Бинты

      Золотистый ретривер ещё раз ткнулся лобастой мордой Эрену в руку, и Эрен, смеясь, схватил его обеими руками за щеки и потрепал, ретривер от радости даже взвизгнул. Потом его позвала хозяйка, и он побежал по мостику, не оглядываясь, виляя роскошным хвостом.       — Классный, — сказал Эрен, когда Микаса подошла ближе. — Когда-нибудь заведем собаку. Большую, чтобы подолгу гулять.       Она принесла разом три стакана с молочными коктейлями, персиковый отдала Эрену, клубничный взяла себе.       — Ванильный? — Эрен кивнул подбородком на третий стакан.       — Ванильный, — подтвердила Микаса. Армин обычно выбирал именно такой, ему нравится непосредственно сам вкус взбитого с мороженым молока, без ярко выраженной ягодной ноты.       Армин не опаздывал, они просто приехали раньше. Прием у врача заканчивался в три, Микаса приехала, чтобы забрать Эрена, и ехать домой уже не было никакого смысла.       Когда родители по окончанию школы подарили ей машину, Микаса первым делом подумала, что это очень кстати, чтобы отвозить и забирать Эрена, и только после обо всем остальном. Что и самой ей ездить к врачу будет куда удобнее. Ей осталась ещё пара сеансов, вряд ли больше, а вот Эрену придется ездить дважды в неделю ещё минимум год. Раз на прием, и раз на групповую терапию. Микаса прорабатывала чувство вины, страх одиночества и остальные, полезшие как тесто из кадки, детские страхи, Эрен учился жить со своей агрессией и работал над тем, чтобы вытравить её корень, частично с этим справлялись лекарства, которые он исправно принимал каждый день. Он сердился, когда это проверял отец, но ничего не говорил, когда в этом хотела убедиться Микаса. У неё было такое право, Эрен его за ней признавал.       Когда они впервые увиделись после того кошмарного февральского дня, на деревьях едва-едва появлялись мелкие листья, и первое, что Эрен сказал Микасе, было:       — Прости. Я причинил тебе много боли.       Это был день выписки из клиники, Карла с доктором задержались на оформлении документов, а Эрен с Микасой спустились с больничного крыльца и медленно пошли вдоль ряда ещё голых, едва просыпающихся кленов.       — Я рада, что всё в порядке, — сказала она в ответ.       Эрен опустил голову. За полтора месяца у него прилично отросли волосы, накануне он тщательно вымыл их, и пряди рассыпались ему по щекам, упали на глаза, но Эрен отвел их рукой и посмотрел Микасе в лицо.       — Я был совсем плох и мог что угодно сделать с тобой. Ты боялась?       — Нет, Эрен.       — Вот дура. Надо было бояться.       Они взялись за руки, и когда в дверях клиники показались родители, Микаса потянула руку к себе, но Эрен сжал её крепче. Не судорожной хваткой припадочного, а просто придержал, и Микаса оставила руку, хотя и было неловко перед Карлой и доктором.       Теперь деревья успели не только распустить листья, но и отцвести, завязать плоды, наполнить их жизнью и даже слегка завянуть под сумасшедшим солнцем. Микасе казалось, что с зимы прошла целая жизнь, но это было начало хорошей жизни, спокойной, полной уверенности, что дальше будет только легче и лучше, что всё темное и пугающее уже позади. Может, это было не так, но врач советовал не тревожиться слишком сильно из-за того, чего может и не произойти. Может быть, у Эрена и не будет никаких рецидивов. А если и будут, Микаса ведь знает теперь, что делать и к кому обращаться.       Эрен свесился через перила мостика и посмотрел на их отражения в прозрачной воде. Он так и не подстригся с весны, но теперь волосы не падали ему на глаза, он завязывал их в пучок, чтобы не мешались, а дома Микаса иногда ради шутки плела ему косы. Их обоих это страшно забавляло, и ещё в этом было столько интимного, куда больше, чем в том зимнем сексе, когда они были будто отдельно друг от друга, но Микаса понимала это только сейчас, то, насколько Эрен на самом деле был далеко. Её настоящий Эрен.       Микаса наклонилась и тоже взглянула на Эрена в отражении, он улыбнулся ей, весело сощурив глаза, и у неё зашлось сердце от бесконечной, оглушающей любви к нему. От счастья, что теперь с ним всё хорошо, и легкой печали, что ему было так плохо, а Микаса, вместо толковой помощи, только потакала его болезни. Она зажмурилась, нет, на проработку этого у неё осталась ещё пара сеансов, вот там и надо будет об этом думать, а не портить такой красивый момент.       Когда она открыла глаза, по другую сторону от Эрена из отражения на неё смотрели ещё одни глаза. Микаса от неожиданности чуть вздрогнула и распрямилась. Армин и Эрен подняли головы следом за ней, синхронно, как пловцы.       — Микаса взяла с ванилью, — сказал Эрен, протягивая Армину стакан с коктейлем. Армин взял стакан из его руки, задев пальцы пальцами.       Когда Армину предложили пройти хотя бы несколько сеансов для профилактики посттравматического синдрома, он удивился и отказался, самый бесстрашный и крепкий среди них, кто бы мог такое предугадать.       Армин не раскрывал подробностей их первой встречи с Эреном после больницы, но Микаса знала, что Эрен позвонил ему сам. Это было хорошим знаком. И первым шагом к настоящему выздоровлению.       Он попросил прощения у всех, кого мог, но Микаса считала, что первым, перед кем он должен был извиниться, это тот, кому он больше всех навредил. Он сам.