Больше не ребенок

      По темному шероховатому паркету шустро застучали каблуки. В спешке петелька от легкой джинсовой куртки глухо соскользнула с округлого крючка, оказываясь в худых женских руках. На высокой стройной фигуре одеты удобные спортивные штаны и замызганная темная футболка. Ключи звонко зазвенели, падая вглубь большой изношенной временем сумки, присоединяясь к сменным слипонам. Дверь раскрылась, впуская подъездный сквозняк, колыхнувший концы прозрачных штор в просторном зале напротив прихожей. Оглядывается и секундно замирает. Опускает напряженные плечи, виновато улыбнувшись. — Извини, милый, но маме надо на работу.       Пара расстроенных карих радужек смотрит исподлобья. Нижняя губа надута от обиды, а кулаки сжаты в детском нелепом жесте. Шмыгает носом и протирает сонные глаза, не успев проснуться. На взлохмаченные короткие пряди ложится рука, погладив «против шерсти». — Сал присмотрит за тобой, не плачь, — наблюдает за картиной со стороны, тепло улыбаясь. Невысокий подросток в белой рубашке с заботой треплет восьмилетнего мальчика по голове, успокаивая едва сдерживаемый порыв эмоций. Она за них спокойна. — Еда в холодильнике, а если надумаете гулять, то все как обычно лежит в шкафу, не скучайте, мальчики, — поправляет длинные волосы, укладывая их на спину, и делает шаг за порог. Пыльная плитка издала приятный клацнувший звук. — Удачного Вам дня, миссис Джонсон, — вместе с хлопком опускает взгляд, сразу замечая первые слезы. Не думая подталкивает ребенка ближе к себе, давая тому уткнуться лицом в темные джинсы. Выдыхает. — Ну что с тобой? Не в первый же раз, — говорит ласково, стараясь быть тише. — Мама обещала сегодня пойти со мной в парк развлечений, — глухо доносится из плотного материала. — Но она меня обманула… — крепко держится за штанину, шмыгая носом и проглатывая слова. — Ларри, — зовет его по имени, добиваясь, чтобы на него посмотрели. — Твоя мама не обманула тебя, ее срочно вызвали на работу. Она обязательно сводит тебя туда в следующий раз, — большим пальцем вытирает с щек подсохшую влагу и присаживается на корточки. — Давай лучше поиграем?       Заплаканные красные глаза горели обидой и детской злостью. В них плескался целый океан чувств, который маленький мальчик был еще не в состоянии описать. Вместо этого он проводит кулачками по прикрытым векам и носу, опуская взгляд на старый пол. Из квартиры пропали последние нотки сладких Лизиных духов. — Не хочу играть, — супится, принявшись мять полы свободной серой майки. Одежда пошла комками, замявшись. Слышится выдох. — Хочешь кушать? — Не хочу… — тянет вниз, растягивая и без того широкую ткань.       «Как с ним сложно» — крутилось в мыслях. Но на деле он лишь приладил ему непослушные волосы и мягко улыбнулся, возвращая гуляющий карий оттенок на себя. — Так чего же ты хочешь?       От вопроса щечки порозовели, и их обладатель поспешил повторно надуть губы, уставившись на собственные пальцы. Неумело пытаясь скрыть смущение, малыш только сильнее выдавал себя. — На ручки, — тихо бубнит под нос, думая, как это не круто. «Такой большой мальчик» — как говорила мама, и просится на ручки.       Сал снисходительно тянет уголки губ и расплывается в смешливой улыбке, протягивая руки вперед. Подхватывает его за подмышки и поднимает вверх, усаживая на лучевую кость. Подбрасывает разок для удобства и смотрит как ребенок кладет голову ему на плечо. Ларри обнимает любимую няню за шею и зарывается в ней острым носом, шмыгнув в очередной раз. Он сильно расстроился и теперь искал успокоение в заботливых руках. — Может порисуем? Тебе же нравится рисовать, верно? — неспешно следует в детскую комнату, поглаживая спину. Здесь все так же. Разбросанные игрушки, не застеленная кровать и куча изрисованных в животных листочков. — Угу… — мычит куда-то в кожу, взявшись за длинный голубой волос. — Давай дорисуем того динозавра, м? — опускается на пол, на уровень маленького столика и подсовывает ноги под себя, усадив ребенка боком. — Будем красить в зеленый? — ищет глазами фломастер или карандаш подходящего цвета, но видимо это все находится на верхних полках над кроватью. — В голубой, — продолжает прижиматься к Салу, упоительно держась за кончик гладких волос. Смотрит внимательно, уже не шмыгая и не хныча. — Голубой динозавр? — изумленно распахивает глаза, не совсем понимая мотивацию ребенка. — Угу, — вновь прячет лицо в шее и остается там, в ожидании, когда его спустят с рук, чтобы он мог начать красить.       Сал лишь вдохнул полной грудью и принял ситуацию как она есть. Пускай красит свои рисунки как ему вздумается. Главное, чтобы не капризничал.

