Take me to church

      — О чем ты хотел поговорить? — отец Бернард повернулся к нему корпусом и ободряюще кивнул. Мидория был весь красный, глаза его бегали туда-сюда.       — Отец Пётр сказал мне недавно, что я могу рассказать вам всё, без утайки.       — Это правда, не надо стесняться.       — Вы первые, кто узнает. Я никому не говорил. Отец Бернард, положил руку на плечо парня и слегка сжал.       — Мы оба выслушаем тебя, сын мой. Говори, что тревожит твоё сердце? Изуку едва слышно что-то пробормотал.       — Прости, я не расслышал. Повтори, пожалуйста, — Отец наклонился чуть ниже.       — Я гей. Мне нравятся мужчины, — сказал он громче. Его голос дрогнул, надломился, став на пару тонов выше. На секунду в зале воцарилась гробовая тишина. Эйджиро потерял дар речи. Когда он говорил с Мидорией, этого он совсем не ожидал. Но надо срочно брать себя в руки. Киришима уже успел усвоить урок. Изуку нуждается в поддержке, и сейчас ему явно не захочется слушать что-то про грехи. Надо подобрать осторожные, правильные слова. Киришима открыл было рот, чтобы что-то сказать, но отец Бернард его опередил. Он грубо отдёрнул руку, которая до этого спокойно лежала на плече парня и брезгливо отряхнул её, отшатнувшись. Как будто перед ним стоял прокажённый. Эйджиро словно заехали обухом промеж глаз. Он словил отвратительное дежавю. Киришима ведь сам так сделал ещё тогда, с Бакуго.       — Ты… да как ты посмел?! — возмущённо всплеснул руками отец. Мидория явно этого не ожидал. Он растерянно хлопнул глазами, переводя взгляд с Киришимы на отца Бернарда. Изуку отступил на шаг и прикусил нижнюю губу. Эйджиро с приоткрытым от шока ртом смотрел на отца. Он никогда не слышал, чтобы отец говорил в таком тоне. Все знали отца Бернарда как умного и справедливого священника, что всегда мог войти в положение любого. И сейчас вот такое?       — Я просто хотел… — Мидория стоял ни жив ни мёртв, весь бледный. Его веснушки ещё ярче проступили на лице.       — Это порочно, низко и грязно! Как ты мог своими грязными ногами осквернить полы священной Божьей обители, бесстыдник?! — он распалялся всё больше и больше.       — Отец Бернард, прошу, успокойтесь, — Эйджиро попытался вклиниться, пока ещё не поздно.       — Этими нечестивыми губами ты целовал мою руку и святой Крест! Это святотатство! Грешник! Содомит! Ублюдок! — он тыкал своим пальцем прямо в грудь Мидории, который из последних сил держался, чтобы не заплакать.       — Убирайся! Чтобы ноги твоей здесь больше не было! Проклятый, мерзкий, скверный греховодник! — Отец Бернард был в натуральном бешенстве. Смотреть на него сейчас было положительно страшно. Изуку задрожал всем телом, резко развернулся и побежал к дверям. Эйджиро не мог поверить, что перед ним сейчас стоит тот же человек, который отнёсся к нему с такой теплотой, который хлопотал за Киришиму, чтобы ему поскорее дали сан. Всегда добрый, душевный, понимающий отец Бернард. Где он сейчас?       — Вы поступили неправильно, — Киришима сказал это, не задумываясь.       — Что? Так ты на его стороне? — казалось, что с кончика языка его сейчас начнёт капать яд.       — Отец, я думал, вы мудрый. Эйджиро, на ходу снимая рясу и кидая её на первую попавшуюся лавочку, поспешил за быстро удаляющейся спиной Мидории. Отец что-то кричал ему в след, но Эйджиро не слышал и не хотел слышать. Ещё никогда ему не было так душно в этих стенах. Изуку сидел на корточках возле забора, спрятав лицо в сложенных руках. Киришима сел рядом.       — Прости, Мидория-кун. Я заставил тебя пройти через такой стыд. Изуку шмыгнул носом и поднял голову.       — Вы не виноваты, отец Пётр.       — Киришима. Киришима Эйджиро, — он протянул руку для рукопожатия.       — Очень красиво, — Мидория ответил и грустно вздохнул, — вы не должны извиняться. Это был мой выбор.       — И всё-таки это я тебя подтолкнул к нему, — Киришима продолжал сокрушаться.       — На самом деле я рад, что наконец-то сделал каминг-аут. Меня это душило, не давало нормально жить. Теперь мне гораздо легче, так что спасибо вам, правда.       — Надеюсь, ты не считаешь себя плохим из-за этого, — Эйджиро говорил серьёзно. Изуку поджал губы.       — Отовсюду только и слышно, что о том, как геи тлетворно влияют на окружающих, нормальных, не бракованных. Как после такого можно хорошо о себе думать? Ещё одна рана залегла на сердце Киришимы. Он ведь и сам так считал. О чём же он всё это время думал? Как он всё это время жил?       — Недавно мой лучший друг показал мне одну хорошую штуку. Мидория-кун, назови мне несколько хороших качеств, какие у тебя есть. Изуку прикусил внутреннюю сторону щеки и отвёл взгляд.       — Ну, я неплохо рисую. Ещё мотофристайлом занимаюсь. В приют один для бездомных животных волонтёром хожу. Ну и, не знаю, маму свою очень сильно люблю. На каждый факт Киришима загибал палец.       — То есть это уже четыре качества. Если мы будем держать в уме, что ты гей, повлияет ли это как-то на твои навыки художника? Мидория распахнул глаза от удивления. Видимо, он никогда не смотрел на ситуацию под таким углом, как и сам Киришима.       — Нет. Киришима разогнул один палец.       — Будешь ли ты хуже кататься на мотоцикле из-за своей ориентации?       — Нет.       — Помешает ли тебе это быть волонтёром?       — Тоже нет, — Мидория покачал головой.       — И, наконец, будешь ли ты от этого меньше любить свою маму? Мидория плакал. Крупные прозрачные слёзы текли по веснушчатым щекам. Он видимо, даже не замечал этого.       — Я буду любить её всем сердцем. Киришима разогнул все пальцы.       — Вот видишь, Мидория-кун. Ты станешь плохим человеком, если, например, будешь продавать некачественные рисунки, или создашь аварийную ситуацию на мотоцикле, или будешь красть деньги из приюта, или не будешь любить и уважать маму. Ориентация здесь ни при чём, я теперь и сам это понимаю. Изуку покачал головой.       — Вы такой добрый. Мне ещё никогда никто такого не говорил.       — Ты ошибаешься, Мидория-кун, я совсем не добрый. Больше скажу, всё это пришло ко мне только недавно. Передо мной открылся человек, а я отреагировал примерно так же, как отец Бернард. Я назвал этого парня мерзким, противоестественным, грешником. А потом оказалось, что он очень добрый и хороший человек. Да ещё и прекрасный врач. Я теперь даже не знаю, как вымолить перед ним прощение за свои слова, ведь он их совсем не заслужил. Они помолчали, каждый думая о своём, пока Мидория не поднялся, поправляя джинсы.       — Отец, ой, то есть, Киришима-сан, мне уже пора.       — Конечно, Мидория-кун, — Эйджиро тоже встал. Икры отозвались ноющей болью. Да уж, давно он не тренировался. Изуку неловко кивнул и пошёл к парковке. Киришиме захотелось посмотреть, что у него за мотоцикл. Каково же было его удивление, когда он увидел, как Мидория встал возле почтового скутера. Он же мотофристайлер, разве он не должен кататься на крутом байке?       — Ты курьером подрабатываешь? — решил Эйджиро пошутить.       — Вы про Каб*? — Изуку надел шлем. — Эта ласточка мне от отца досталась. Катаюсь на ней время от времени. Он любовно погладил руль.       — Наверное, по сравнению со спортивными мотоциклами, он такой медленный. Изуку сел на сиденье и достал электронную сигарету из кармана кофты.       — В ней всего пятьдесят кубов. Конечно, для кого-то это будет не быстрее черепахи, но отец меня в детстве на ней катал, и я решил не особо её менять. Она всем фору даст и без наворочек, — Изуку выпустил клуб сладкого пара.       — А я никогда не катался на мотоциклах, — честно признался Эйджиро.       — Да? Даже на Супер Кабе? — Мидория склонил голову на бок.       — Как-то не срослось.       — А хотите, прокачу? — Изуку похлопал по заднему сидению. Киришима нервно рассмеялся.       — Да ладно тебе, Мидория-кун. Я и сам могу добраться. Мидория нахмурился.       — Пожалуйста, не отказывайтесь, Киришима-сан. Я же от всей души предлагаю. Эйджиро сомневался. Он ведь никогда не катался на мотоциклах. Но Мидория-кун так просит…       — Ладно, я сегодня в хорошем настроении. Эйджиро неловко сел позади, не зная, куда деть руки.       — Киришима-сан, держитесь руками, иначе можете упасть. Киришима покраснел и сцепил руки на талии Мидории. Изуку завёл двигатель, опустил педаль и скутеретта заурчала. Гораздо тише, чем байк Бакуго.       — Куда ехать? Эйджиро назвал адрес Каминари. Мидория тронулся с места. Киришима сначала очень боялся, даже глаза зажмурил. Но ветер в лицо был таким приятным, что Эйджиро не сдержался и решил посмотреть. Ехать вот так было гораздо приятнее, чем на общественном транспорте или на машине. Изуку ловко лавировал между машинами, иногда прибавляя скорость. Ощущения были непередаваемыми. Совсем не так, как на велосипеде. Интересно, а если бы Киришима сейчас ехал с Бакуго, ему бы больше понравилось? Изуку припарковался возле дома Дэнки. Эйджиро слез с Каба и размял затёкшие руки.       — Ну как, понравилось?       — Это была отличная поездка, Мидория-кун, — Киришима был честен. Ему и правда понравилось. Изуку зарделся и гордо оглядел скутеретту. Неожиданно он глянул куда-то за Киришиму.       — О, Каччан.       — Каччан? — Эйджиро обернулся. В него впились два злых красных глаза. Бакуго с какой-то лютой ненавистью смотрел на них. Почему он так злится?       — Вы с Бакуго знакомы? — Киришима поспешил отвернуться.       — Мы же мотофристайлеры. Часто пересекаемся. Да ещё и в одну школу раньше ходили, — Мидория пожал плечами, — Ладно, я поехал. Спасибо за сегодняшний разговор, Киришима-сан, пока! Изуку быстро выехал с парковки, а Эйджиро поспешил к Каминари. Бакуго проводил его всё таким же гневным взглядом. Почему он такой странный? Каминари сразу ему открыл.       — Кирибро? Я тебя не ждал.       — Дэнки-кун, мне надо такое тебе рассказать! У тебя сигареты есть? — Киришима сразу направился к балкону. Каминари без лишних слов оказался рядом и протянул ему сигу.       — Выкладывай. Киришима сделал глубокую тягу. Да, поездка с Изуку его чуть успокоила, но Эйджиро всё равно немного потряхивало. Он принялся сбивчиво, прерываясь на тяжки, пересказывать случившееся в церкви. Каминари задумчиво барабанил пальцами по перилам.       — М-да. Ситуация, конечно, дерьмовая. Пацана жалко.       — Я в таком шоке был, Дэнки-кун. Не ожидал, что отец Бернард так поступит.       — Не в обиду скажу, Кирибро, но ты ведь и сам так сделал. С Бакуго. Это был удар под дых. Но Киришима не обиделся, ведь это правда.       — Знаю. Просто мне казалось, что отец спокойнее отреагирует. Он же старше, мудрее. Столько лет за плечами. А отреагировал, как я. И я когда это со стороны увидел, так тошно стало. Понял, что так не должно быть. Я ему высказал и ушёл. Даже рясу просто бросил.       — После такого сложно будет вернуться.       — Я не вернусь, — Эйджиро сказал это более резко, чем хотел. Каминари удивлённо посмотрел на него.       — Ты серьёзно, Кирибро? Это же дело твоей жизни. Киришима зло выбросил бычок и взял новую сигарету.       — Вы с Бакуго научили меня кое-чему. Раз там вместо любви учат ненависти, то мне нечего там делать. Я шёл туда из большой веры, преисполненный восхищения. А по итогу оказалось, что из меня никудышный священник. Да и наставник мой не лучше. К чёрту это всё, — он с силой сжал перила и нахмурился. Каминари покачал головой.       — Сочувствую тебе, Кирибро.       — Почему?       — Ну, я представляю, как тебе сейчас сложно. Ты разочаровался в том, чем горел. Я же помню, как ты мне рассказывал всякие строчки из Библии, или как ты несколько дней иконы в порядок приводил. А сейчас всё в пизду покатилось. Это всегда тяжело и больно. Киришима ощутил иррациональную злобу.       — Да хватит тебе, Дэнки-кун. Почему ты постоянно говоришь, что мне тяжело? По сравнению с твоими проблемами мои ничего не стоят! Но почему ты каждый раз утверждаешь обратное? Когда я прибежал тебе плакаться на этот… этот… блядский поцелуй с Бакуго, ты принялся меня утешать, хотя сам нуждался в поддержке! Прекрати делать вид, что мне тяжело! Это я должен тебя подбадривать, а не наоборот!       Киришима выпалил это на одном дыхании и пнул табуретку. Она отлетела к стене и жалобно хрустнула. Каминари, который до этого молча слушал всю эту тираду, вздохнул и улыбнулся краешком рта.       — Ты только что сказал «блядский»?       — Что? Да при чём здесь это? — Киришима взмахнул рукой, от чего пепел попал ему на предплечье.       — Ты наконец-то злишься. Каминари поднял табуретку и поставил на место. Она, вроде, не сильно пострадала. Киришима тяжело дышал, пока не почувствовал, что тлеющая сигарета начала жечь пальцы. Он шикнул и выкинул её. Злость постепенно проходила.       — Полегчало? — Каминари протянул ему ещё одну.       — Не знаю, — честно ответил Эйджиро. Он не понял, что на него нашло.       — За всё время нашей дружбы я ни разу не видел у тебя никаких эмоций, кроме отчуждённости или полурадости. Представляешь, сколько времени ты всё в себе копил? Эйджиро начал чесать запястье.       — Прости. Я не знаю, что это было. Каминари вскинул руку.       — Не надо. Не извиняйся. Злость — это нормально. Ты расстроен и имеешь право выплеснуть негатив. Будешь держать в себе — словишь инсульт и будешь овощем до конца своих дней. Оно тебе надо, Кирибро?       Киришима тяжело вздохнул. С таким другом никакой психолог не нужен.       — Нет.       — А по поводу твоих проблем. Кирибро, ещё раз обесценишь свои чувства, я тебе врежу.       — Вообще-то я сильнее. Ничего у тебя не выйдет, — Киришима стукнул его кулаком под плечо. Каминари ойкнул и потёр ушибленное место.       — Всё равно врежу. Вот смотри. Ты говоришь, что мои траблы весомее твоих, да?       — Ну, да.       — Что это за идиотская мания? Обязательно мериться списком того, кому от жизни сильнее досталось? Я всегда эту хуйню терпеть не мог, и тебе, как другу, не позволю этим заниматься. И к тому же. Не важно, куда тебя ударили, это всё равно больно. Сечёшь? Киришима взъерошил волосы.       — Ты всегда такие нужные слова подбираешь, Дэнки-кун.       — Да, блять, Кирибро, хватит уже обращаться ко мне так! — Дэнки не на шутку разошёлся.       — А как тогда?       — Да как угодно! Хоть Каминари, хоть просто Дэнки, хоть Камибро.       — Камибро? А что, неплохо звучит, — Эйджиро улыбнулся и опёрся на перила. Он давно не чувствовал себя таким умиротворённым. Несколько минут они не разговаривали, пока Дэнки не потянулся, покрякивая от облегчения.       — Кирибро, у меня сейчас по плану стрижка. Пойдёшь со мной? Эйджиро взглянул на свои отросшие кончики.       — Почему бы и нет?

