человек человеку волк

между ними не любовь и не магия, между ними — чистый кайф. наркомания.

      Полина дышала рвано и прерывисто, пытаясь рассмотреть в глазах Смирновой ответы на множество вопросов, кружащихся в голове метелью. Ей было невыносимо жарко и страшно. Потому что за дверью — громкие голоса и шаги, холод и зной, злые люди. А они стоят в совершенно неподобающем положении, все так же прижимаясь друг к другу огнем тел. Смирнова, уткнувшись Морозовой в шею, что-то шептала про «ошибку».       Про непростительную ошибку.       И пыталась скрыть крупицы — маленькие-маленькие снежинки — в уголках глаз. Ей было мерзко и тошно от самой себя. Тошно от того, что она затеяла эту проклятую игру, втянула туда Полину. Но больше всего, естественно, она жалела, что влюбилась. Что посмела позволить себе эту слабость и на секунду — на чертову секунду — обнадежила себя возможностью на светлое будущее. Смирновой хотелось спрятаться в дальнем углу комнаты, схватиться за голову и ненавидеть себя долго и мучительно. Почему все вокруг нормальные, а она такая? Грязная, безбожная. Грубая и отвратительная.       Как забродившие ягоды винограда.       Казалось, Полина все еще была пьяна. Иного объяснения она правда не могла найти — голова шла кругом, ноги подкашивались, а каждый вдох (колючей проволокой скользящий в легкие) отдавался диким жжением в районе живота. Прикасаться к Кате было и мерзко, и приятно одновременно. Морозова уже была готова действительно поверить, что это все — черная магия. Проклятие. И Смирнова, едва касающаяся кончиком носа ее шеи, болезнь. Кровоточащая рана.       В Бога Катя не верила, но сейчас перед ним была готова упасть на колени.       Потому что у всех ее подруг — прекрасные кавалеры с криво застегнутыми куртками. Потому что у всех ее подруг — чистые мысли без грамма похоти и разврата. Потому что все ее подруги — не проклятые грешницы, совращающие милых девушек и перетягивающие их за грань всего чистого и мягкого.       Кожа, кстати, у Морозовой невероятно мягкая. Словно атлас, шелк, хлопок и велюр.       Словно все волокна переплелись в идеальном сочетании самых разных материалов. — Это была, — Смирнова сглотнула. — Ошибка. Так нельзя, — Девушка не двинулась, продолжая обнимать Морозову за талию.       Разум твердил одно, а тело и сердце — совершенно иное.       Полина вдруг испытала к Кате жалость — ее сломали настолько сильно, что девушка, кутаясь в чужих волосах, будто бы пыталась спрятаться. Обида сдавила горло. Неужели ей запрещали просто любить? Неужели все было настолько плохо? Полина дрожащей рукой провела по волосам Смирновой, мягко касаясь пальцами взъерошенных волос.       Они делили одну тишину на двоих, потому что совершенно не знали, что им теперь делать. Ненависть оказалась любовью.       Черное — белым.       Целое — сломанным. Уничтоженным и разбитым на части.       Вдруг Катя резко выпрямилась, делая шаг назад. Бешеным взглядом посмотрела на Морозову — так в испуге на охотника смотрят лисы — и тыльной стороной ладони вытерла щеки. Полина даже не сумела отреагировать, как Смирнова скрылась за дверью, заполнив предбанник оглушительным треском старого дерева. — Что-то случилось? — Круглыми от удивления глазами Антон осмотрел помещение. — Вы что, подрались? У Кати вся рука в крови. Полина раздосадовано усмехнулась. — Мы просто убили друг друга.       Конечно, Антон ничего не понял.       Полине вдруг показалось, что ее в принципе мало кто понимал. Даже не так — ее попросту никогда и не пытались понять.       Только приехав сюда, девушка с трепетным ожиданием относилась к каждому встречному незнакомцу. Надеясь увидеть в его глазах поддержку и понимание. По итогу она бедным лебедем разбилась о гладь воды. Люди — злые. Такова их природа и сущность. И нет ничего хуже, когда ты видишь эту сущность насквозь.       Морозова плотно сжала челюсть, так, что ее губы образовали тонкую бледную линию, и прошла в комнату. Надежда не покидала ее глупое сердце, завывая длинную протяжную ноту.       От любви до ненависти один шаг.       Шаг в глубокую пропасть.       Катя сидела на небольшом деревянном стуле, поджав правую ногу под себя, и старалась не двигать рукой, на которой красовался ярко-розовый след от зубов. У Полины перехватило дыхание. Смирнова казалась воплощением стали и льда. Будто металл заключил странный союз с холодом, чтобы получить такую как Катя. Девушка распустила волосы, специально прикрыв ими шею, чтобы избежать множества лишних вопросов, и как-то странно смотрела в пустоту за окном. Ну, по крайней мере, в этот раз она никуда не сбежала. — Ты в порядке? — Ничего лучше Морозова придумать не могла. Конечно она в порядке! Как у Смирновой вообще может быть по-другому? У нее всегда все хорошо.       