***

      Рюкзак глухо бухнулся на стул, освобождая плечи. Из кармана темных джинсов достали телефон, выключая играющий плеер. Беспроводные наушники спрятали в чехол и положили на рабочий стол. Усталый выдох последовал следом за разминкой затекшей спины. Вытянувшись на носках, парень поправил черную футболку и перегнал через себя этот день еще раз. Четыре пары в пятницу никак не внушали оптимизма. Но было и то, что раздражало его гораздо сильнее учебы перед дипломной. — Сын, — входят не стуча, бестактно нарушая границы личного пространства. — Я же просил тебя подойти, — голос грубый, слегка суровый, недовольный. — Прости, был в наушниках, не услышал, — мельком осматривает одетого в рубашку и брюки отца, неприятно жмурясь. Кажется, он знает, о чем пойдет речь. — Лиза пригласила нас на ужин в честь праздника, будь добр, соберись как можно скорее, мы опаздываем. — Пап, я… — останавливает отца, когда тот хотел было уйти. — Можно мне остаться дома? Я неважно себя чувствую. — Ларри очень просил тебя приехать, — говорит спокойно, параллельно застегивая пуговицы на рукавах. — У него День рождения, не порть ему настроение. — Мне правда нехорошо, — сгибается пополам над столом, оперевшись на него ладонями. — Живот что-то… Крутит. — Выпей таблетку, что ты как маленький? — слегка повышает голос, оставаясь непреклонным. — Двадцать четыре года, а ведешь себя как капризный ребенок, — закончив с рукавами переходит на горло. — Увидишься хоть с ним, он ведь постоянно спрашивает о тебе. — Это тебе надо, а не мне, — на спине выглянули лопатки. — Ездишь туда только из-за Лизы. Мое присутствие будет лишним. — Да что с тобой? — подходит к нему, дергая за руку, чтобы тот посмотрел на него. — Каждый раз одно и тоже! — Я не хочу об этом говорить, — тупит взгляд, сдавшись перед напором отца. Хватка на предплечье сильно жгла кожу. — Тогда сделай мне одолжение, начни собираться, — отпускает рывком, глянув на сына в последний раз. Приладив собранные волосы, разворачивается к двери. — И чтобы я больше не слышал возражений, — хлопок оглушил хлеще максимальной громкости в наушниках.       Морщится, присаживаясь на край одноместной кровати, стоявшей напротив стола. Закрывает лицо ладонями и нагибается, мучительно простонав. Зарывается в корни волос и сжимает с такой силой, что пара блеснувших в вечернем закате капель покатились к подбородку, падая на лохматый ковер. Нервно набирает воздух в легкие и также выдыхает, выровняв спину. Смотрит в застланный наклейками потолок и закусывает губу, кривя лицо в попытках не заплакать. Злость, обида, печаль — все это разом навалилось на него, погружая в далекие мысли. Настолько, что сердце кольнуло, заставив вздрогнуть.       Тело дрожало, пальцы сжимали аккуратно застеленное утром одеяло. Внутри четко отбивал ритм, отсчитывая секунды. Каждая минута близила его к неизбежной нежеланной встрече. Стоит только вспомнить прошлое как холодный пот покрыл плоть, принуждая дрожать. Органы клокотали, бурля как ненормальные. Каждая клеточка желала остаться дома, подальше от той семейки и от этого чертового мира.       Его затошнило. К горлу подкрался рвотный ком, перекрывая доступ к кислороду. Оттягивает ворот и берется за шею, поглаживая в надежде вернуть возможность дышать. Кашляет, заливая лицо красной краской. Кряхтит и дает волю слезам, жадно проглотив воздух. Хнычет как маленький ребенок, оставшийся утром без мамы. Вытирает кистями вылившиеся дорожки, но тщетно, все ляжки и колени успели впитать в себя противные соленые капли, что остались темными пятнами на память.       Запрокидывает голову, закрыв веки запястьями. Силуэт расплылся в лучах заката, окрашенного в кроваво-красный оттенок. Голубой смешался с заревом, отдавая фиолетовым отливом. Светлые стены словно в тягучей жиже отражали преломленные от зеркала лучи. Падает на спину и измученно повторяет в пустоту одно лишь слово: «Нет».

