Порой не до шуток

У Эдди веснушки на щеках и кончике носа. Одуванчиковое поле маленьких коричневых точек. Они тёмные и все гнездятся на небольшом участке лица, оставляя всё остальное тело чистым. Ричи кажется это очаровательным: это нагромождение точек друг на друге – они не покрывают всего его с ног до головы, как веснушки Бев, они все собраны под его большими глазами, из-за чего он даже немного походит на оленёнка. У Эдди веснушки, которые застывают перед глазами, как свет от ярких фонариков, если смотреть на них достаточно долго. Застывают и маячат, и маячат, и маячат… Ричи хочет отогнать это видение, потому что он должен быть хорошим мальчиком и сидеть в дурацком номере, потому что Неудачники уже устали ловить его по ночам, когда он в очередной раз надеялся, что выждал достаточное количество времени, чтобы все они уснули. Он хочет выкинуть их из головы, но они продолжают влезать в поле зрения, и, как с отпечатком ослепляющего света, с ними невозможно справиться, просто закрыв глаза. Он хочет просто перестать думать. «Мы можем поговорить, если это тебе поможет,» – говорит Стэн, но Ричи не хочет. Он не хочет говорить ни с кем из них, он вообще не хочет говорить, если быть честными. Поразительно! Впервые в жизни Ричард «Балабол» Тозиер не хочет издавать и звука! Эдди бы это понравилось… «Эдди был бы первым, кто запер бы тебя в н-номере,» – кивает Билл, но Ричи всё равно, кем бы он там был. Когда он вообще слушался этого маленького астматика? Бесит его этот номер. Здесь всё старое и грязное. И холодильник сломан. И лампочка мигает. И протекает толчок. Отвратительный номер, просто ужасный, непригодный для жизни совершенно. Там трещина на зеркале внизу и, должно быть, старинная, как мамаша Каспбрака, жвачка под столешницей. «Здесь все номера такие», – отмечает Бен и добавляет, что удивлён, что здание вообще всё ещё стоит. Ричи же удивлён, что он всё ещё стоит. Он пытается держать себя в руках. Он хочет напиться до смерти, но позволяет себе только пару банок пива, потому что на утро он должен быть способен сесть за руль и провести ещё один день в больнице. Просидеть весь день в холле, а вечером быть вышвырнутым за дверь и опять возвращаться в чёртов номер. И снова слышать «всё будет хорошо, Рич» от абсолютно каждого. Пять одинаковых фраз одинаковых грустных голосов и одинаковых сочувствующих взглядов. Аж блевать тянет. Он пытается держать себя в руках. Таранит исчерченную порезами столешницу ключами, вероятно, пытаясь пробить в ней дыру. Хотя на самом деле он даже не замечает, что отстукивает какой-то похоронный марш, ей богу, ровно до тех пор, пока помятый Стэнли с этими его бинтами на руках, не стучится в его дверь, прося быть немного тише, потому что стены тут такие, что в соседнем номере слышен каждый вдох. Он мнёт постельное бельё, бездумно перебирая руками одеяло, в очередной раз пытаясь уснуть. И, наверное, он делает ещё много бессмысленных действий, да только знать об этом не знает. У него стресс. У него просто безумный стресс. Он вздрагивает от громкого стука, понимая, что это его телефон упал на пол, скатившись со стола. Его поверхность неровная, с расщелинами и кратерами, но Ричи слишком сильно вертел смартфон, и ускорение, с которым он полетел вниз, не была способна остановить ни одна даже бесконечно глубокая яма. Он делает глубокий вдох, поднимает чёрную плитку обратно и оставляет её там, сам вставая и двигаясь к кровати. Ему кажется, что его голову отлили из чистого золота, и ещё через несколько секунд он будет уже не в силах держать её. Он кладёт эту тонну на твёрдую тонкую подушку и устремляет взгляд в потолок. Он должен быть белым, но самом деле он грязно-желтоватый, с непонятными чёрными пятнами на нём. Примерно так выглядели те бинты и пластыри, в