***

Они добрались до торгового центра, где Каминари сразу потащил его в какой-то барбершоп. Эйджиро никогда здесь не был.       — Каминари? Давно тебя не видел, дружище! — от ресепшена отошёл светловолосый крепкий парень в чёрном фартуке.       — Маширао, братишка! Как сам? — они стукнулись кулаками и звонко рассмеялись.       — Всё ровно. Тебе как обычно?       — Ага, но я сегодня не один, — Каминари подтолкнул Киришиму.       — Меня Киришима зовут, привет, — неловко поздоровался Эйджиро.       — Зови меня Маширао, ну или Оджиро, как больше нравится, — они пожали руки. Каминари и Эйджиро уселись в мягкие кресла. К Дэнки подошёл ещё один барбер, с которым, как оказалось, Камибро тоже отлично знаком, а Маширао встал позади Эйджиро.       — Как стричься будем? — он взял в руку несколько прядей, оценивая масштаб работы.       — Мне бы кончики подровнять. Оджиро посмотрел на него, как на больного.       — Слушай, друг, у нас здесь не принято «ровнять кончики». Скажи же, Кайбара?       — Так точно, — ответил другой барбер.       — Но я не знаю, чего хочу, — Киришима пожал плечами. Маширао задумчиво почесал подбородок.       — Тогда позволь мне самому решить. Но это сюрпризом будет, идёт?       — Кирибро, соглашайся! — Дэнки уже мыли голову. — Тебе здесь просто бомбическую причёску сделают! Киришима посомневался. Он уже сегодня успел покататься на скутере и матернуться. Почему бы и новую стрижку не сделать?       — Ладно, тогда полностью доверяю твоему вкусу.       — Замётано! — Оджиро ловко отвернул его от зеркала. Следующие три часа были наполнены запахом краски, звуком стрижки, жужжанием фена и шипением лака для волос. Эйджиро не смог узнать в отражении себя, когда Оджиро развернул его обратно. Из зеркала смотрел парень с ярко-красными волосами, уложенными в высокие шипы. Как будто совершенно другой человек.       — Это что, я? — Киришима ткнул себя пальцем, чтобы убедиться, что глаза его не подводят. Оджиро сиял, как начищенная монета.       — Конечно, ты. Отлично же получилось! К ним подошёл Каминари.       — Вау! Вот это ты дал жару, бро! Кирибро, тебе нравится? Эйджиро не мог на себя насмотреться.       — Это… потрясающе… Маширао гордо задрал подбородок.       — Ну конечно, это же я сделал! Ребята бурно поблагодарили барберов, расплатились и вышли. Киришима хотел на автомате заправить мешающие пряди за уши, но понял, что не нужно.       — Тебе правда нравится причёска, Кирибро? — Дэнки всё пытался ткнуть пальцем в один из красных шипов на голове друга.       — Да, она суперская, — ответил Киришима искренне.       — Теперь за шмотками! — Камибро потянул его в ближайший магазин мужской одежды.       — Зачем? У меня же есть.       — У тебя всё черное и огромное. Пошли, купим тебе под новый причесон. Да и к тому же во время ремиссии я всегда покупаю себе одежду. Не ломай мне традицию!       Эйджиро вздохнул и дал другу увести себя к стеллажам с одеждой. Каминари выбирал яркие худи, штаны, майки. Даже кроссовки сказал, что выберёт новые. У Киришимы от обновлений голова шла кругом. В последний раз он покупал себе что-то новое больше года назад. Но раз уж вышла такая ситуация с новым имиджем, то почему бы и нет? Неожиданно его взгляд зацепился за ярко-красное худи на манекене.       — Воу, я не думал, что по нему ещё делают мерч.       — Это кто? — Камибро проследил, куда смотрит друг.       — Красный бунтарь. Я в детстве очень любил этого супергероя. С ним мультик выходил.       — Так бери, чего стоишь! — сам Дэнки уже едва мог держать в руках охапку цветастых рубашек и ещё кучу всего. Киришима не сдержался и взял вешалку с нужным размером. Это ведь Красный бунтарь. Грех не взять. В общей сложности, Киришима за этот день потратил почти половину своих сбережений. А ведь он собирался не шиковать. Кто ж знал, что так получится? Домой они шли, сгибаясь под тяжестью пакетов из нескольких магазинов. Как только за ними закрылась дверь, Эйджиро побросал все пакеты и тряхнул руками. Как же он устал.       — Кирибро, это надо отметить! — Дэнки потащил покупки в гостиную.       — Я хочу Бакуго вечером позвать. Всё-таки, он мне, считай, жизнь спас. Было бы не очень, если бы я его не поблагодарил. Эйджиро покраснел. Камибро был прав, но…       — Да ладно тебе, не смущайся, — Каминари обнял его одной рукой, — посидим втроём, выпьем. Всё отлично будет! Эйджиро плюхнулся на диван. У него голова шла кругом от всех этих перемен.       — Ладно, зови. Но я пить не буду!       — Конечно, как скажешь, — Дэнки уже набирал номер Катсуки. Через час приехал курьер из китайского ресторанчика неподалёку, потом курьер из пиццерии, потом — из бургерной. Последним им привезли алкоголь.       — Камибро, этим же можно роту солдат накормить, — Эйджиро смотрел на пакеты с едой и палетки пива, которые едва умещались на столе.       — Под пиво всё одним махом уйдёт, — Дэнки махнул рукой, — лучше помоги накрыть на стол. Через полчаса пришёл Бакуго. Принёс с собой снэки. Когда он увидел Эйджиро в новом прикиде, целую минуту неприкрыто пялился, пока Каминари не отвёл его на кухню, где они долго о чём-то говорили за закрытой дверью. Эйджиро так и подмывало подслушать, но он не решился. Потом выспросит всё у Камибро. Они сели на пол прямо в гостиной возле стола. Дэнки открыл банку светлого и покашлял, привлекая внимание.       — В общем. Я не мастак говорить красивые тосты, но скажу от всего сердца. Спасибо вам обоим за то, что не оставили меня одного. Без вас я бы умер, и это не для красного словца сказано. Кирибро, — тут он отсалютовал Эйджиро, — тебе отдельная благодарность. Ты всё это время был рядом и помогал. Я надеюсь, что наша дружба с годами будет только крепчать. Кампай! Бакуго стукнулся с ним банкой тёмного. Эйджиро же налил себе компот из сушёных слив. «Вечеринка» шла очень мирно и тепло. Закуски улетели в первый час, и Киришиме казалось, что его живот сейчас лопнет. Бакуго был в своей привычной манере молчаливым, а Каминари трещал без умолку, стараясь разговорить обоих. Киришима не выдержал и отхлебнул пива.       — Фу, оно горькое, — он поморщился.       — Это как с сигаретами, — заплетающимся голосом сказал Каминари, — сначала не нравится, а потом ка-а-ак распробуешь! Эйджиро рассмеялся и сделал ещё глоток. Ему до чёртиков нравилась эта атмосфера. Через полчаса Дэнки вырубился прямо за столом, и Киришие пришлось укладывать его на кровать. Он тут же захрапел, раскинув руки и ноги как морская звезда. У Эйджиро немного кружилась голова от алкоголя, но он был вполне в сознании, а вот Бакуго, казалось, вообще не опьянел.       — Выйдем покурить? — предложил он. Они снова вдвоём сидели на балконе, положив головы на перила, пока Камибро валялся в отключке. История повторилась. Когда Киришима закурил «Ньюпорт», зажмурился от удовольствия. Сигареты Каминари не шли ни в какое сравнение с этими.       — Где ты их берёшь? Катсуки прищурился.       — Секрет фирмы. Если будут нужны, проси у меня. Эйджиро хохотнул, не до конца поняв смысл этих слов. Сейчас в нём смешались никотин и алкоголь, из-за чего он чувствовал себя нереально хорошо. Зачем он столько лет себя от этого ограничивал?       — Что ты делал вместе с задротом Деку? — неожиданно спросил Бакуго.       — С кем?       — Конопатый мелкий дрочила. Деку.       — Ты про Мидорию-куна? Он к нам в церковь приходил, — Эйджиро с наслаждением затянулся. Он определённо начал привыкать.       — Вот ведь заноза в жопе, — тихо цыкнул блондин.       — А я из церкви ушёл. Бакуго повернул к нему голову. Казалось, что он хотел загипнотизировать Эйджиро.       — Почему?       — Мне сегодня дали возможность посмотреть на себя со стороны. Перед нами парень сделал каминг-аут, а отец Бернард с криками прогнал его. Мне стало мерзко.       — Надо, же ты так быстро поменял своё мировоззрение, — Бакуго затянулся и вновь посмотрел на звёзды.       — Учителя были хорошие. Ветерок обдувал их, забирая с собой дым. Эйджиро ощущал себя гусеницей, которая завернулась в кокон, чтобы стать бабочкой. Какая бабочка получится в итоге? Красивая или отвратительная? Сможет ли она распахнуть крылья и свободно лететь? Он и сам не знал.       — Каминари мне рассказал, что к вам Шото приходил, — ни с того ни с сего сменил тему Катсуки. Эйджиро не сдержался и поморщился. Он не знал, как Бакуго отреагирует на ту ситуацию.       — Да, на чай зашёл. Блондин ухмыльнулся. Киришима только сейчас заметил, что от этого у Катсуки на щеках появляются ямочки. Чудесное зрелище.       — Я в курсе о его попытках оставить меня холостяком, пока я не «созрею» до отношений с ним.       — Если знаешь, почему ничего с этим не делаешь? Катсуки вздохнул. Сигареты кончились, и он смял пустую пачку в руке.       — Наши семьи давно дружат, я знаю Шото практически с рождения, он мне как родной. И хоть я больше общался с его братья… кхм, братом старшим, к мальцу я тоже прикипел. Шото, по сути, рос без матери, это его подкосило. Он начал очень сильно цепляться за меня, а я был не в силах ему отказать. Когда он подрос, его привязанность ко мне становилась всё сильнее. Я старался не обращать внимания, думал, что это просто возраст такой. Мол, пойдёт в старшую школу, найдёт себе там кого-то и забудет о таком старике, как я.       — Старике? Разве три года такая большая разница? — не понял Киришима.       — Мне, вообще-то, двадцать семь. Эйджиро аж поперхнулся.       — Воу, не думал, что ты настолько старше. Целых шесть лет, получается?       — Между нами — да. А между мной и Шото — семь. Он на год тебя младше. В общем, Шото пытался всех девушек и парней, которые были рядом со мной, отвадить. Это, конечно, выглядело забавно, ведь он тогда ещё в младшей школе учился. А потом я уехал учиться в университет, а Шото пошёл в среднюю. Сейчас он учится на юриста и часто гостит у меня.       — Мне кажется, ты ему очень сильно нравишься, — Эйджиро старался делать вид, что ему плевать. Его это никак не касается.       — Это привязанность, — покачал головой Бакуго, — ему было некуда приткнуться, и он прибился ко мне. А мне было его слишком жаль, и я решил спустить всё на тормозах. Теперь приходится расхлёбывать, — он вздохнул. Киришима в растерянности попытался почесать затылок, но пальцы упёрлись в жёсткую укладку. Поэтому он начал тереть шею.       — Если то, что между вами — не любовь, то что же тогда настоящая любовь? Бакуго взглянул на него без улыбки.       — А сам как думаешь?