***

      Стук в давно знакомую дверь слышался отдаленно. Ему не хотелось смотреть на нее и на того, кто ее откроет. Пускай лучше никого не окажется дома, и они смогут вернуться. Он молился всем Богам, лишь бы так и было. Но замки тяжело хрустнули, отпирая вход. Теперь они могут войти.       На пороге стояла Лиза, добрейшая и чудеснейшая женщина из всех. Волосы собраны в небрежный пучок, на красном пышном платье до колен фартук в черную крапинку и на лице счастливая улыбка при виде желанных гостей. — Генри, Сал, наконец-то вы пришли, все уже готово, мойте скорее руки и за стол, — впускает их в ничуть неизменившуюся прихожую и закрывает за ними дверь. Затем легкой походкой заплывает на кухню, радостно выкрикивая в сторону бывшей детской. — Милый, гости пришли, выходи из своей берлоги!       Внутри Сала все сжалось. Замер, как только снял обувь. Нервно забегал глазами, понимая, что сейчас произойдет. Внутренний комок нервов размотался вновь, подкатывая новые слезы.       Изо угла почти что выскочил высокий, длинноволосый, хорошо сложенный парень в черной водолазке с закатанными рукавами и брюках. Губы расплылись неверяще-счастливо, стоило лишь уловить движение голубых волос. Бросается вперед и сгребает в объятия напуганную лань, словно охотник. Восклицает его имя и жмет к себе, чуть ли не согнувшись, чтобы до него достать. Вдыхает знакомый аромат и зарывается носом в пряди, не веря своему счастью. Он наконец-то пришел, теперь Ларри сможет коснуться его, вспомнить как звучит теплый голос и как ласковы могут быть заботливые руки. — С восемнадцатилетием тебя, сынок, — Генри оперативно протягивает завернутый в красивую бумагу небольшой подарок, явно похожий на конверт с деньгами. — Спасибо, мистер Фишер, — продолжив держать у себя замеревшего от страха Сала, принял из рук презент, разглядывая на нем поздравительную записку с пожеланиями. — Еда уже стынет! — слышится из кухни нетерпеливый женский голос. Лучше поторопиться, иначе Лиза будет очень недовольна.

***

      Есть за одним столом было напряженно. Ларри как назло сел рядом и постоянно о чем-то спрашивал, добиваясь ответов. Так широко улыбался, что казалось скулы давно должны были заболеть, но нет. Радости не было предела. Пока Генри с Лизой увлеченно беседовали о своем, попивая вино, Сал был вынужден ковырять мясной пирог, страдая отсутствием аппетита. Маленькая кухня едва давала дышать с приоткрытым на проветривание окном. Белая скатерть была уже слегка заляпана, половина тарелки с мясом пустовала, а возле ножки стула стояло две пустые бутылки алкоголя. Только вот он не пил.       Боялся лишний раз посмотреть на карий взгляд, установить контакт. Очень боялся. Старательно смотрел только на свое блюдо, иногда что-то отправляя в рот для вида. Его мутило, хотелось сбежать в туалет и выпустить все, что только что проглотил. Но нельзя, плохой тон.       В очередной раз бросив короткий взгляд на Ларри, Сал тут же увел его, заметив, как он близко. Совсем не заметил такой оплошности, засмотревшись на еду. Решает эту проблему быстро. — Налью себе воды, — порывается встать изо стола, но крепкая рука сажает его обратно, пугая до чертиков. Ларри сам встал с места. — Я налью, — ласково скользит по костяшкам и обходит со спины, подходя к кухонной тумбе.       Дрожь от поглаживания добралась до самой макушки, прося убежать отсюда как можно скорее. Это было невыносимо. Взгляды, касания, слова — все нескрываемо пропитано симпатией. Этот глупый ребенок играет с ним так уже два года, трепля нервы. Справа от него ставят до краев наполненный стакан чистой воды. — Хочешь попробовать то, что я приготовил? — садится, наивно заглядывая в пылающие страхом глаза. — Ах, точно, — вдруг подключается Лиза. — Сал, ты обязательно должен попробовать шоколадные кексы, которые печет Ларри. У него просто замечательно выходят десерты, — звонко ставит бокал на стол и заглядывает в духовую печь, выдвигая противень запеченных сладостей.       