которые его всегда заворачивал Эдди: они всегда были грязными, потому что Ричи был ходячей катастрофой и непременно влезал в разного рода неприятности каждый божий день. Стоит ли говорить, как сильно Каспбрак отчитывал его из-за этого? Ричи закрывает глаза, точно слыша возмущённые крики где-то внутри своей головы. Звуки похожи скорее на эхо, и Ричи думает, что это следствие того, что они выходят из его мозга через ушные раковины, и отражаются от стенок этих тоннелей. Эдди звучит так далеко и так недосягаемо… У Ричи в груди всё сковывает льдом и в животе воротит от беспомощности. Который уже день пошёл? Бен говорит, что третий. Ричи кажется, что триста третий. Не то, что бы он надеялся, что ему отдадут Эдди – живого и здорового – спустя пару часов, как они привезут его в больницу, но он и не был готов к тому, что им придётся ждать новостей так долго. Три дня назад он думал, что не переживёт ни одной лишней секунды ожидания, теперь он думает, что не выдержит следующего часа. Эта тишина действует ему на нервы. У него есть уже как минимум десять сценариев того, что будет происходить дальше, и ни один ему не нравится. Пару раз он задавался вопросом, почему он не представляет хороших вариантов ближайшего будущего, но ни разу не мог докопаться до ответа. Он просто думает только об одном. О том, из-за чего у него начинают трястись руки и слезиться глаза. О том, о чём он не хочет говорить, но ему и не нужно: его друзья понимают его и без слов. Он думает только об этом, бесконечно перебирая в голове варианты безразличных ответов того врача, который запрещает ему проходить в палату. «Мне очень жаль, мистер Тозиер». «Мои соболезнования, мистер Тозиер». «Мы сделали всё, что было в наших силах, мистер Тозиер». «К сожалению, я думаю, мы провели операцию слишком поздно, мистер Тозиер». Они всегда звучат примерно так, насколько Ричи может судить, слушая разговоры вокруг, сидя в больничном коридоре. Всегда эти якобы сочувствующие фразы, сказанные этим безэмоциональным голосом. Чёртова куча людей умирает в больницах, и уж точно чёртова куча людей умирает в городской больнице Дерри, и всем там абсолютно наплевать на каждого не пережившего операцию человека. И на Эдди им будет точно так же наплевать. А у Ричи воздуха в груди не хватает и хочется кричать и сломать что-нибудь, просто чтобы выпустить всю клокочущую внутри ярость. Потому что его злит это глупое правило о том, что в палату впускают только родственников, его злит это затянувшееся ожидание, его злит то, что он уже сделал всё, что мог, а хотелось бы больше, намного больше. Он пытается сделать глубокий вдох, но что-то мешает ему, и выходят только короткие попытки втянуть хоть немного воздуха. Хотя, возможно, если бы он сейчас просто задохнулся бы здесь, лёжа на этой скрипучей кровати, это было бы лучше. Он думает о том, что всё равно не переживёт этого. Вот этих равнодушных слов. У него непременно остановится сердце – если оно ещё хоть немного билось, – он даже не дослушает эту речь, он выйдет и… Если честно, он понятия не имеет, что будет дальше. Он просто не переживёт, его не станет. Он не знает, что именно случится, но непременно что-то случится. Потому что голова гудит уже третий день, и горло сушит, и дрожь по всему телу. Потому что друзья смотрят, как на мертвеца, на него, а не на Стэна. Потому что взгляд Уриса слишком понимающий. Он чувствует, как всё тело резко холодеет, и руки как-то неестественно дёргаются. Думает, что, наверное, должен что-то с ними сделать, но совершенно не знает, что. Они прыгают по кровати, и он опускает на них безучастный взгляд. Поднимается и идёт в ванную, пытается смыть все наваждения проточной водой. – Полнейшее дерьмо, Рич, – говорит он своему отражению в треснутом снизу зеркале. У него чернющие