Косы

Голубизна неба отражается в глубоких, не затуманенных страхом глазах. Грубая замызганная ткань обнимает тонкую фигурку, всё равно кажется белоснежным саваном. Сама Микулишна такая хрупкая - рассыплется будто, только тронь - на фоне громадных мужиков-медведей. Забава боится даже смотреть. Толпа беснуется, люди кричат и топчут друг друга. Грубые мужские голоса выкрикивают ругательства и проклятья, рыдают и верещат женщины и дети, пестрят платки ворчливых старух. Свет солнца режет глаза. Небо над площадью - безупречная синева, ни единого облачка, лишь бескрайняя красота. Небу нет никакого дела до того, что происходит внизу. Грубые руки давят на узкую спину - Путятишна уверена, они оставили уродливые тёмные пятна на белоснежной коже - пригибают тело-тростиночку к цепучему спилу. Колодки глухо стукают о бревенчатый помост. Палач замахивается, едва не сломав топор о холодное мёртвое спокойствие. Забава зажмуривается. Василисины русые косы вьются толстыми змеями, переливаются золотисто чешуёй волос. Алое заливает пушащиеся срезы, змеи разевают бархатные пасти, ветер тащит их к палачу, обвивает о белые тонкие ноги. Будто Ставра им было мало. Тело Микулишны обмякает, сливаясь с трепещущей на ветру, словно перья голубки, тканью. Мертвая голова не катится, лишь лежит, заливаемая алым. Золотые кудри светятся, живые, будто лучи солнца. Губы теряют цвет, с щёк краска схлынула уже давно. Василиса всё так же улыбается Путятишне, слепо глядя сквозь кристально-голубыми озёрами печали и нежности.