Grand Piano/Рояль

Впервые Бён Бэкхён встречает их при наилучших обстоятельствах. (И почему-то это приводит к самому ужасному концу, который только мог быть.) Каждый раз, когда он слышит взрыв смеха, перекрывающий звуки на игровой площадке, он дуется ещё сильнее, но не смеет смотреть в сторону качелей. Он уже давно понял, что нет смысла долго смотреть на вещи, которых у него никогда не будет. Нет смысла смотреть на печенье в витрине пекарни, мимо которой ходит в школу и из неё. Нет смысла разглядывать набор цветных карандашей из шестидесяти четырёх штук (со встроенной точилкой!), который принесла одноклассница Наён. Нет смысла наблюдать, как родители ровно в три часа забирают детей из школы. Нет смысла смотреть на качели, наблюдая, как родители, братья-сёстры или друзья смеются вместе. Нет смысла, нет смысла, нет смысла. Бэкхён опускает голову ещё ниже, плотнее обнимает колени руками, всё внимание обращая на палочку в руках и дырку, которую выделывает в грязи. «Нет смысла», — каждый раз повторяет он себе, слыша чужой смех. Он давно усвоил, что игнорирование вещей, которых у него нет, делает жизнь гораздо проще. Он тыкает палкой в грязь, вздрагивая, когда она ломается в пальцах. Он моргает, желудок сводит, но нет времени на это реагировать, не тогда, когда на улице внезапно темнеет. Он хмурится, вытягивая шею и поднимая глаза. Сначала он видит только огромное нависающее чёрное пятно, позади которого ярко сияет солнце. Он быстро моргает, пока не узнаёт знакомое лицо: круглолицый мальчик с большими тёмными глазами и губами в форме сердечка. — Эм… — Бэкхён глядит на мальчика, — привет? — Ты новенький, да? Бэкхён медленно кивает. Мальчик пялится, моргает раз, моргает два, а потом говорит: — Мы с друзьями играем в одну игру, и нам нужен ещё один человек. Хочешь с нами? Мальчик показывает в противоположную сторону площадки, где двое других мальчишек наблюдают за их разговором. Один из них с добрым лицом и изогнутой улыбкой (которая становится шире, стоит Бэкхёну посмотреть в его сторону), а второй стоит, надув губы. Бэкхён опускает взгляд на проделанную дыру в земле, сломанную палочку в пальцах, прежде чем улыбнуться мальчишке, одновременно с этим услышав очередной смех, проносящийся по площадке. Бэкхён охотно кивает, вскакивая на ноги. Мальчик наклоняет голову, но не улыбается. Но Бэкхёну всё равно. — Во что мы будем играть? — спрашивает он. На этот раз мальчишка улыбается во весь рот. Бэкхён считает, что это мило. Так делают совсем маленьким дети. — В короля горы! Это весело! *** После первого раунда, после того, как Бэкхён перестал радоваться, что первым добрался до верхушки небольшой горки, после того, как пришла учительница, ругая их за то, что они друг друга пихали, качая головой и суетясь вокруг Ким Чонина с красными от слёз глазами (тот самый надутый друг), мальчишка, который его пригласил — До Кёнсу — плюхается с ним рядом на вершине горки. Мальчик с добрым лицом и изогнутыми губами — Ким Чондэ — лежит, раскинув руки и ноги, чуть ниже верхушки, а Ким Чонин сидит, прижав колени к груди, и взгляд его блуждает между Чондэ, Бэкхёном и Кёнсу. Первым заговаривает Кёнсу: — Ты хорошо играешь. — Спасибо. — Хочешь быть друзьями? — Кёнсу поворачивается к Бэкхёну. — Если… если никто не против? — у Бэкхёна сердце делает кульбит, пока он разглядывает Чондэ с Чонином. Чонин снова дует губы, но утвердительно кивает, а Чондэ привстаёт на локти и с широкой улыбкой показывает большие пальцы вверх. Кёнсу просто выжидающе смотрит на Бэкхёна. На