мешки под глазами, и лицо осунулось. О, это очень не понравится его менеджеру, он будет долго распинаться о том, что этот вид бомжа с нью-йорского вокзала отпугнёт всю его аудиторию. Ричи более чем уверен, что ни одной шутки он из себя не выдавит в ближайшие пару лет точно, даже если заранее для него написанную. Он смотрит на своё потрёпанное лицо и думает о том, что никогда не осознавал, что и губы у него тоже дрожат. Да он весь ходит из стороны в сторону, как желе. Если сейчас ударить по зеркалу, оно срезонирует и ничего от него не останется. Он перекрывает кран, небрежным движением хлопает по выключателю, вырубая свет в ванной комнате, и уже начинает размышлять, куда деть своё бренное тело в следующую секунду, как вдруг одна громкая мысль пронзает его разум, останавливая его на месте. Тумбочка около двери. Тумбочка с одним ящиком для документов, ключей и прочей мелочи, стоящая у выхода из номера. На этой тумбе Беверли оставила пачку сигарет – совершенно новую, только-только купленную. Оставила не потому, что положила, когда зашла, и забыла забрать, а специально опустила на верхнюю полку перед выходом, стреляя взглядом в Тозиера. Она купила их для него и оставила там для него. Ричи бросил. Бросил очень давно, и ни разу за плюс-минус двадцать лет у него не возникало желания закурить снова. Нет, один раз он захотел, но у него не было сигарет в доме. А сейчас они были в паре шагов от него. «Убери от меня свои вонючие руки, Тозиер!» – вопит его сознание высоким голосом. Эдди ненавидел сигареты. Он визжал фальцетом, когда Тозиер подходил к нему с сигаретой в руках. Он толкался и пинался, когда Ричи говорил с ним, только-только закончив курить. Он ненавидел запах табака и, наверное, ненавидел бы и вкус, если бы Ричи хоть раз хватило смелости его поцеловать. Ричи открывает белую коробку и вынимает одну сигарету. Ищет зажигалку, вспоминает, что забросил её в карман тех джинсов, в которых приехал. Зажигалка – вещь полезная, но человек, которому она не нужна в повседневной жизни, скорее положит её в чемодан, чем закинет в карман. Зажигает тонкую трубочку, затягивается. Медленно, глубоко, вспоминая этот противный терпкий вкус. Сигарета лежит в его шершавых пальцах так же идеально, как лежала когда-то, зажатая пластырями. Его сердце практически не бьётся, но, выпуская дым изо рта, он чувствует, будто оно стучит с бешеной скоростью. Его руки трясутся, колени дрожат, а по телу пляшут наливающиеся вспышки боли. Он нервно проводит свободной рукой по пышной копне угольных кудрей, поправляет очки, чувствуя гладкую текстуру изоленты под исцарапанными пальцами. Снова выдыхает, открывая глаза, безразлично смотря на потрёпанный интерьер через одну целую и одну треснувшую линзу очков, в которых на этот раз оправа уцелела только чудом. Ричи думает, что это потому, что не уцелело кое-что другое. Намного более важное. Вся его жизнь разваливается. И, удивительно, но не его усилиями. «Однажды ты умрёшь, Тозиер! И когда это случится, я буду стоять над твоим гробом и кричать, что я говорила тебе!» – ругается, резко возникнув в чужих мыслях, красотка Марш. Она (и Эдди) всегда была уверена в том, что Ричи сам себя погубит, и, должно быть, посчитала настоящим подарком судьбы возможность всё ещё увидеть его живым аж в 40 чёртовых лет. Он слышит разозлённый голос лучшей подруги, чувствует вкус табака и запах сигаретного дыма, и думает об этом. О том, из-за чего она столько раз предрекала ему скорую кончину. У него ничего нет, но сознание уверено подталкивает старые знания к свету. Он знал много способов словить приход, когда был подростком, умел выкручиваться, когда ничего не мог достать, хотя и не любил идти на подобного рода риски. Он всё-таки не пытался себя убить. Просто пытался сделать жизнь