Сал не верит, что никто не видит того, что происходит. Не верит, что Лиза не понимает зачем Ларри испек его любимые кексы, что Генри не замечает его состояния, когда приходится сюда ехать. Просто не понимает, почему вокруг все столь слепы, раз игнорируют неприкрытую любовь к взрослому парню. Или они даже предположить не могут, что это возможно? Он же для них такой же ребенок. — Конечно, я попробую, спасибо, — выдавливает из себя улыбку, потянув руки за положенным для него на блюдце кексом. Сглатывает под гнетущим пристальным взглядом их автора. Ждет реакции, одобрения.       Откусывает кусочек, чувствуя приятный, в меру сладкий вкус, но внутреннее бурление не дает ему нормально жевать. Желудок протестующе заныл, раздаваясь умирающим китом. Сал округляет глаза, услышав, как истошно его просят выплюнуть десерт. — Ты все еще голоден? — Ларри посмеивается своей обольстительной улыбкой, оголяя ровный ряд зубов. Неестественно белые, блестящие. — Нет, мне, наверное… Нужно отойти, — пользуется моментом и кладет кекс обратно, вскакивая со стула.       Спешит закрыться в ванной на замок, чтобы полноценно подышать. Рядом с ним это было невозможно. Он не знает меры в ухаживаниях, не знает, когда нужно перестать касаться, когда стоит промолчать. А главное, совершенно не соображает, кому можно оказывать такое внимание, а кому нет. И Сал не входит в это «можно».       Садится на бортик ванной, глубоко заполняя легкие свободным от него воздухом. Наслаждается моментами покоя, глупо уставившись в одну точку возле таза. Неужели Ларри не нравится ни одна одноклассница или одноклассник? Почему именно он, сидевший с ним в детстве, стал его целью? Когда успел маленький мальчик вырасти в беспринципного идиота, который решил, что парень, старше его на шесть лет, будет идеальным кандидатом в пару? В голове не укладывалось. Разве Ларри не чувствует себя странно, думая о них как о влюбленных? Не ощущает комок внутри, тошноту и диссонанс? Неужто фантазии о их совместных поцелуях взаправду кружат молодой ум и не дают разумно взглянуть правде в лицо? Сал этого не понимал.       Прокручивая в мыслях дни, в которых остались воспоминания их игр, прогулок и разговоров о том, как называется тот или иной предмет, он не может воспринять буквально нового человека перед собой. Мало того, что вымахал выше его, так еще и из гадкого утенка решил превратиться в прекрасного лебедя. Одевается как взрослый, говорит, как взрослый, ведет себя как взрослый. А перед глазами все тот же ребенок, рисующий голубых динозавров. С лохматой макушкой, в растянутой майке и легких шортах. Какой нормальный человек ответит ему взаимностью при таких условиях?       Уже потихоньку стал проклинать день знакомства Генри и Лизы. Отец попросту сделал из него няньку для малыша этой женщины, чтобы понравиться ей, иметь с ней контакт. И что в итоге? Годы ждать у моря погоды и ничего не получить. О таком он мечтал, прося посидеть с сыном знакомой? Теперь Сал вынужден пожинать плоды, что невольно посеял отец. Не будь у него под коркой сознания детского насупившегося носа, возможно, он бы и не подумал про разницу в возрасте. Даже не попытался бы сравнить себя и Ларри шесть лет назад, не задумался бы насколько это странно. Посчитал бы его красивым и сразу бы сдался без боя, отвечая на первый поцелуй, а не убегал от него как от огня. — Сал, ты в порядке? — низкий голос пробрал до самых костей.       Спешит отпереть дверь и выйти наружу, старательно вырисовывая на лице невинную улыбку. Только вот ему больше не улыбались. — Конечно, Ларри, не волнуйся, со мной все хорошо, — прикрывает дверь спиной и держит зрительный контакт, пока еще может.       Напротив что-то непонятное, отдаленно знакомое заплескалось в глазах. Что-то похожее плавало в глубинах маленького взгляда при обиде на маму. Не хватало только надутых губ и пухлых розовых щек. — Я настолько тебе противен? — вдруг говорит что-то выходящее за пределы обыденной беседы за ужином. Сал удивленно распахивает веки. — Я извинился за тот раз и пообещал больше не повторять свою ошибку, так почему же? — Что ты такое говоришь? — возмущенно хмурится, заодно стараясь глянуть за широкую спину, чтобы увидеть, чем заняты родители. — Ты не можешь быть мне противен. — Тогда почему ты не хочешь приезжать сюда? В последний раз ты был здесь несколько месяцев назад.       