этот раз Бэкхён весь сияет, ощущая такое же тепло, какое солнце оставляет на его коже. *** Впервые за долгое-долгое время Бэкхён чувствует, как его тело расслабляется, чувствует, как исчезает давящий на плечи стресс, как мысли замедляют ход. Звуки поющих птиц, хруста сухих листьев под ногами, ощущение свежести и спокойствия от холодного ветра — наконец-то он не чувствует тревогу. Несмотря на возникающие в этой поездке обстоятельства, несмотря на всё остальное, он считает, что счастлив. Он косится на идущего впереди Кёнсу и думает, что, может, у них всё будет хорошо и… — Бу! Пронзительный крик Чонина посреди тихой безмятежности леса заставляет Бэкхёна подпрыгнуть. Сразу после этого слышится знакомое хихиканье. Бэкхён вздыхает, набрасывает на одно плечо рюкзак и бросает Кёнсу, который весело фыркает, раздражённый взгляд. Бэкхён закатывает глаза и плетётся назад к Чонину и Чондэ. Чонин, опять с надутыми губами, отряхивается от грязи и листьев и недовольно зыркает на Чондэ, который от смеха уже складывается пополам. — Перестань, — стонет Чонин, растягивая слово. — Из-за тебя я чуть не уронил свои вещи, — но Чондэ продолжает ржать, сверкая глазами, и Чонин в полном отчаянии поворачивается к Бэкхёну: — Усмири, пожалуйста, своего парня или я, богом клянусь, убью его. — Он не мой парень, — нахмурившись, резко обрывает его Бэкхён. (И как раз вот тут нет ни безмятежности, ни спокойствия.) У Бэкхёна в груди сжимается сердце, и он не может сдержаться и не взглянуть на Чондэ (он ничего не может с этим поделать, не может этому противостоять), пока Чонин фыркает. Чондэ складывает губы в тонкую линию, а взгляд его тяжёлый, почти несчастный. От смеха минутой ранее ничего не осталось. (Бэкхён слишком рано об этом заговорил, у них не всё хорошо. Не всё, не всё, не всё.) — Плевать, — бормочет Чонин, закатывая глаза, и шагает вперёд, пихая Чондэ плечом. — Пожалуйста, перестань его раздражать, Чондэ, — Бэкхён смотрит Чонину вслед, прежде чем развернуться к другу хмурясь. — Лучше, чтобы я раздражал тебя? — Чондэ вскидывает бровь, наклоняя голову. Дерзость так и прёт. Бэкхён знает, что это только видимость. Рваные джинсы, тёмные отросшие волосы, постоянная тяга к неприятностям, курение, прогулы — это всё дурацкая видимость. (Они все строят из себя тех, кем не являются. Держатся за напускное как за ниточки.) — Заткнись, мать твою, — Бэкхён не попадается на его удочку, и в этом-то и причина. Чондэ любит, когда он видит реальное положение вещей. Словно он получает от этого удовольствие. Они все творят бесшабашные вещи, от которых получают удовольствие. Чонин — когда на него вешаются девушки, а он разбивает их доверчивые сердца, притворяясь бесчувственным чурбаном. Чондэ — когда тот, кому не всё равно на его загоны, ставит его на место. Кёнсу — от ощущения своей силы. Он любит играть с чувствами людей, просто потому что может. А сам Бэкхён — когда замечает все их секреты и намерения, но не убегает от друзей, потому что он одинок, потому что он их любит и хочет, чтобы друзья были счастливы. Во многих отношениях они вчетвером предназначены друг для друга. В том числе и поэтому они отправились в эту поездку. Они должны сдержать обещание, даже если едва разговаривают друг с другом. — Люблю, когда ты грязно ругаешься, детка, — Чондэ улыбается во весь рот, мстительно и подло, подло, подло. Бэкхён рассерженно пропускает через пальцы волосы, но не успевает ничего сказать, потому что сквозь напряженную атмосферу врывается низкий и ровный голос Кёнсу: — Нам стоит