Наша тьма должна исчезнуть?

Я запомню этот рассвет навсегда и никогда не забуду образ твоего спящего лица, украшенного лёгкой ухмылкой: (даже если сладкий «сон» твой окажется вечностью, частью которой я никогда не смогу стать). Я оставлю тебе поцелуй на прощание в надежде, что он сможет тебя разбудить. И пусть всё это тщетно, я не смогу тебя разлюбить, как и забыть. Никогда. И останусь с тобой. Может, и достойны мы с тобой одного лишь ада, я всегда желал выбить пропуск тебе (...нам?) в рай. Может, и прошёл ты через моря чужой крови, через толщи людских мольб о пощаде, ты всё равно смог стать моим (и их) спасителем, достойным большего. Достойным хотя бы одного денька, наполненного счастьем. Мне не о чем больше мечтать, только в последний раз на миг открой глаза и посмотри «вниз», дабы спасти меня вновь.

Голос возле «его» могилы.

«Мы обязательно проснёмся в объятиях друг друга».

Шёл дождь. В баре играл привычный для их ушей джаз. Дазай молча рассматривал кусок льда, безмятежно лежащий в стакане, пока Ода докуривал свою последнюю сигарету. — Одасаку... Он повернулся на его голос. — Помнишь, как я говорил тебе о том, что в мафии, в этом маленьком тёмном мирке, я надеялся найти то, ради чего мне хотелось бы жить? — Да. — Я знал, что ты не поймёшь этого. Знал, что не поймешь моих чувств до тех пор, пока я в лоб тебе о них не скажу. Хах, я всё это прекрасно понимал, но продолжал юлить до последнего. Мало ли, сделал бы только хуже. — Всё это время он смотрел в стакан, боясь посмотреть в лицо своему собеседнику. Пожалуй, это был второй раз в его жизни, когда он чего-либо действительно так сильно боялся. — У тебя тогда что-то болело? Этот вопрос заставил Дазая резко повернуться в сторону Оды. Он словно находился в смятении, чуть приоткрыв от удивления рот. Это выражение лица было очень странным, его Сакуноске ещё никогда не видел у всегда либо собранного, либо валяющего дурака юноши. Дазай сглотнул. Он явно сильно нервничал и будто бы не знал, куда себя деть. Но всё резко смыла привычная для него улыбка и односложный ответ: — Да, живот! После чего он залпом выпил свой алкогольный напиток. — Эй, не так резво, тебе нельзя. — Ох, неужели послушался Анго? От кого, от кого, но от тебя не ожидал услышать подобного рода «запрет» в свою сторону… Может, уже пригласишь к себе в гости, а, Одасаку? Ода медленно поднялся со стула. Его не покидали тревога и волнение по поводу слов Дазая. «Чувства?.. Он любит говорить загадками, так что это может быть всем, чем угодно. Но оно явно вызывает у него проблемы и неприятные ощущения». — Пошли, я же обещал.