проще. Справа от него – номер Стэна, а слева – Беверли. Он надеется, что Бев занята Стогом Хэнскомом, а Стэнли впервые в своей жизни решил не ложиться так безумно рано и проводит сейчас время с друзьями где-нибудь вне своего номера. Надеется, потому что он создаёт слишком много шума, чтобы кто-нибудь из них не постучал сейчас в его дверь. Он перебирает открывной ящик тумбочки, выворачивает карманы куртки, джинсов, другой одежды, валяющейся наполовину в шкафу, наполовину в раскрытом и брошенном на полу чемодане. Роется в самом чемодане, исследует вещевой шкаф и это странное подобие прикроватной тумбы. Ищет хоть что-то, что, попав в его руки, вызовет вспышки ассоциаций и зажжёт лампочку «идея» над его головой. И в конце концов находит упаковку каких-то таблеток. Открывает их, и выдавливает сразу штук десять на колыхающуюся ладонь. – Лишь бы вставило, лишь бы, блять, вставило, – маниакально шепчет он, поднося руку ко рту. Сейчас он закинется, а потом продолжит докуривать забытую в другой руке сигарету, потому что именно такой двойной удар был лучшим способом избавиться от излишней нервотрёпки. Он зажимает сигарету между пальцев, запрокидывает голову назад, поднимает руку… Мелодия звонка прошибает его барабанные перепонки, заставляя вздрогнуть, останавливая начавшую переворачиваться ладонь. Ричи думает о том, как же он ненавидит сейчас того ублюдка, который посчитал хорошей идеей позвонить ему. Он уверен, что это его менеджер, уставший ждать вестей от взбалмошной звезды, уехавшей прямо посреди своего стенд-ап тура, решил достать его окончательно. В его голове роется миллион оскорблений, пока он движется к горланящему телефону, но, встав над столом, он вдруг застывает. На экране высвечивается короткое имя. Три буквы. Буквы с характером – Ричи чувствует, как от этой яркой надписи веет раздражением из-за того, что трубку не берут слишком долго. Таблетки горкой ложатся на столешницу, рядом с местом, где телефон больше не лежит. – Алло? Ричи? Ричи поднимает трубку молча, и потом продолжает молчать. Не знает, что вообще следует сказать. Потому что происходящее совершенно не похоже ни на один построенный им сценарий. Через секунду он думает, что всё-таки смог уснуть. Потом думает, что чувствовал себя как-то излишне паршиво для сна. А потом решает, что у него в целом и жизнь, и сны одинаково паршивые. – Чёрт, если я неправильно записал номер или… – Нет, – хрипло отзывается Ричи. Прочищает горло. – Это я. – Ох, отлично, – выдыхает человек по ту сторону телефонной связи, и по его голосу слышно, что он улыбается. – Я где-то час назад очнулся в больничной палате, и мне сказали, что меня сюда привезли шестеро человек. – Мы… Да… Да, – бессмысленно лепечет мужчина. Глубоко вдыхает, чувствует, как замершее сердце начинает медленно оживать. – Чёрт возьми, Эдди… Он всхлипывает, а из телефона доносится спокойный нежный голос: – Да, Ричи. Это я, всё хорошо. Он вспоминает о сигарете в руке, шумно затягивается, думая о том, что Эдди услышит и ему это не понравится, но Эдди молчит. Неуклюже падает на стул, опирается спиной на бок столешницы. Она больно врезается в тело, но так даже лучше: появляется ощущение реальности происходящего. – Я позвонил сказать спасибо, – признаётся Каспбрак, а затем продолжает: – Доктор пытался убедить меня в том, что у меня ещё слишком мало сил, чтобы звонить кому-то. Придурок. Ричи горько усмехается. Спорить с Эдди, когда речь идёт о его здоровье? Немыслимо. Он три дня назад уже спорил. – Как ты? – с волнением в голосе спрашивает мужчина. Ричи этот вопрос кажется глупым: очевидно, что переживать сейчас нужно далеко не о нём. – Сойдёт, – он снова выдыхает дым почти докуренной сигареты. Думает о том, что стоит достать ещё одну. – Куришь? – Эдс, – начинает он уставшим