Даже стараться не нужно.       Катя лишь что-то невнятно промычала, дернув плечом. На Полину взглянуть она, естественно, не соизволила. — Тебе помочь? — Морозова сделала шаг ближе, совершенно растерявшись. Она не знала, куда ей деть руки, поэтому нервно заламывала пальцы, держа ладони на уровне груди. Ее взгляд цеплялся за все в этой комнате, пытаясь осознать реальность происходящего. Может, Морозова просто спала? И ей снился очень странный сон. — Рома за аптечкой пошел, — Отрешенно и как-то пусто бросила Катя. Будто на выдохе, будто паром из чашки с остывшим кофе выводила слова в воздухе. Было невыносимо смотреть на нее.       Сейчас перед Морозовой сидел не человек, а пустая оболочка. — Ну, она ему нужна ничуть ни меньше, чем тебе, — Полина издала тихий смешок. — После вчерашнего-то. — Так ты помнишь? — Резко повернув голову в сторону Морозовой, Катя испуганно скользнула по девушке сверху вниз, будто бы Полина сейчас держала в руках окровавленную голову младенца. К горлу подступил ком. — Только…половину? Остальное как в тумане.       Смирнова сделала глубокий вдох и расправила плечи, откинувшись на спинку стула. Мышцы неприятно ныли, а любое движение поврежденной рукой вызывало на коже колющий спазм. Заметив, как Катя поморщилась от скребущего чувства на подкорке сознания, Полина быстрым шагом подошла к кухонной раковине. Ей понадобилось всего несколько секунд, чтобы достать чистое вафельное полотенце из ящика, намочить его и вернуться к Смирновой. Девушка аккуратно присела на корточки перед Катей и протянула ей руку, требовательно взглянув в глаза. — Денег нет. — Мне и твоей руки достаточно, — Усмехнувшись, ответила Морозова. Катя послушно протянула руку, тыльной стороной коснувшись ладони Полины.       Лед зашипел, столкнувшись с бурлящей лавой. И моментально растворился.       Полина мягко коснулась краем полотенца воспаленного участка кожи и тут же почувствовала, как Смирнова дернулась, сдавленно прорычав. — Как ты вообще смогла это сделать? — Зло прорычала Катя, стараясь держать руку неподвижно. — У тебя вместо зубов клыки? — Не драматизируй, — Морозова поежилась. Ей стало стыдно. — Не так уж сильно я тебя укусила. — Ты просто шею еще не видела, — Закатив глаза, ответила Катя и тут же почувствовала руку Полины на своем колене. Все тело покрылось мурашками, она моментально забыла обо всем на свете, полностью расслабившись всем телам. — Будешь выкобениваться — цыганам отдам, — Абсолютно серьезным тоном проговорила Морозова, одной рукой продолжая выводить странные узоры на колене девушки, а второй прижимать полотенце к ране.       Сейчас казалось, что их вообще ничего не может вывести из этого состояния странного спокойствия, обремененного тяжестью мыслей. Дыхание Кати было настолько спокойным, что даже через ткань футболки было едва возможно заметить вздымание груди. Она просто внимательно наблюдала за тем, как Полина медленно стирала уже подсохшую кровь, очищая рану. — Мне не придется делать уколы от бешенства? — Съязвила Смирнова, когда Полина, наконец закончила.       Руку с колена девушки Морозова предпочла не убирать. — Естественно! Еще сделай укол от СПИДа, гепатита и идиотизма, — На лице у Кати тут же появилась смущенная полуулыбка.       Морозова подняла взгляд и немного наклонила голову. Сейчас — при свете из окна — она могла рассматривать Смирнову столько, сколько захочет. Или столько, сколько ей будет позволено. Она видела, как из стороны в сторону бегали голубые глаза Кати, пытаясь не выдавать волнение девушки. Видела, как Смирнова чуть прикусывала губу, поддаваясь вперед.       Видела — и ничего не могла с этим поделать. — Скажи, — Неуверенно начала Катя. — Как ты (человек верящий в сказку и думающий, что мир делится только на черное и белое) смогла опуститься…до такого? — Слова давались ей с невероятным трудом. Во-первых, она еще никогда не обсуждала подобные темы с кем-то. Ей было мерзко и противно, поэтому каждое слово из девушки вырывалось сгнившими листьями. — До какого? — Полина действительно не понимала. Естественно, она считала половой акт в коридоре чужого дома априори неправильным. Но никогда не придерживалась мнения о том, что заниматься этим «до свадьбы» нельзя. Иногда до Морозовой действительно доходило очень долго. — До влюбленности в девушек.       Полина непонимающе посмотрела на Смирнову. У них в семье никогда не было табуированных тем, поэтому Морозова могла подойти к матери с абсолютно любым вопросом, совершенно не стесняясь. Поэтому для нее было странным слышать что-то подобное. Почему это ей нельзя влюбляться в девушек?       