Поражённые

Его ненависть к фатуи была почти осязаема, она оседала кровью на стенах убежищ организации и примятой траве, имела запах подпаленной плоти и волос. Он приносил застрельщикам и агентам их последний рассвет в жизни. В яростных движениях сквозила жажда справедливости и толика давней горькой обиды, каждая смерть — наказание за тех осквернённых несчастных детей, за бесславную смерть собственного отца, за то, что эти ублюдки с их высокомерным архонтом вообще изобрели это чудовищное оружие. Он лично имел дело с глазом порчи, позволил этой мерзости проникнуть в себя, задыхался и слышал навязчивый бессвязный шепот. Бедные дети... Его ненависть к фатуи не имела исключений. Он одинаково ненавидит каждого их бойца и каждого предвестника поголовно. В том числе и этого наглого упыря, бесцеремонно вжимающего его сейчас в столешницу. Их свело подполье, как ни странно. Чайльд был неплохим информатором с множеством полезных связей и удивительным неодобрением методов фатуи. Действуя всегда по своему плану и в полном одиночестве, он оставался при этом верным псом своей Царицы. С организацией его в принципе мало что связывало, Тарталья был движим жаждой крови и власти над всем миром, одной Бездне лишь известно, откуда взявшейся. За информацию Дилюк расплачивался до странного безобидно — составлял предвестнику компанию в боевых вылазках. На немой вопрос в красных глазах Тарталья с улыбкой ответил, что ценит сильных противников, способных дать ему отпор, а смотреть на сражающегося Дилюка — особое удовольствие. Как оказалось, ощущать власть над сильными противниками ему нравится не только в пылу битвы. Тарталья не нежничает, берёт его грубо, руками до синяков сжимая кожу на пояснице. Он наматывает на кулак разметавшийся по спине хвост, тянет в сторону и вгрызается в открытую шею, лижет укус, проходится языком и по краю челюсти, и в месте за ухом, кусая и оттягивая мочку. Дилюк хрипит и отрывисто стонет сквозь сжатые зубы, жмурится на особо болезненных фикциях партнёра. Погладив напряжённую спину и бедро, Чайльд сплёвывает на руку, опускает её, сжимая напряжённый член Дилюка и двигаясь в такт толчкам. Внезапно он прерывается, оттягивает крайнюю плоть, большим пальцем поглаживая обнажённую головку. Дилюк под ним дышит тяжело и быстро, со скрипящим звуком в пересохшем горле вбирая воздух, хочет бессильно уронить голову на стол, отвернуться хотя бы, не позволяя этому уроду видеть его эмоции. Однако волосы всё ещё в крепкой чужой хватке, а жадный взгляд предвестника направлен прямо на его лицо, сейчас искривлённое наслаждением. Удовлетворившись небольшим представлением, Чайльд оставляет наконец его хвост в покое, отчего Дилюк позволяет себе уткнуться мокрым лбом в столешницу, и возобновляет движения, входя на сей раз глубоко и неспешно, сжимая освободившийся рукой крепкие ягодицы, второй же продолжая надрачивать. От приближающегося оргазма поджимаются пальцы на ногах, тело в руках Тартальи подрагивает, Дилюк до побеления в ногтях упирается в стол, жмурится и сглатывает, пытаясь выровнять дыхание. Он ненавидит, ненавидит его всем сердцем, нельзя упустить врага, пока тот так рядом, надо убить, лишить фатуи сильнейшего их война. Темп сбивается, Чайльд набирает скорость, доводя Дилюка до пика, скалится, поглаживая влажную кожу, проходясь по мышцам спины, и наконец выходит, рукой помогая себе кончить. — Видеть тебя не хочу, фатуи. — однако, вопреки своим словам, Дилюк лениво поворачивает голову и глазами находит растрёпанную рыжую макушку, владелец которой, уперевшись руками о подоконник, внимательно что-то высматривает за окном. — Не распугай мне горничных. — Они и рады будут увидеть что-то помимо твоей хмурой морды, тем более, если это будет мужчина в самом расцвете сил. — Я, знаешь ли, тоже не старик. — опираясь на всё ещё дрожащие руки, Дилюк поднялся, сразу же облегчённо потягиваясь после долгого пребывания в не самой удобной позе. — Я в душ, а ты убирайся отсюда. И без шуток, не пугай персонал, нацепишь ведь свою маску, мне не нужны вопросы о том, что же забыли фатуи в доме, где их на дух не переносят. Тарталья усмехнулся, так и не повернувшись к собеседнику. Дилюк ненавидит фатуи, но Чайльд... в нём от фатуи только маска. От него разит Бездной, тяжело было упустить столь знакомый смрад, не увидеть живого просвета в синих глазах. Поражённый Бездной мальчик, не фатуи привили ему нездоровую тягу к битвам, это всего лишь зверь, пришедший с Чайльдом из тьмы, желает полакомиться плотью. Один раз использовав глаз порчи, ты изменяешь небесный порядок, разрушаешь предначертанную тебе судьбу. Впустив в себя Бездну, ты убиваешь в себе человека. Дилюк не был в этом аду, тот лично окружил его и осквернил. Что ж... На войне никогда не было места эмпатии.