шпажку насадит, как будто Ники — маршмеллоу.       — Как прошёл день? — мягко говорит тот, что чувствует чужое лёгкое невидимое напряжение. У Эрика работа требует полной отдачи себя, настолько, что потом на самого себя ресурса не хватает, именно поэтому Ники и счёл своим долгом расслаблять любимого. Тем более, ему так самому спокойнее, ему не в тягость, ему бы, чтобы обоим было хорошо.       — Как обычно, милый, не переживай, — но там где-то глубоко уставший работяга вздыхает. — Ко мне возвращается энергия, когда ты рядом.       — Я рад, — и из-под опущенных ресниц смотрит в глаза. — Могу я сегодня расслабить нас обоих? Очень хочу.       У него такая улыбка, будто он ребёнок, который несёт папе свою открытку, где неровными букавками нацарапано «С днём рождения!». Очень радостная, смущённая.       Он касается чужой головки пальцем и намекает на очевидное.       — Мы так давно этим не занимались. Я соскучился по тебе.       Не суть важно, что он безума от прелюдей и что он обычно спускает очень рано. Он очень любит их секс. Любит Эрика.       — Иди ко мне.