Лиса на горе

      Воздух гудел между двумя людьми, которых не разделяло и трёх десятков шагов. То и дело вверх взлетали волны поднятого снега, а ветер трепал широкие рукава соперников. Горы, заключавшие ущелье в свои каменные объятия, отражали и усиливали каждый звук, будь то оклик или хлопок, издаваемый при соприкосновении магии разного происхождения. Кицунэ выставила вперёд руку. Из-за её плеча яркой вспышкой вперед полетел сноп алых искр. Противнику пришлось развернуться и выставить щит, разорвавшийся после столкновения с чужой атакой на несколько частей. В воздухе что-то просвистело. Мужчина преобразовал осколки барьера и направил их на девушку так, чтобы каждый пролетел в полуметре от неё; для этого пришлось сложить руки в другой пасс. Фигура гейши напротив непредсказуемо качнулась навстречу атаке и пропала, стоило ударной силе зацепить край её одежд. В ту же секунду Такао почувствовал предательски точный удар между лопаток чем-то лёгким, что тут же осыпалось под ноги.              — Раунд за неведьмой.       Мэй сдержанно улыбнулась признанию своей победы со стороны их немногословного судьи.              — Когда успела? — дзёнин с любопытством смотрел на свою прежнюю соперницу, сейчас спускавшуюся с валуна. Кадзу, стоявший ближе, протянул Мэй руку, и она грациозно соскочила на землю. Такао на мгновение задержал дыхание, но затем снова взглянул ясными глазами.       — Она тут давно была.       — Не о том. Когда грязные приёмы освоила?       — Такао, — приблизившаяся девушка склонила голову, избегая смотреть хитрыми глазами, в которых плескалось веселье, — мы договорились использовать только магию. В своих уроках ты сам повторял, что она везде.       — Потому почерпнула силу из природы, — закончил за неё мужчина, пряча улыбку в уголках светлых глаз.       — У меня были хорошие учителя, — Мэй перевела теплый взгляд на Кадзу: становилось понятно, что снежная атака была спланирована при участии приглашенного стратега.              Это не осталось незамеченным. Всё же у любимой Такао и его названного брата было почти столько же общего, сколько между кицунэ и дзёнином, и колдун помнил, кто впервые привёл Мэй в деревню синоби, защищал и наставлял не в спокойной обстановке, а в условиях реального, не тренировочного боя. Кто за неё получил арбалетный болт между рёбер в первую встречу… И кто настоял на том, чтобы Такао всё же с ней встретился и попробовал наставить на пути постижения магии. А потом на признании. Теперь же она побеждает колдуна в поединке играючи, как победила когда-то своим присутствием мысль о необходимом одиночестве. Всё же для главы клана иметь кого-то, кто ему особенно близок, может стоить слишком высокой цены. Разве что этот «кто-то» был способен себя защитить, хотя сама мысль о том, чтобы Мэй снова пришлось справляться самой с суровыми обстоятельствами, практически запускала трансформацию в клыкастого зверя.              Но сейчас она рядом и в безопасности.

***

             — Я всё же думаю, что ей такая жизнь может наскучить, — Такао отложил палочки и опёрся локтем о колено. Брови едва заметно сдвинулись друг к другу, что выдавало: мысль эта была столь же выдержанной, как сливовое вино в наполовину опустевшем сосуде.       — Не думай. Она жила спокойно, а только потом училась на руках ходить. Не как мы, — Кадзу поставил чашку на стол и посмотрел на друга внимательными колкими глазами. — Темнишь. Сказать хочешь — говори.       — Её выступать учили, говорить. Здесь не город, ей деть себя некуда. Я иногда смотрю, как она во двор танцевать выходит, чтоб мне не мешать, пока работаю. А там места мало.       — Потому дерево срубил?       — Оно свет загораживало, — колдун недовольно тряхнул рукавом, словно его поймали на чем-то постыдном, — да и всё равно их там полно растёт.       — Пень тоже солнцу мешал, что корчевать пришлось, — младший синоби улыбнулся и снова потянулся к сосуду, разливая сладко пахнущий алкоголь. — Хорошо танцует. Сам видел. С тобой говорит, к женщинам ходит, не жалуется.       — Воспитанная, жаловаться не будет и до конца ничего не попросит. А ей с тобой иногда интереснее, чем со мной. Ты наружу чаще выходишь.       — Ревнивый.       — Нет, — Такао снова поймал на себе пронзительный взгляд с кривой усмешкой и спустя время продолжил. — Да. Знаю, безосновательно, ни ты, ни она… Но ты моложе.       — На три зимы.       — А она почти на десять! — колдун осушил рюмку, словно страдал от жажды. — Заскучает.       — Когда?       — Не знаю.       — Тц, — Кадзу раздраженно дёрнул щекой, — вроде не торгаш, а глаза продал. Она тебе повод даёт?       — Нет.       — И не даст, — темноволосый синоби поднялся. — Придет скоро, не хмурься.       — Знаю, — Такао встал из-за стола, чтобы проводить друга и остановил его руку, когда Кадзу попытался забрать вино. — Оставь, предложу Мэй. Вдруг не пробовала.              Кадзу коротко хмыкнул и ушёл, оставив дзёнина убирать со стола ненужную посуду. Вскоре по полу на мгновение потянуло холодом: кицунэ вернулась. По пальцам пересчитать разы, когда не стучала в дверь. Мысль о том, что она привыкла, приятно согрела Такао, возможно, сильнее, чем выпитый накануне алкоголь. Середина зимы, практически все вернулись в деревню. Тихие деньки, не сезон для всего, даже для труда синоби. Лишь некоторые, типа Сатоши, которым предстояло собирать информацию, оставались работать на земле.              Гейша подошла к задумчивому мужчине и обняла за талию. Тот укрыл её в своих объятиях, прислонившись подбородком к макушке Мэй. Мысль, обсуждаемая с Кадзу, всё никак не уходила. А что, если действительно, не сегодня, так к весне, лету или осени ей наскучит сидеть в пределах предгорий? С тех пор, как Масамунэ ушёл продолжать свой путь (впрочем, обещая писать, что тоже разливало по груди Такао уксус), девушка всё больше времени проводила в одиночестве. Медитировала, танцевала, читала и практиковалась в вычитанном. В голове колдун связывал её с птицей Рух, запертой в клетке: могла бы крылом закрыть материк, но клевала по принесенному зёрнышку. Неосознанно мужчина крепче обнял гейшу.              — Такао? — Мэй почувствовала, как он напрягся, — Позволь заварить чай.       Любимый голос на секунду вывел колдуна из оцепенения. Не спросит, что не так, хотя видит. Воспитанная, думает, что ей чего-то ещё знать нельзя, что остальное сам расскажет, если нужным посчитает, а пока ей только развлекать и тему переводить позволено. Гейша. Такао погрузился в свои мысли ещё глубже, и Мэй поняла, что отпускать её не собираются. Расцепила замок из рук за спиной мужчины, переместила ладони выше, накрыла ими лопатки и ласково стала их поглаживать сквозь ткань, пока мужчина не начал понемногу расслабляться. Сверху послышался тяжелый вздох. Такао прислонился губами к волосам девушки, поднял одну из рук и ласково погладил кицунэ по затылку.              Ещё спустя время они разомкнули объятия. Мэй потянулась к чайнику, но мужчина её остановил.       — Был Кадзу. Ты пробовала когда-нибудь сливовое вино? — Мэй удивилась этому вопросу. От Такао шёл слабый сладкий запах алкоголя, но щёки не порозовели, а глаза были ясными. О том, чтобы выпить самой, девушка и не думала.       — Да, однажды. Пару лет назад на дне рождении госпожи Сумико.       — Когда она родилась?       — Зимой. Неделю назад бы праздновала, — увидев грусть на лице гейши, мужчина подумал о том, что снова умудрился её расстроить. Неделю назад Мэй и вправду вела себя тише обычного. Возможно, стоит поставить где-нибудь отдельную курильницу для её наставницы.       Такао потянулся к сосуду с вином и наполнил свою чашу. Осторожно подвинул к девушке. Мэй взяла её двумя руками, элегантным жестом подняла над головой. Коснулась губами края и, прикрыв глаза, сделала осторожный глоток. Рот не обожгло, вино действительно было скорее сладким, чем крепким, но по груди разлилось приятное тепло.              Пустая чаша опустилась на стол. Мэй потянулась, чтобы промокнуть губы, но снова была остановлена Такао, поверхностным поцелуем собравшего капельку вина, грозившую скатиться на подбородок. На лицо девушки скользнул нежный румянец. Такая красивая.              — Сино-Одори сказала, что слышала о ещё одной кицунэ. Не в этом лесу, дальше, — мужчина моргнул, словно только проснувшись от этих слов. Слишком много мыслей. — Значит, мы всё сделали не зря.       — Ты сделала.       — Мы. Ты, Кадзу, Масамунэ, Сино-Одори, Сатоши, Хонг…       — Ты, — брови колдуна на мгновение сошлись на переносице, но быстро расслабились. — Ты хотела бы увидеть других лис?              Мэй заметила перемены в его лице. Вопрос в голове явно был шире, чем тот, что прозвучал в итоге. Хотела ли увидеть других лис… Скорее всего да, но далеко бы это не зашло. Она выросла человеком и даже сейчас в первую очередь считала себя им, а не кем-то ещё. Кроме того, вина в истреблении кицунэ была связана и с самой Мэй, которую искали на протяжении многих лет. Уничтожением привратника она лишь попробовала оплатить долг собственной жизни. Скорее всего, Такао сейчас спрашивал, хотела бы она уйти. С лисами, в окия, просто из деревни — без разницы.       — Если они сами будут искать встречи, — гейша вновь обняла сидящего рядом мужчину.       — Не жалеешь, что осталась? — голос получился бесцветным. Вот, что его на самом деле волновало. Что она может сомневаться в правильности своего решения жить вместе с ним среди тех, кто не принадлежит ни к миру обычных людей, ни к миру ёкаев. Среди синоби. Что изменит свой выбор находиться в деревне, проводить с Такао вечера и ночи, узнавать новое о себе и магии, слушать истории Чонгана и учиться у женщин клана, помогать дзёнину и вести его в постель, когда он снова готов был бы всю ночь провести за работой.       — Мне не о чем жалеть. Пока я здесь, с тобой и остальными. А ты не жалеешь?              Вместо ответа Такао снова наполнил рюмку вином, быстро влил в себя содержимое и приник к её губам. Поначалу растерявшись от напора дзёнина, Мэй приоткрыла рот, ощущая, как вино разливается на языке, в тягучем поцелуе проникает в горло и тонкой струйкой стекает по подбородку на ключицы. Когда лёгкие стало жечь от нехватки кислорода, девушка отстранилась, жадно хватая воздух, и снова поцеловала мужчину. Его пальцы зарылись в тёмные волосы, а ладонь властно легла на шею сзади, в то время как губы собирали с женского горла разлившуюся сливовую сладость. Такао не понимал, что пьянит сильнее: алкоголь или её присутствие, вид вздымающейся груди, ощущение чужих ладоней на своей пылающей коже. Сердце готово было выпрыгнуть от каждого сказанного ею сейчас слова или сделанного вздоха. Всё внутри требовало быть ближе, но внезапно мужчину осторожно оттолкнули.              Двумя пальцами гейша проследила дорожку от вина на чужой шее. Очертила по кругу адамово яблоко. Помедлила, наблюдая на кончиках светло-розовые капли, и погрузила в рот, обводя языком.              От такого зрелища сердце Такао забилось ещё быстрее.              Вкладывая всё желание в несдержанные поцелуи, пара оказалась в спальне. Плечо колдуна и сёдзи встретились; лёгкая боль чуть отрезвила, позволив осторожно избавиться от одежды.              Кицунэ прижималась ближе, скользя обнаженной кожей по груди, животу, касалась бёдер и спины. Стоя у постели, Такао развернул её и прислонил к себе. Ткань на ладони пощекотала грудь. Внимательные руки выводили на женском теле одному колдуну известные узоры, а уши Мэй ловили жаркий шёпот:              — Жалею, что не встретились раньше, что долго не вижу, — мужчина шумно сглотнул и оставил красный след от поцелуя на белом плече. — Жалею, когда ты не рядом. Об обратном — никогда.       — Т-такао…              Мэй встала теснее к нему, спиной чувствуя чужое возбуждение. Чуть повела бёдрами из стороны в сторону, услышала низкий грудной стон. Колени коснулись мягкого футона. Девушка опустилась на руки, почувствовав чужой язык на спине. Такао соединял маленькие родинки в созвездия, оставляя влажные дорожки, которые затем обжигал дыханием. Ладонь уверенно легла на поясницу, прося немного прогнуться. Руки переместились на ягодицы, сминая нежную кожу под тихие стоны девушки. Мэй подалась назад и ощутила требовательную ласку влажных пальцев, любовно дразнивших тело, отчего жар внизу живота продолжал разгораться. Плавное движение. Девушка зажмурилась на первом толчке, со второго комкала простыню руками. Мужские руки крепко держали бедра, направляя к себе. Тела сплетались, ударяясь друг о друга. Стоны смешивались между собой. Воздух вибрировал, отражая от стен звук тяжелого дыхания, влажных поцелуев, оставляемых Такао на спине любимой, тихих вскриков девушки. Её плечи начинали ныть от напряжения, и Мэй жалела, что нельзя продлить этот момент, когда возбуждение максимально быстро циркулировало по разгоряченному телу.              Когда она уже чувствовала, что вот-вот упадёт на простыни от усталости, Такао медленно покинул её тело, опустив спиной на постель. Хотелось ещё. Мэй прикусила потянувшиеся к ней губы. Провела языком, извиняясь, пока мужчина властно поднимал её руки над головой, заставляя вытянуться на постели. Кровь хлынула к лицу, покрываемому быстрыми поцелуями, громкое дыхание Такао говорило о нетерпении. Правой ладонью удерживая чужие запястья, второй мужчина упёрся в кровать, снова соединяя их тела. Жарко. Серебристые волосы падали на лоб, прилипали к спине, пока мужчина двигался всё несдержаннее, наблюдая чужие искусанные губы, зажмуренные глаза, зардевшиеся от страсти щеки. Волна дрожи прокатилась по телу Мэй, и этого Такао уже не смог выдержать.        Стук сердца отдавался где-то в ушах. Мужчина убрал руку, устраиваясь рядом с разомлевшей девушкой и пытаясь привести в порядок дыхание. Чувствовал нежные прикосновения к лицу, стиравшие испарину, губы на влажном виске, слушал тихие слова, которые следует говорить только в полумраке. Отвечал, притягивая ближе и понимая, как сильно дорожит засыпающим в его руках сокровищем.       Мэй никогда не была птицей, запершей за собой клетку. Она оставалась лисой, которая предпочла разделить с тигром гору.