***

Как только Сакуноске открыл дверь, Дазай сразу же влетел в его маленькую квартирку, повсюду разбрасывая обувь и криво кинув пальто на первый попавшийся ему под руку стул. — А у тебя тут уютно, мне нравится! Ода молча поставил его ботинки туда, где они должны были находиться, а пальто принялся вешать в шкаф. Дазай тем временем испарился. — Дазай? Он нашёл его сидящим на полу возле своей кровати и смотрящим в окно. — Небо красивое, не считаешь? — Была в его голосе некая нотка печали. Оду это смутило. — Пожалуйста, скажи мне, что не так. Ты мне друг, так что я помогу. Сделаю всё, что возможно. Дазай медленно повернулся в его сторону. — Тогда пообещай, что не возненавидишь меня, несмотря ни на что. Эти слова настораживали. Но у Сакуноске не было иного выбора. — Обещаю. Пауза. — Ты и есть то, что я всегда так сильно желал найти в своей жизни. Неужели ты не мог понять этого?.. Я, чёрт возьми, не могу смотреть больше на то, как ты подвергаешь себя опасности. Пусть мы и смогли вытащить тебя с того света после сражения с «Мимик», но… просто больше не делай так, ладно? — Дазая трясло, будто от холода, — я очень сильно дорожу тобой, Одасаку. Я… люблю тебя? Я просто не знаю… как это всё описать. Но я просто не представляю жизни без тебя. Да, может, я и привык терять то, что мне дорого, но тебя я потерять не хочу. Не могу. Несмотря ни на что. Не хочу. Отрывистое дыхание и… тихий плач? Тот, кто предстал сейчас перед Сакуноске, совершенно не был похож на Дазая. Из оков «исполнителя» наконец высвободился ребёнок, с самого начала своей жизни желающий тепла и нежности, а не всего этого дерьма под названием «портовая мафия». Как только Ода встал на колени перед Дазаем, тот сразу же набросился на него с крепкими объятиями, завалив их обоих на пол. Он впивался ему в спину ногтями так сильно, как только мог, словно страшась потерять. Будто сейчас Сакуноске — облако сигаретного дыма, готовое вмиг испариться в воздухе. Он дотронулся губами до макушки Дазая и тоже обнял его, дабы тот хоть немного успокоился, но ему явно этого было недостаточно, чтобы почувствовать себя вместе с Одой в безопасности. То, чего не дано членам мафии. Или же… причина была совсем иная? — Ты опять не понял, я хочу от тебя большего, — прошептал Дазай ему в грудь, при этом беспокойно заёрзав в ослабевающих от недоумения объятиях. — А?.. Погоди, Дазай, ты… — Давай сделаем это на кровати? На твоей кровати. Дазай встал и начал поспешно расстёгивать пуговицы на своей рубашке, демонстрируя своё тщательно забинтованное тело. Сакуноске поднялся следом, всё ещё слегка ошарашенно наблюдая за его действиями. «Так подействовал на него алкоголь?» — Присаживайся, — он мотнул головой в сторону постели, — я начну, Одасаку. В свете полной луны было заметно, что его лицо горит то ли от стыда, то ли от выпитого виски, а в глазах сияет пламя безумия, желания и похоти. Но всё это меркнет на фоне его улыбки, состоящей из льющей через край любви и одержимости. Он был настроен решительно. Он был серьёзен. Он правда хотел этого. Именно с Одасаку. — Я бы хотел, чтобы после этого ты снял их с меня сам, — тихо сказал Дазай, глядя на бинты, и скинул рубашку на пол, — ну, садись, я же жду! — До чего же ты капризный ребёнок, — прикрыв глаза, Ода запустил руку в волосы и устало вздохнул. Делать было нечего. Он коснулся его щеки, медленно по ней провёл, взяв за подбородок и, чуть пригнувшись, легонько поцеловал в сухие губы. — У меня к тебе много вопросов, но, думаю, сейчас не самое подходящее время для того, чтобы ты давал на них ответы, не так ли, Дазай? Тяжёлое отрывистое дыхание. Этому ребёнку всё было мало, он действительно хотел большего. И он всеми своими действиями давал это понять: шею Сакуноске мигом обвили его руки, и за этим последовал долгий глубокий поцелуй. Оде всё это казалось странным и неправильным. Разница в возрасте, разница в статусе… Сам факт того, что такой человек, как Дазай, был столь сильно им заинтересован, вызывал у него недоумение. Но сейчас ему хотелось дать этому ребёнку то, чего он хочет. Вернуть хотя бы один долг… ведь слишком много этот человек для него сделал, словно с самой их первой встречи намекая: «Я готов сделать для тебя всё, что угодно, ведь ты — единственный мой свет в этой жалкой тёмной вселенной. Даже если ты не можешь этого увидеть, я всё равно буду оставаться с тобой до самого конца, пока кто-нибудь из нас не отправится в забвение». Сколько же лет его чувства оставались без ответа? Они уже лежали на постели, поглощённые страстными поцелуями и крепкими объятиями друг друга. — Сними их уже, Одасаку, — эта просьба больше походила на жалобный стон. Сакуноске навис над ним, с нежностью провёл рукой по его шее и принялся освобождать тело Дазая от «белых оков», оголяя дюжину глубоких шрамов. Увиденное сначала расстроило, а потом и вовсе его разозлило. Этот придурок от слова совсем себя не берёг. — Ты ведь больше не будешь так делать? — Если ты мне запретишь, то не буду... Я выполню любой Ваш приказ, Одасаку. — Обеими руками Дазай коснулся его щёк, расплываясь в странной улыбке. Всё это было похоже на глупый сон, который может в любую секунду оборваться. Но даже если и так… им хотелось насладиться сполна. Это случилось быстро. До жути сумбурно. Тот, чьих приказов он некогда не мог ослушаться, сейчас извивался под тяжестью его тела, время от времени громко вскрикивая от боли и наслаждения. Одежда была небрежно разбросана по полу, а бинтами была покрыта чуть ли не вся постель, скомканная от их частых резких движений. Уже скоро они покинут мафию и, наконец, станут свободными. Для них откроется новый, светлый мир, которого они оба никогда ещё не видели, но так желали где-то глубоко в душе. Дазай станет помогать людям, встав на сторону добра, а Ода же… Ох, этот малец сделает всё возможное, чтобы он наконец взялся за писательство, несмотря на пережитую им трагедию. Дазай сделает для него абсолютно всё. Сделает его самым счастливым человеком на земле. ㅤ

Очередной сон. Очередные надежды. И даже ㅤ не ㅤ в о с п о м и н а н и я .