поторопиться, иначе Чонин пойдёт неправильным путём и потеряется. Чондэ фыркает: — Это придурок может. Бэкхён ничего не говорит, разворачиваясь на пятках и встречаясь со взглядом Кёнсу, в котором видит какое-то мерцание. Бэкхён шагает с ним в одном темпе, и они оба наблюдают, как Чондэ идёт впереди. — Я так и не спросил у тебя, нафига твои родители так высоко построили дом, — интересуется Бэкхён, отрывая глаза от спины Чондэ. — Им нравилось уединение, — пожимает парень плечами. — Но они могли хотя бы дорогу проложить за столько-то лет. Кёнсу издаёт смешок: — Но я и не говорил, что они были настолько умными. *** Летом перед средней школой Бэкхён считает себя самым счастливым. Оказывается, что родители Кёнсу владеют пекарней, мимо которой Бэкхён ходит каждый день. Бэкхёну больше не приходится проводить каждое лето на террасе в одиночестве, не приходится избегать свои хотелки, которые вселенная так и продолжает ему подбрасывать. Он их без раздумий принимает и чувствует себя счастливым. Всё время после обеда они вместе с Кёнсу, Чондэ и Чонином исследуют свой город. Бэкхён узнаёт, что Чонин просто очень стеснительный, и спустя несколько недель он, к большой радости Бэкхёна, начинает оттаивать. Бэкхён хочет, чтобы все его любили. С Чондэ Бэкхён сходится сразу, словно они два кусочка одного пазла. Бэкхён любит быть причиной смеха Кёнсу. Бэкхён любит своих друзей. Он любит исследовать реку около школы, любит играть в прятки, любит печенье, которое даёт им мама Кёнсу, пока его отец не видит, любит, как ласково сестра Чонина лохматит ему волосы (хотя вслух об этом никогда не признается), он любит, и он счастлив. Сейчас ему гораздо проще не обращать внимание на пустоту и оглушающую тишину собственного дома. Раньше голова пухла от громких мыслей, компенсируя тишину, а сейчас всё иначе. За день до начала первого дня в средней школе Бэкхён сидит на огромном камне, периодически тыкая ногой Чондэ по рёбрам. Чондэ хочет его отпихнуть, но в итоге сваливается с камня. Бэкхён хихикает, пока Чондэ стонет. — Парни, посмотрите! Посмотрите, что нашёл Кёнсу! Парни! Бэкхён с Чондэ обмениваются взглядами, потом слезают с камня и торопятся на голос Чонина. Кёнсу сидит на корточках, что-то разглядывая. Бэкхён с Чондэ присоединяются к нему, тоже опускаясь рядом с ним на корточки, чтобы получше рассмотреть. Оказывается, это маленькая птичка с прелестными нежно-голубыми пёрышками. Одно крыло вытянуто под странным углом, а сама птица тихо чирикает. Бэкхён моргает. — …птица? — мямлит Чондэ. Кёнсу кивает. — Кажется, ей больно. Друзей охватывает тишина, пока они смотрят на беспомощную птицу. Бэкхёну её очень жаль. Чонин шепчет: — Что нам делать? — Помочь, — немедленно отвечает Бэкхён. Он без понятия, как помочь, но уверен, что в библиотеке есть книга или ещё что, что может пригодиться. — Но мы не знаем, как ей помочь, — бормочет Кёнсу, поднимая на друзей глаза. — Она просто так и умрёт. — Тогда что нам делать? Мы не можем просто так её здесь оставить. Но и домой мама не разрешит её принести, — Чондэ протягивает руку, словно хочет потрогать пернатую, но затем руку убирает. — Мы можем избавить её от боли, — предлагает Кёнсу. Бэкхён всматривается в друга, который сначала долго смотрит на птицу, а потом поднимает глаза, сразу встречаясь со взглядом Бэкхёна. Бэкхён хочет думать, что Кёнсу выглядит расстроенным. — Из-избавить от б-боли? — Чонин не отрывает мягкого взгляда от раненой птички. — Убить её, — с лёгкостью заявляет Кёнсу. — И никто не постарается её съесть или ещё