Да, она всегда мечтала о «принце на белом коне», об идеальной жизни в каком-нибудь большом доме, об обычном счастье. Но сердцу ведь не прикажешь, верно? — Во-первых, только в одну, — Морозова улыбнулась. — А во-вторых, — Она сделала паузу, будто пытаясь собраться с мыслями. — Любовь есть любовь. Какая разница, кому отдавать свое сердце, если ты счастлив? — А ты счастлива? — О, нет, — Катя сглотнула. — Ты меня бесишь до чертиков. А еще ты невыносимая, грубая и упрямая, — С каждым словом Полины взгляд Смирновой становился все темнее и темнее. — А еще ты поспорила с Пятифаном, сделав меня главным призом. Постоянно задирала меня и вела себя как последняя сука. — Да поняла я! — Рявкнула Катя.- Я плохая, все вокруг хорошие. Успокойся уже. — Знаешь, я пока не определилась. Меня пугает то, какие чувства ты вызываешь у меня. Точно так же, как пугает неизвестность.       Она потянула руку — в которой еще секунду назад было полотенце — вперед и кончиками пальцев коснулась щеки Кати. Сквозь нее сейчас будто бы прошел разряд молнии. Полина медленно приподнялась и тут же резко вскочила, затылком ударяясь прямо о подбородок Смирновой. Катя вскрикнула, прижимая здоровую руку к ушибленному месту.       За дверью стоял Рома. — Еп твою мать, ты ее окончательно добить решила? — Ворвался парень, моментально подскакивая к Кате. — Что она тебе сделала?! — Он аккуратно взял Смирнову двумя пальцами за подбородок, чуть приподнимая его, чтобы внимательнее рассмотреть полученные увечья. К большому счастью и удивлению, ничего серьезного там не оказалось. Катя даже губу не прикусила. — Да я случайно, — Начала оправдываться Полина. — И вообще, не ори на меня! — Такого я от тебя никак не ожидал, — В голосе Ромы читалась обида и разочарование. Уголок его губ дрогнул. Парень в последний раз провел пальцами по подбородку Кати и, убедившись, что с ней все действительно в порядке, потянулся к аптечке. — От нее — да, но не от тебя.       Смирнова закатила глаза.       Отношения Кати и Пятифана действительно находились на каком-то другом уровне. Раз уж Пятифан был готов разорвать девушку, которая ему нравилась, ради Смирновой. А, может, не так уж сильно ему и нравилась Полина. Рома действительно слишком резко отреагировал на сложившуюся ситуацию — в нем говорили остатки алкоголя и головная боль.       Этот день для всех казался каким-то мутным и вязким.       А еще Рома был, несомненно, единственным человеком, который понимал, когда Кате было плохо. И сейчас он отчетливо видел, что девушка разваливалась на куски. Исчезала и превращалась в пепел. От злости парню захотелось кричать — как можно представить Смирнову в образе…такой слабачки? — Успокойся, — Раздраженно проговорила Катя, пока Рома пытался выдавить заживляющую мазь из тюбика. — Она действительно случайно, — Девушка исподлобья взглянула на Полину и подмигнула ей, поведя головой в сторону.       Это все ошибка. — Как тут успокоиться? На тебя будто собаки напали.       На громкий голос Пятифана на кухню тут же вошли Антон с Бяшей и Алиса с головной болью. Парни выглядели встревоженно, а девушка просто пришла попить воды — голова раскалывалась на части. — Что за шум, а драки нет? — Бяша рассмеялся. — Пять минут назад была, — Катя в очередной раз закатила глаза, раздраженная «невероятно остроумным» замечанием парня. — Ты опоздал немного.       Бяша обиженно фыркнул, скрестив руки на груди. — Давайте не будем ссориться…мы там в гостиной стол накрыли, — Смущенно проговорил Антон, боясь поднять взгляд на Рому и Катю. — Никто же не завтракал еще?       Катя решила удалиться из комнаты самая первая. Потому что ей порядком надоели споры и пререкания — хотелось тишины и горячего чая. Она все еще чувствовала неприятные покалывания по всему телу, но в груди уже не было той невыносимой тяжести. Дышать стало немного легче. — А теперь слушай, — Рома наклонился к самому уху Полины. — Я не знаю, что ты сделала. Но я никогда не видел Катю такой, — Морозова нахмурилась, делая шаг назад. — Если ты хотя бы попытаешься ее обидеть — голову откручу. Знаю я вас, волков в овечьей шкуре.       Взгляд Морозовой помутнел. В зеленых глазах напротив Пятифан заметил знакомые ледники. По спине прошел непривычный — пугающе холодный — мороз. — Силенок хватит? — Девушка сказала это так, чтобы слова отчетливо слышал только Рома. Секунду спустя, она улыбнулась и, развернувшись, направилась в сторону кухни.       Как только Морозова завернула за угол, она почувствовала, как кто-то схватил ее за запястье и потянул куда-то в сторону. Девушка ойкнула, врезаясь во что-то очень мягкое.       Спустя мгновение она почувствовала на губах сладкий вкус отравленного меда.       Смирнова насквозь пропахла отчаянием.