Сал уводит взгляд. Ему нечего ответить на этот вопрос, ибо ответ на него очень прост, но груб. Сказать его — значит разбить ему сердце. А он прекрасно знает, как Ларри реагирует на неудачи. — Мальчики, вы чего там столпились? — Лиза выглядывает из кухни, придерживая рукой дверной косяк. — Скоро торт будем резать, возвращайтесь скорей, — добродушно улыбается и зазывает ладонью, направляясь к столу, за которым Генри уже изрядно выпил. — Нам нужно идти, — сухо роняет фразу, желая обойти причину своей головной боли, но его быстро хватают за локоть, потащив в сторону личной комнаты. Сал покрылся гусиной кожей. — Л-Ларри… — Прошу, поговори со мной, — смотрит молящим взглядом, несильно потянув за собой. Он не выглядел опасно и в глазах не читался скрытый мотив. Ему хочется услышать ответы, на вопросы, которые накопились за два года.       Сал глядит на локоть, а после на кухню, откуда доносился веселый женский смех. Жмурится, затылком ощущая пристальный взгляд карих глаз. Он может сказать ему «нет» и сделать шаг вперед, но отчего-то ноги не слушались, оставаясь на месте. Желание расставить точки над нужной буквой было сильнее страха снова почувствовать чужие касания в полутьме. — Хорошо, мы поговорим, — незлобно вырывает руку и ненадолго заглядывает на кухню, предупреждая родителей, что они скоро вернутся.       Послушно следует в темную часть квартиры, проходя порог бывшей детской. Невольно бросает взгляд на новую широкую кровать, стеклянный шкаф, мольберт и большой рабочий стол с лежащим на нем ноутбуком, купленным под предлогом учебы. За спиной клацает гладкий язычок дверного массива. На выдохе присаживается на в кои-то веки застеленное одеяло и укладывает ладони на колени, опасливо косясь исподлобья. Словно пришел домой к маньяку, а не к влюбленному знакомому. — Сал, — неуверенно подходит ближе, и чтобы не смущать присаживается на корточки, оказываясь на голову ниже собеседника. — Ты боишься меня? Поэтому не хочешь видеться? Скажи правду, я сразу же все исправлю, обещаю. — Я не боюсь… — смотрит вбок, чувствуя, что врет. Все же страх повторения присутствовал и играл не маловажную роль в его нежелании здесь появляться. Но дело и правда было не в трясущихся поджилках. — То есть нет, не так, — жмурится, касаясь места между бровями. — Я не могу спокойно смотреть на тебя, зная какие мысли в твоей дурной голове, поэтому стараюсь не приезжать. Не хочу, чтобы ты тешился надеждой. — Тешился надеждой…? — последнее слово говорит тише, не воспринимая сказанное. — Ты же говорил, что будь я постарше, то смог бы посмотреть на меня по-другому. — П-подожди! — заикается, пугливо отползая подальше. — Ты все не так понял! — выставляет руки вперед. — Не вырывай мои слова из контекста, тогда я понятия не имел, что ты испытываешь ко мне какие-то чувства! — Да как же их можно вырвать из контекста? — неосознанно тянется вперед, делая только хуже. — Ты спросил, понравился ли бы ты мне, будь постарше. Я лишь ответил правду, не имея ничего такого в виду! — встает с места, постепенно ретируясь к шкафу. — Но ты сразу полез целоваться, это неправильно! — Я был неправ тогда, это так, — следует за ним в том же направлении, желая достучаться. — Не должен был нарушать границы, мне было всего шестнадцать, я тогда не думал, как это может отразиться на тебе, прости меня еще раз. — Сейчас ты хочешь сказать, что стал взрослым? — щурится, прислоняясь спиной к прохладному зеркалу. — Разве нет? Я стал старше, видишь? — несильно разводит руки, показывая сформировавшееся тело. — С каждым годом разница будет видна все меньше, — с надеждой подкрадывается ближе, но от него скользят по стеклу в сторону окна. — Ларри, это не так работает, понимаешь? — Не понимаю, — делает резкий рывок и преграждает путь к отступлению, стараясь не нависать, чтобы не давить. — Все так как ты говорил, тебе понравится, если я буду старше. — Ты совершенно ничего не понимаешь, — взгляд убегает на пол, заметив отсутствие ковра, стилизованного под цифры. Все это когда-то было здесь вместе с пазлами и кубиками. Вот она, настоящая причина. — Ты для меня ребенок, Ларри, просто ребенок, — опасливо поднимает глаза обратно и вжимается лопатками плотнее в гладкую поверхность. Даже в темноте можно было рассмотреть, как горячи карие огни. — Ребенок? — издает смешок. — Какой еще ребенок, Сал? — щурится от обиды, чувствуя, как внутри груди разгорается пожар. — Это вся причина? Это твой повод мне отказать? — Ларри, тебе не понять… — Я не ребенок! — от злости со всей дури бьет по шкафу правой рукой, слыша предательский хруст стекла. Блестящие осколки песком посыпались на ковровый пол, прячась в серых ворсинках. Руку обдало горячими полосами.       