что-нибудь. Это будет менее болезненно. — Убить? — буквально пищит Чонин. На лице отображается страх, пока он наконец понимает, что только что сказал Кёнсу. Глаза наполняются слезами. — Но... Кёнсу, мы не можем её убить. Это ужасно. Кёнсу хмурится. — Хочешь просто оставить её здесь мучаться от боли? — Нет, — Чонин быстро мотает головой. — Я так и думал, — Кёнсу мягко хлопает друга по спине. — Иди возьми большой камень или что-то похожее. Чонин целую минуту не двигается с места, сомневаясь, но затем кивает. Бэкхён переводит между ними обоими взгляд, а Чондэ единственный морщит нос и заявляет: — Я не буду на это смотреть. Он встаёт, вытирая руки о штаны, и долго молчит, после чего смотрит на Бэкхёна с приподнятой бровью. Бэкхён хочет помочь птичке, хочет забрать её домой, или отнести её к орнитологу, или ещё хоть что-нибудь. Но Чонин уже возвращается с большим камнем в руке, слегка пошатываясь, и Кёнсу тоже на него смотрит. Бэкхён опускает глаза на птицу, видя, как она трепыхается на земле, слыша, как она высоко пищит. Похожие звуки издавала Сольхён, когда подвернула ногу на физкультуре и начала плакать. У Бэкхёна внутри всё сжимается один раз, второй, а потом он тоже поднимается на ноги. — Я тоже не хочу на это смотреть, — признаётся он. Он не озвучивает свои мысли, не говорит, что считает убийство гораздо худшей вещью, чем если бы они просто оставили птицу умирать. Тем вечером домой он идёт вместе с Чондэ, пиная носком землю и засунув руки в карманы. Чондэ держит руки на затылке, тихо присвистывая. Как только небольшой дом Бэкхёна нарисовывается за углом, Чондэ перестаёт свистеть и спрашивает: — Думаешь, они это сделали? — Не знаю, — Бэкхён снова пинает землю, шаркая кроссовками. Мать всё равно не заметит. — Надеюсь, что нет. — Мама говорит, что когда кто-то умирает, то он попадает в более счастливое место, — пожимает плечами Чондэ. — Вот как, — Бэкхён тут же оживляется. Теперь предложение Кёнсу не кажется таким уж плохим. Миссис Ким никогда не ошибается. — И люди? — Да. Они живут на небесах, дружат с Богом и спят на мягких облаках. А ещё им можно сколько угодно есть шоколад, — широко улыбается Чондэ. — А что та птица будет делать с шоколадом? — Бэкхён склоняет голову набок. — Есть! Птицы любят шоколад. — Откуда ты знаешь? — Потому что все любят шоколад. Бэкхён весело смеётся. Они уже дошли до его дома. Бэкхён смотрит уходящему Чондэ вслед и только потом шагает в дом. Разглядывает тихое помещение. Телевизор включён, но звук убран. Он в очередной раз напоминает себе, что счастлив. *** — Вау! — Чонин первым заходит в дом. Он красивый, как и помнит Бэкхён, только немного пыльный. На диванах перед камином до верха сгружены уютные пледы, а раздвижная дверь от пола до потолка без единого пятнышка. Вид на скалистой горе, залитой вечерним солнцем, залитой голубыми и светло-розовыми, пурпурными и жёлтыми оттенками, захватывает дух. Прямо как на картине. Бэкхён в диком восторге. — Я и забыл, какой прекрасный отсюда открывается вид, — говорит Бэкхён, откладывая в сторону рюкзак. — Я никогда не забывал, — небрежно отвечает Чондэ. Бэкхён бросает на него недовольный взгляд, игнорируя, как открыто друг его рассматривает. Чонин выдаёт какую-то шутку. Однако восхищение видом и ностальгия по проведённому времени в доме надолго не задерживается и бесследно проходит, а момент духа товарищества исчезает. Метафорического слона никто не примечает. А он очевидный. Слишком очевидный. С начала средней школы они приезжали сюда каждое лето. И так было до