Возвращение

Домой, обратно, в прошлое. Вчерашними маршрутами, Туда, где мало сказано И некуда спешить. В тот мир, где я не брошена — Над окнами уютными Моим полётом джазовым К тебе тянулась нить. Домой… к началу самому. Маршрутами вчерашними, Где небо синей вечностью Укутывало рай. Туда, где были важными, С рассветом — не угасшими — Законы бесконечности И верности скрижаль. (Antoninа)

Густые клубы дыма из трубы видавшего виды паровоза, фырча, поднимаются в вечернее небо. На платформе зажигаются фонари. Джуди, оглядывая пустынный вокзал «Большие Норки», снова ощущает себя настолько одинокой, что хочется лечь на рельсы и просто закрыть глаза — всё так, как было сразу после того «интервью», которое едва не разрушило всё, к чему стремились долгими веками все звери планеты. — …знаешь, Морковка, — Ник, уже купивший билет, подходит к ней совершенно неслышно, — когда мы впервые встретились, ну, тогда в Слоновьем кафе… первое, о чем я подумал, было: «Неужели на свете существуют такие… чудаки, вроде этой ушастой… стюардесски?». — …ха-ха-ха… — безэмоционально отвечает Джуди. — …но теперь я думаю о том, что без таких как ты мы все бы уже… — Ник машет лапой, отводя глаза, которые, — как Джуди надеется, — ей только показалось, — вдруг начинают слезиться, — поперегрызли друг другу глотки, и никто бы не чувствовал себя виноватым… — …не впутывайся больше в неприятности… — сдавленно произносит Хоппс, теперь молясь о том, чтобы машинист дал последний гудок, и Ник не заметил ещё и её слез. — А если вдруг не сможет устоять перед искушением — вспомни наш разговор… — …какой именно? — лис чуть нагибается и заглядывает-таки ей в глаза. — О том, что ты «просто глупая крольчиха»? — …да, наверное… — Джуди едва может смотреть — слёзы вскипают в глазах и скатываются по щекам, где вдруг сильнее обычного жжется шрам, оставленный когтями Гидеона. — …да, кстати, спасибо за диктофон, — Ник вынимает из кармана морковку и щелкает по кнопке записи, — и за то, что напомнила мне… меня… прежнего… того, которым я всегда хотел быть… Большая стрелка на старинных часах перемещается на одно деление, догоняя маленькую. На станцию опускается полночь. Машинист даёт гудок, поезд едва заметно дёргается, громко скрипит и медленно начинает движение — правда, теперь Джуди хочется лечь на рельсы, с целью остановить Уайлда. — …возвращайся в Зверополис, Морковка… — Ник, обворожительно улыбаясь, протягивает ей лапу, как в тот самый день, когда они представились друг другу возле кафе, — там твоё место! А Джуди кидается ему на шею, уже не сдерживая слез. — …твоё тоже… — всхлипывает она, когда лис мягко фыркает и утыкается ей в макушку, — Ник, прошу, останься… — …когда-нибудь, Морковка, — горячее дыхание проходится по её щеке, а глаза лиса смотрят с искренней любовью, разрывая её изнутри, — я обязательно вернусь! А сейчас — я должен ехать… Ник бегом кидается за своим вагоном, совсем рядом всё же обернувшись ещё раз и помахав ей. Когда он запрыгивает, поезд набирает ход, и, громко выпустив пар, стучит колесами, словно повторяя последние слова: «Когда-нибудь». Маленькая комната, обклеенная светлыми, но местами разрисованными, обоями, двухъярусная кровать, мягкие игрушки, рассаженные по полкам, письменный стол, который когда-то она делила со своими братьями-сестрами — иногда, в старших классах, доходило даже до драк, — Джуди смотрит на свою любимую подзорную трубу, что теперь за ненадобностью накрыта чехлом, и собирать в чемодан остатки вещей становится как никогда трудно. В первый раз — Джуди усмехается, глядя на гору шляп, маек, комбинезонов и футболок, — она не брала с собой ничего, кроме жизненно-важных предметов. Тогда она надеялась, что шесть дней в неделю будет носить полицейскую форму, стоять на страже спокойствия граждан, а к родителям приедет в отпуске… — …багаж оплачен? — Хоппс вздрагивает и кивает, когда к ней, смотрящей на своих многочисленных родственников — сгрудившихся на узкой платформе, дабы проводить её, совсем, как тогда, но с той разницей, что теперь она совершенно не знает, куда едет, — подходит жираф с тележкой. — Тогда — предъявите билет и садитесь! Её несколько гигантских чемоданов грузятся на тележку, а она всё ещё соображает, всё ли взяла. Её родители стоят в стороне, тревожно переговариваясь. Джуди знает, что не объяснилась с ними до конца. И не сможет этого сделать сейчас. Им нужно дать время, чтобы они привыкли — она ведь сняла все сбережения со своей книжки и озвучила им лишь то, что собирается купить в Зверополисе комнату. Но её вдруг накрывает паника от того, что именно от них скрывает. — Джуд… — её отец, будто ещё больше поседевший за одну ночь, переворачивает свою кепчонку козырьком на затылок, и раскрывает лапы, чтобы обняться. — Мама очень переживает — не забывай звонить… — …конечно, как только состоится сделка… — Джуди обнимает Стью и машет матери, которая уже рыдает на плече её дяди. — …сделка, скажешь тоже… — фыркает он, — акт купли-продажи, вот как он называется! И опасайся там… — …мошенников, знаю! — закатывает глаза Джуди. — Пап, я работала в полиции, знаю… — …держи, мама там вкусненькое положила… — Стью протягивает ей сумку и хитро улыбается. — Ну и противолисный баллончик! Двери скоростного экспресса закрываются, оставляя позади её последние сомнения. Могла ли Джуди подумать, что во второй раз приехав в Зверополис, она будет поражена больше, чем в первый? Нет, здания, запахи, звуки, даже звери вокруг — всё осталось прежним, но изменился её взгляд. Тогда, в первый раз, она ошибочно считала, что это — идеальный город, где каждый может быть кем захочет. Сейчас же она твердо знает — ничего идеального в мире нет. И всё, что окружает всех нас — это результат упорной работы. Работы над собой и над миром, в котором всем-всем — даже если они это отрицают, — хочется жить идеально.