Сал замер, изумленно уставившись на образовавшуюся дыру в зеркале. Искаженная гримаса пришедшего осознания последнее, что он увидел, перед тем как раздались торопливые шаги в их сторону. Не став раздумывать берется за кисть раненой руки и убирает себе за спину, подталкивая Ларри бедром подальше от стеклянных брызг. Ручка пугающе дернулась перед тем как в комнату вбежали взволнованные родители. Посередине комнаты стояли две пары перепуганных глаз, а под ногами расколотые острые зубья. — Миссис Джонсон, простите, я нечаянно, не знаю, как так получилось, мне очень жаль, — крепко сжимает чужую руку, без слов наказывая стоять неподвижно. — Тут так темно… — Ничего страшного, если ты не поранился, — произносит на выдохе, увидев, что все живы и здоровы. — Ты всегда был таким неуклюжим, — посмеивается, прикрывая рот ладошкой.       Сал смотрит вниз, вспомнив кое-что после слов Лизы. И ведь правда. Разбитая чашка, тарелка или порванные обои — все это он брал на себя, выгораживая несчастного ребенка. Потому что знал, как родитель может наказывать свое дитя за оплошность, но никогда не станет ругаться на чужого. Такая несправедливость была ему хорошо знакома. — Я приберусь, не волнуйтесь, — старается улыбнуться отцу, примерно представляя, что Генри может ему высказать по приезду домой. — Мне не впервой убирать осколки. — Принесу-ка я все необходимое, — Лиза юркнула на выход, а вот отец перед тем как выйти смерил его оценочным взглядом. В нем отчетливо читалось осуждение.

***

      Оба стояли в небольшом помещении, втихушку обрабатывая несерьезные порезы. Сал молча обеззараживал раны, пока Ларри понуро сидел на бортике ванны, наблюдая за процессом со стороны. Сложно будет объяснить матери пластыри на руке, но все же лучше, чем получить по шее за разбитый шкаф. Ранки щипало, но терпимо, главное, что кровь больше не шла. Как и тогда, заботливая «няня» спасала его коленки и локти, дуя на них и приговаривая, чтобы все прошло. Только в этот раз обходилось без дурацких «подуй на ранку». На него все это время бросали красноречивые взгляды, одними жестами ругая как малыша. Оставалось только настучать по попе и урок усвоен. — Прости меня, — выдавливает через силу, сдерживая накатывающие слезы. — Я повел себя как маленький, — осознание само накрыло с головой, что он от смущения наклонился ниже, прикрывая лицо свободной ладонью.       Сал недолго молчал, открывая мазь. Мельком бросил беглый взгляд на расклеившегося парня и выдохнул, нанеся немного лекарства на порез. — Тело у тебя выросло, а в голове все еще пусто, — аккуратно водит подушечками пальцев, размазывая консистенцию по коже. — Как ты мне прикажешь видеть в тебе свою опору?       Ларри стыдливо отворачивается, боясь установить зрительный контакт. Пускай уж лучше держится от него подальше и никогда больше не приезжает. Иначе он снова опозорится перед ним. — Мне правда жаль, не стоило, но… — не зная куда себя деть, смотрит в потолок. — Ты мне так сильно нравишься, не знаю, что с собой делать, прости, — чувствует нахлынувшие эмоции и жмурится, невольно пуская слезы. Они словно ознаменовывали его поражение в этом непростом разборе отношений.       Сал увидел это и ненадолго остановился, проследив их путь до подбородка. Опустил глаза и принялся заклеивать ранки пластырями. — Уверен, со временем это пройдет. — Ничего оно не пройдет, — знакомо шмыгает носом, растирая и без того красные веки. — С детства не прошло, а тут вдруг пройдет, — спешно вытирает щеки, стараясь сдерживаться. — Ты тоже тот еще дурак, судишь о чувствах людей, ничего толком не зная. — Мне было восемнадцать, и я прекрасно знаю, о чем говорю, — крепит последний пластырь. — Ты еще не раз влюбишься в какого-нибудь преподавателя и будешь думать, что это навсегда, — издает смешок. — Но ты лишь тянешься к старшим, думая, что они умные и правильные, — закрывает аптечку и кладет ту на место. — Прямо как ребенок, — слабо улыбается, отпуская его кисть. — Ты даже не хочешь дать мне шанс? — находит силы на то, чтобы встретиться с голубой радужкой. — Забыть, наконец, прошлое и жить настоящим?       «Как с ним сложно» — ничего не изменилось. Только желания стали иного характера. Приобрели взрослый окрас, но выпрашиваются все в той же детской манере. Восемнадцать лет — это явно не его возраст. — Хочешь все так быстро и просто? — вздыхает, скрестив руки. — Я готов ждать сколько скажешь, — подрывается с места, укладывая руки на предплечья. Смотрит с последней каплей надежды, что ему скажут «да». — До тридцати? — спрашивает в шутку. — До тридцати, — выпаливает совсем не подумав о том какой это огромный срок. — Дурак ты, Ларри, — посмеивается с такой наивности. — Кто-ж будет ждать двенадцать лет? — Я ждал десять, подожду и двенадцать. — Совсем дурной, — несильно отваживает его от себя рукой и уходит от тактильного контакта. — Заставляешь меня чувствовать себя педофилом, — хмурится от неприятных мыслей. — Но это же не так, — резонно замечает, вновь попытавшись подойти. — Не зная ты меня с детства, разве бы задумался хоть раз о таком?       Сала пробивает дрожь. Это его мысли сейчас прозвучали из чужих уст? — Посмотри на меня, — поворачивает к себе и берется ладонями за лицо. — Отбрось мысли, просто посмотри.       Сал хлопает глазами, всматриваясь в острые молодые черты. Он и не пытался думать, смотря сейчас на то как Ларри близко — это было невозможно. Сглатывает, осознавая перед собой симпатичную физиономию и сильные руки возле шеи. Мелко вздрагивает от секундной волны внизу живота и краснеет, опустив взгляд. Поджимает губы, ощутив странный взрыв в грудине. — Не нужно так… Близко, — старается убрать руки с лица, но делает это так неохотно, что Ларри едва сдерживает улыбку. — А если так? — в азарте подхватывает отгоняющие его ладони и кладет их себе на грудь, вжимая как можно сильнее, чтобы даже через водолазку можно было прочувствовать крепкую мускулатуру. — Д-да, что же ты! — нащупав то, что хотел их обладатель, Сал резко вырывается и прикрывает краснющее лицо, глупо крича что-то неразборчивое. — Извращенец, блин, прекращай! — растопыривает пальцы и смотрит напуганным взглядом как доволен человек напротив. Прям сияет от маленькой победы. — А я говорил. — Сейчас вспомню, что не нужно и снова будет тошнить, хватит-хватит! — крутит головой в стороны, то закрывая, то открывая веки от жуткого смущения и стыда. — Я же просил тебя не думать, — не сдерживается и заключает его в нежные объятия. Тыкается носом, вдыхает аромат и ластится к щеке, ощущая накатывающее счастье. — Мы можем заполнить твои мысли новыми воспоминаниями, ты же это понимаешь? — шепчет на ухо, как никогда уверенный в своих действиях. К нему неравнодушны. — Такими, чтобы ты больше не смотрел на меня как на ребенка. — Ларри, у меня кружится голова, отпусти, пожалуйста, — кипит не на шутку, сгорая в столь тугом захвате. Последние капли здравого сознания буквально выдавили как тюбик пасты. — Разве я могу отпустить тебя? — чуть ли не мурлычет, когда внутри взрывается фейерверк. Искристые волны расползлись с головы до пят, покрывая кожу мурашками от предвкушения. — Когда ты так краснеешь при виде меня. — Господи, какой ты идиот! — тюкается лбом о плечо и застывает в оцепенении. Перестает что-либо видеть.       Чувствует размеренное горячее дыхание возле уха, крепкие руки на теле и аромат вкусного одеколона. Застывает, вслушавшись в биение собственного сердца. Оно словно кроличье стучало о кости, в попытке выбраться наружу. Будто хотело показать, что вот оно, то что так было боязно прочувствовать на своей шкуре. Эти разряды, что вьются повсюду, они словно ток пробивают до самого мозга, включая голову. Вздрагивает, ощутив прилив волн от паха. Скулы загорелись по-новой. — Это так… Неправильно, — скулит откуда-то из плеча. — Но я ничего не могу… Поделать, — открывает глаза и поднимает их наверх, ища карий оттенок. Ларри с радостью отстраняется, чтобы удовлетворить чужое желание. — Смотрю на тебя и не могу, — стыдливо сжимает ноги, не сумев надолго удержать контакт. Опускает взгляд, прикладывая ладони к горящим щекам. — Черт тебя дернул вырасти таким красивым. — Я не специально, — улыбка расползлась почти до ушей. — Ты тоже очень красивый, Сал, безумно красивый, — в доказательство тянется к голубым локонам, желанно перебирая тонкие нити. — Особенно волосы, такой нежный цвет, — зарывается всеми десятью пальцами под самые корни и исполняет давнюю мечту. Сжимает, наслаждаясь их мягкостью и длиной. — Ох, черт… Не описать словами как приятно.       