тех пор, пока маленькие пузырьки счастья и наивности не начали трескаться, как в красках или на тротуаре. Трещина начинается в одном месте, а затем разрастается как паутина. Именно с Кёнсу их дружба пошла обрастать трещинами, и именно из-за него они все здесь сегодня собрались. Он их сюда позвал, и они поклялись, что придут, несмотря ни на что. *** Синяки. Они распускаются как цветы, выглядывая из-под школьной формы Кёнсу. В те времена мама Кёнсу таскает для них ещё больше печенья и других сладостей. Иисус. Бэкхён особо ничего не знает про церковь или Бога — мама всегда на работе, а отец постоянно спит перед телевизором, даже по воскресеньям. А вот Чондэ поёт в церковном хоре. Его отец там работает, а мама заведует женской половиной хора. Они складывают руки и молятся перед едой. Слова «Иисус» и «Бог» срываются с губ Чондэ по-разному: с меньшим почтением и доверием, с большей злостью, с долей потери, которую, как считает Бэкхён, он никогда не поймёт. Чондэ первый начинает курить. Он щёлкает зажигалкой, улыбаясь, и машет украденной пачкой сигарет, пока огонь отбрасывает тени на его лицо. Кёнсу выглядит загипнотизированным огнём. Чонин едва не выкашливает лёгкие. Бэкхён ненавидит сигаретный запах. Взгляд. Чонин слишком долго смотрит на Кёнсу. Слишком много его слушает. Видя, что Чонин буквально выставляет свою душу на распашку, Бэкхёну хочется его защитить, обнять и прижать к себе. Бэкхён знает, что Чондэ считает так же, знает, что Чондэ отпугивает людей, которых привлекает уязвимость, особенно тех, кто с плохими намерениями. Бэкхён без понятия, как они смогут защищать Чонина, когда тот позже говорит им, что переезжает. Как они смогут его защитить? Даже Кёнсу выглядит расстроенным, когда Чонин рассказывает новости. *** — Как они на самом деле погибли? — у Чондэ резкий, злой голос. Они все злые, они просто подростки, дети. Чондэ не следовало говорить так осуждающе. — Несчастный случай, — у Кёнсу решительный взгляд. Бэкхён всегда считал, что он хорошо показывает эмоции, но не чересчур. На секунду Бэкхён думает, что Кёнсу слышит его мысли, потому что он бросает на него взгляд, в котором есть что-то странное. Подбородок начинает немного дрожать, словно Кёнсу сейчас заплачет. (Но он не плачет.) Кёнсу стискивает зубы. Бэкхён говорит, и его голос не громкий, но, кажется, он звучит как эхо: — Они причиняли тебе боль? Он ни разу не заговаривал на эту тему за все годы, когда стал это замечать. А судя на лицу Кёнсу, он не знал, что Бэкхён всё видел. В глазах Кёнсу что-то меняется, и Бэкхён задаётся вопросом, может, Кёнсу это не нравится. Может, он разозлился, потому что Бэкхён заметил в нём что-то уязвимое. Кёнсу не любил быть уязвимым. Когда они пользовались тайными запасами соджу у родителей Чондэ, Кёнсу никогда с ними не пил. Чонин втискивается между Кёнсу и Бэкхёном. У него широкие, грустные глаза, и он напоминает Бэкхёну о том Чонине, которого он поклялся защищать. С тех пор как Чонин переехал, Бэкхён думал, что Чонин был спрятан, погребён где-то вдалеке. — Что? — Не знаю, о чём ты говоришь, — голос у Кёнсу острый как нож. — Это был несчастный случай. — Я тоже видел синяки, — Чондэ поддерживает Бэкхёна, и последний старается не показать на лице облегчение, но он уверен, что эта идея провалилась. — И всё же это был несчастный случай, — настаивает Кёнсу. — Может, они это заслужили, — с горечью отвечает Чондэ. — Если они делали тебе больно. Кёнсу удивлённо моргает. За все годы, что Бэкхён знает Кёнсу, он впервые выглядит таким искренним. — Ты