голосом, ожидая очередную лекцию. – Я бы тоже сейчас закурил, – вместо этого выдаёт Каспбрак. – Погоди, я проверю, кто мне звонит, – говорит Ричи, и слышит смех с противоположной стороны связи. Он слабо улыбается, представляя лицо с веснушками на щеках, большими карими глазами и лучезарной улыбкой. Думает о том, как же сильно хочет сейчас быть рядом. Эдди замолкает и делает несколько рванных вдохов, потому что смеяться немного больно. Наверное, Ричи стоит заткнуться. С другой стороны, не просто так ведь он позвонил именно ему? – Надеюсь, только куришь, – вдруг переключается он на серьёзный тон. – Так ты знаешь, – выдыхает Ричи, практически ничего не чувствуя. В пятнадцать он бы, наверное, был в полнейшей панике, узнав об этом. Сейчас он готов спокойно принять разочарование Каспбрака, но в его голосе его не слышно: только печаль и некоторое смирение. – Давно. Ричи кивает. Да, наверное, давно. Он помнит, как в какой-то момент что-то будто бы изменилось между ними. Как взгляды Эдди стали излишне обеспокоенными. Как странно он начал реагировать на различные действия Тозиера. Почему-то ничего не сказал. А сейчас, спустя столько времени, и смысла уже нет. – Только курю, – отвечает он, бросая взгляд на горстку неизвестных ему таблеток. Больше в них нет никакого смысла. Слава господу богу. А было бы крайне забавно, если бы передозировка только что сгубила его. – Хорошо. – Эдди? – Да? – Я так рад, что ты в порядке. – Я знаю. – Я хочу тебя увидеть. – Я знаю. Ричи выбрасывает сигарету. – Я тоже хочу тебя увидеть, – тихо произносит Каспбрак. Ричи чувствует, как сердце начинает биться быстрее и кровь наконец начинает течь по телу. Может быть, скапливается где-то в районе щёк, но он не берётся утверждать об этом. – Заберёшь меня, когда я выпишусь? – спрашивает мужчина. – Тебе даже не нужно просить об этом, Эдди-спагетти – заверяет Тозиер. – Могу я тогда попросить перестать звать меня этими глупыми именами, – звучит раздражённый голос. Ричи это только веселит. – Неа, – радостно отрезает он. – Гондон, – отзывается Эдди. – Я тоже те- Ричи замолкает на полуслове. Когда он уже начнёт думать своей глупой головой? Он должен был понимать, с кем он разговаривает. В колледже у него были друзья. Несколько парней и как всегда одна-единственная девчонка, может быть, излишне сильно похожая на Бев характером. С кем-то он всё ещё общается. А ещё у него есть этот надоедливый менеджер, и Кэрол Фини из турагентства. И со всеми он общается, как с друзьями. И с некоторыми из них – а особенно с девушками – он время от времени отвечает словами любви на различного рода оскорбления. Ничего такого, просто дружеские шутки. Но сейчас он сказал это совершенно не тому человеку. По ту сторону трубки тишина. Все чувства отключаются, и он полностью обращается во слух. Эдди размеренно дышит. Рта не открывает, силясь что-то сказать. Видимо, пытается осмыслить только что услышанное. Ричи замирает, ожидая реакции. Даже не старается придумать какую-нибудь нелепую шутку. К чёрту. Он оступился – ужасно тупо, – но, может быть, давно пора? Справа от него – номер Стэна, а слева – Беверли. Он думает, что бесконечность выглядит именно так. Как минимум, потому что он успевает уже трижды умереть, ощущая, как из-за этой неловкой тишины закладывает уши. А Эдди дышит так спокойно, и Ричи не знает, хороший ли это знак или плохой. – Я тоже тебя люблю, – в конце концов еле слышно выдыхает мужчина по ту сторону, а Ричи, кажется, попадает на ту сторону. – Позвони мне утром, ладно? – спрашивает он. Ричи кивает, совершенно не осознавая, что Эдди этого не видит. Слышит, как Каспбрак беззлобно усмехается, желает спокойной ночи и кладёт трубку. Пока Тозиер продолжает сидеть, прижимаясь спиной к краю столешницы, и держа телефон у покрасневшего уха.