Сал молча бегает глазами по лицу, чего-то ожидая. Спокойно реагирует на каждое касание и смирно стоит на месте, держа руки около своей шеи, что чуть сползли со скул. Почему-то щеки покраснели еще сильнее. Ларри удивленно наблюдает за картиной, а после сглатывает. Неуверенно тянется вперед, боясь спугнуть, но вместо этого напротив постепенно закрывают веки, соглашаясь на авантюру. В его объятиях буквально растаяли как кубик сливочного масла.       Набравшись смелости и побольше воздуха, молодой парень повторяет некогда разрушившие их отношения действия. Без спроса касается чужих губ своими, запоминая жалкие секунды их близости. Рассыпается, не видя ни воткнутых как осиновые колы рук на груди, ни протестных мычаний в поцелуй. Его слабому напору покорно подчиняются и точно так же запоминают новые совместные моменты. Столь нежные и сладкие, что захотелось откусить кусочек патоки с того торта, что достала Лиза.       Сал перемещает ладони на шею, прижимая к себе плотнее. Сминает губы первый, почти что простонав от новой волны в паху. Ноги задрожали, отказываясь держать владельца. Так и поступили, согнувшись в самый ответственный момент. Валится вниз, разрывая поцелуй. Но его оперативно подхватывают и ставят на место, не решаясь снова прильнуть обратно. Вдруг отругают? — Сал, хватит ерундой страдать! Тебе еще убираться в комнате! — ручка опасно поворачивается, пугая до холодка на шее.       Оба отлетают друг от друга чуть ли не по разные углы, когда дверь распахивается и впускает внутрь недовольного мужчину. Оглядывает их недобрым взглядом и останавливается на сыне. — Что-то вы долго воды набираете. — Ой, вы, наверное, тряпку не нашли, — появляется и Лиза, увидев лишь готовое ведро под раковиной. — Они все на кухне, я принесу, не ищите, — задорно посмеивается и удаляется на поиски чистой ткани. Генри устало выдыхает и осмотрев ребят еще раз, отправляется за Лизой, намереваясь продолжить резать торт.       Сал опускает плечи, слегка расслабившись. Обнимает себя одной рукой за предплечье, а второй за локоть, обдумывая все как следует. То, что сейчас произошло нельзя оставлять без внимания. — Прости, я снова все испортил. — Нет, не испортил, — сразу прерывает его поток извинений, решив больше не играть на чужих нервах. — Я думаю… — бросает короткий взгляд на выход. — Мы могли бы, — выдыхает, неуверенно взявшись за чужую ладонь, несильно сжав. — Попробовать. — Правда? — горящие глаза вновь все сказали за него. — Правда-правда, — издает смешок, заметив его дурацкую привычку переспрашивать всякую ерунду как в детстве. Ну точно дурак. — Я… — Тш-ш-ш, — прикладывает палец к своим губам, останавливая его поток слов. Отпускает руку и неспешно идет к раковине. Берет ведро и направляется на выход, кивая в сторону комнаты, где предстоит прибраться.       Этот безмолвный жест четко дал понять, что у него будет еще время осыпать его комплиментами и приятными словами. Сейчас же стоило поубавить пыл при родителях и притвориться, что ничего не происходит. А как только все разойдутся — обязательно назначить встречу в ближайшие дни, чтобы повидаться и нормально поговорить. Ведь именно этого так сильно не хватало им обоим эти два года. Обычного разговора. Такого, чтобы расставить все на свои места и эти двое смогли разобраться в ощущениях, переполнявших молодые тела.       И пускай эта разница между ними канет в небытие, оставив в покое, забудется как страшный сон. Растворится в тумане, оставшись прошлым, что никогда не догонит настоящее. Станет такой незначительной и хрупкой, что падет будто карточный домик, позволив странной симпатии взрасти. Пускай, он дал себе такое право.       Это определенно лучший подарок, который только мог подарить ему Сал.