правда так считаешь? — Я это знаю, — без доли сомнения отвечает Чондэ. У Кёнсу дрожит нижняя губа. — Ладно, давайте забудем об этом и уберём этот срач. Выпьем вина и хорошо проведём время, договорились? Кёнсу слегка неестественно, разбито кивает, а Чондэ по-доброму улыбается. Он поворачивается к Чонину: — Сходи за вином. — Почему я? — Я не собираюсь спускаться в подвал. — Ну блин... — Я вообще-то старше тебя, если ты забыл. Ты в своём новом городе разучился уважать старших? — А этот превратил тебя в… Бэкхён прерывает их спор, обмениваясь с Кёнсу взглядами, как в старые времена. Может, в глубине души он надеется увидеть, как Кёнсу заплачет. Кёнсу никогда не плачет. Но, когда солнце начинает садиться, и сумрак поглощает красивый вид за окнами, Бэкхён бросает на него взгляд и замечает, что губа у Кёнсу больше не дрожит, а слёзы высохли, будто их и не было. Что-то в его выражении лица выбивает Бэкхёна из колеи. Кёнсу смотрит на Чондэ и Чонина с улыбкой, слишком широко обнажая зубы и изгибая губы. Словно ему весело и он развлекается. Это странно, потому что Кёнсу никогда не улыбается, и он точно никогда не считал выходки Чондэ и Чонина достаточно забавными, чтобы улыбаться вот так. Бэкхён замечает, что что-то не так, что-то, от чего у него волосы на затылке встают дыбом, что-то, что Бэкхён не может понять, но… Тёмные глаза встречаются с его глазами. Взгляд пристальный. Немигающий. Улыбка исчезла. *** Любовь. Бэкхён не любит свою первую девушку. Не любит и вторую, и третью. Он не знает, почему, ведь они очень красивые, и он их ценит, они ему нравятся, но любви там нет. Когда они его целуют, бабочек в животе нет, но он отвечает на поцелуи, потому что считает, что это их осчастливит. Когда они держатся за руки, Бэкхёну всё равно. Когда он приглашает их на свидания, то жалеет, что вместо этого не проводит время с Чондэ, Чонином или Кёнсу. Он ненавидит запах сигарет, но в итоге всё равно иногда прогуливает уроки вместе с Чондэ под трибунами на поле. Фотографирует его около ограждения, пока у Чондэ на губах играет озорная улыбка. Он выдыхает дым Бэкхёну прямо в лицо, и каждый раз Бэкхён пытается наступить ему на ноги. Он ненавидит запах сигарет, но любит, как пахнет Чондэ. Это странно, потому что Чондэ тоже пахнет сигаретами. (Может, он любит Чондэ? Но он любит и Чонина. И Кёнсу.) Одним вечером в квартале от собственного дома Бэкхён сидит на детской площадке плечом к плечу с Чондэ и наблюдает, как тот курит. У Чондэ голос хриплый, и Бэкхён беспокоится. Когда оранжевый цвет сигареты начинает затухать, Чондэ спрашивает: — Ты её любишь, Бэкхён? — Кого? Чондэ смотрит на друга, сведя брови к переносице. — Ынджи. На мгновение Бэкхён забывает, кто такая Ынджи. Затем мозг шепчет ему «это твоя девушка», и он чувствует себя отвратительно. Но Бэкхён не может с этим ничего поделать, когда отвечает «не думаю». Чондэ вопросительно мычит, и Бэкхён уже не может остановиться, продолжая: — Не думаю, что любил хоть одну. Чондэ дожидается, пока сигарета окончательно потухнет, после чего поворачивается к другу. Бэкхён не видит точно, какие чувства на лице у Чондэ, и это расстраивает. Тени растягивают его черты лица во что-то другое, в кого-то, кто не Чондэ. Чондэ склоняет голову и бормочет: — А что насчёт меня? — Не знаю. — А хочешь узнать? — Как? — Я тебя поцелую, — пауза, а затем робко и с придыханием: — Я могу тебя поцеловать? Бэкхён что-то видит в его глазах, что-то ранимое и одинокое, а Бэкхён просто хочет, чтобы Чондэ был счастлив. Поэтому он кивает. Чондэ на вкус как слёзы и сигареты. Бабочки и на этот раз не появляются в животе, но Бэкхён отвечает на поцелуй. Он просто хочет, чтобы друзья были счастливы. *** — Как новая школа? Может, нужно кого-то проучить, Чонини? — растянувшись на диване, Чондэ держит между пальцами стакан с алкоголем. Чонин закатывает глаза, но алкоголь превращает его в более мягкого, податливого, нежного и эмоционального парня, которого Бэкхён обожает. — Школа хорошая. Я завёл несколько друзей, и они все классные. На удивление, Кёнсу встревает в разговор, пододвинувшись: — Кто они? Чонин улыбается, в глазах плещется нежность, а Бэкхён ощущает тяжесть в груди. Ему немного грустно, потому что Чонин, кажется, завёл новых лучших друзей в другом месте. Но он рад за него. Чонин выглядит… довольным. — Ну, есть Сехун. Он как большой ребёнок. Ещё бо‌льший, чем я. Но мы просто сходимся по вайбу. Потом Чонхва, она прям реально сумасшедшая, но вам она бы точно понравилась. Хани просто очень-очень милая. За неё я убил бы всех вместе со мной. Ну а Джина, она просто… она заслуживает весь мир. Кёнсу усаживается обратно, медленно кивая. Бэкхён отворачивается в тот самый момент, когда Кёнсу встречается с ним взглядом. — Ты звучишь так, будто влюбился. Отвратительно, — фыркает Чондэ, но одновременно улыбается до ушей. — Но я рад, что ты завёл там друзей. — Наш ребёнок уже совсем вырос, — сюсюкает Бэкхён. Чондэ гогочет, а Чонин стонет, краснея. — Замолчи. Я не ребёнок. Бэкхён треплет друга за щёки. — Ребёнок. Чонин пунцовый и бормочет что-то себе себе под нос, но позволяет Бэкхёну делать то, что ему вздумается. Бэкхён радостно хихикает. Именно в этот момент он счастлив как никогда. Чондэ тёплыми-тёплыми глазами наблюдает, как Бэкхён смеётся, Кёнсу с мягкой улыбкой выпивает свою порцию вина, а Бэкхён в очередной раз задаётся вопросом, будет ли у них всё хорошо. *** «…Он Юкюн пропала. Её семья предлагает вознаграждение за любую информацию. Подробнее о том, как помочь семье, вы можете найти на нашем веб-сайте. А теперь послушаем новый сингл от горячих новичков f(x)! Он называется… NU ABO!» — Не знал, что ты слушаешь бабблгам-поп. — Панки тоже любят женские группы, — возражает Чондэ, врубая больше звука на портативном радио. — Но ты не панк, — Бэкхён прислоняется к забору, скрестив руки на груди, и добавляет: — Ты не такой плохой, каким хочешь казаться. У Чондэ улыбка спадает, совсем на чуть-чуть, глаза сужаются. Бэкхён не сдаётся. Он никогда не сдаётся в отношении Чондэ, даже спустя столько времени. Чонин уехал в новый город к новым друзьям, а в групповом чате он пишет всё реже и реже. Кёнсу занят пекарней и его предполагаемой подружкой (предполагаемой, потому что Бэкхён с Чондэ до сих пор с ней не познакомились). Сейчас всё по-другому, и Бэкхён скучает по старым временам. Но он считает, что такова жизнь. Он считает, что должен был встретить людей, которых будет всегда любить только потому, что ему нравится их компания, и он всегда будет желать для них счастья, желать помочь им быть счастливыми. Некоторые друзья останутся, а другие — уйдут. Когда Ынджи его бросала, то с понимающим взглядом прошептала то же самое: — Я надеюсь, что однажды ты поймёшь, чего ты хочешь, Бэк. А не того, чего хотят от тебя другие. Ты этого заслуживаешь. В её словах был загадочный смысл, но великодушный, как и она сама. — Я ужасный, Бэк. Я отправлюсь в ад, — у Чондэ резкий, пронзительный тон, и это разбивает Бэкхёну сердце. — Нет, не отправишься. Ты хороший, Чондэ. — Хороший? — он не знает, почему это выводит Чондэ из себя, но он делает шаг вперёд, один, затем другой, затем ещё один, но Бэкхён непреклонен. Чондэ прижимается близко, ещё ближе, буквально в нескольких сантиметрах от чужого лица, а пальцы хватаются за сетчатый забор позади Бэкхёна. У него злой, неумолимый взгляд. — Если бы я был хорошим, я бы сделал так? Бэкхён моргает, поражённый близостью. Он видит уязвлённость, видит, как глубоко-глубоко внутри Чондэ что-то трескается, разбивается. Бэкхён не должен хотеть это склеить. Может, именно об этом и говорила Ынджи. — Желание меня поцеловать не делает тебя плохим, — шепчет Бэкхён. — Желание поцеловать парня не делает тебя плохим человеком. — Не… — Чондэ моргает один раз, второй, разваливаясь на куски, — не делает? — Нет, — Бэкхён убаюкивает Чондэ, обняв его щёки ладонями. Он боится, что если сильно надавит, то Чондэ разобьётся на миллион кусочков, безжизненный и разбитый. — Нет, Дэ, нет. *** — …думаю, он отрубился, — Кёнсу толкает Чондэ ногой. — Он весь из себя такой злой и жестокий, а на деле божий одуванчик, — смеётся Чонин, хлопая в ладоши и невнятно произнося слова. — Как и ты, — отвечает Бэкхён, мягко отпихивая от себя Чонина, который лишь громче ржёт, опрокидываясь набок и даже не утруждаясь сесть, и что-то мямлит себе под нос. Бэкхён ласково обводит их обоих взглядом. — Идиоты. Но когда он слышит вдалеке гром, то вздрагивает. Волосы на затылке встают дыбом. Он поднимает глаза: Кёнсу выглядывает в огромное окно, нахмурив брови. Кёнсу обычно никогда не прикасается к алкоголю, но сегодня он выпил. Но всё равно он почему-то даже не пьян. — На что ты смотришь, Су? — окликает его Бэкхён. — И где ибупрофен? Он им утром понадобится. — Кажется, гроза будет сильной, — отзывается Кёнсу. — В главной ванной комнате. Бэкхён кивает, останавливаясь, чтобы оценить, насколько он пьян. Выпил он не так уж и много, но идти ровно не может. — Ладно, пойду схожу за ним. На всякий случай переночуем здесь. — Ага, — мычит Кёнсу. — Не хочу, чтобы эти идиоты подавились собственной рвотой. Бэкхён морщит нос и идёт в ванную. Пока он копается в аптечке, свет в ванной мигает. Парень застывает на месте, пальцы оборачиваются вокруг баночки… Бум. Он кричит, роняя лекарство. Крышка отскакивает, таблетки рассыпаются по полу. — Чёрт, — ругается он, — чёрт, чёрт, чёрт, чёрт… — с очередным звуком грома электричество отрубается, а единственный источник света в ванной исходит от луны. — Господи… У Бэкхёна сердце стучит в бешеном режиме, а ладони потные до ужаса. Таблетки давно забыты. Он вскакивает на ноги и вслепую идёт в гостиную, каждый раз ругаясь, если чересчур сильно ударяется конечностями о стену или мебель. — Кёнсу! — зовёт он друга. Бэкхён заходит в гостиную, несколько раз моргает и наконец-то видит хоть что-то. Он слышит, как снаружи поднимается ветер, и от этого по коже ползут мурашки. Внезапно появляется яркая вспышка белого света, она ослепляет, освещает комнату. Чонин что-то неразборчиво бормочет, абсолютно ни о чём не подозревая. Это успокаивает. По крайней мере успокаивает до тех пор, пока Бэкхён не замечает, что стеклянная дверь открыта. Сердце падает вниз от осознания. Кёнсу исчез. *** Под глазом у Чондэ расцветает синяк — красного цвета отпечаток руки виден на коже. Рано или поздно его родители должны были узнать. Чондэ любил заниматься сексом с парнями и девушками. У него сложилась определённая репутация. Бэкхён множество раз называл это саморазрушением. А Чондэ просто называл его глупцом. Но иногда, когда они вместе прогуливают уроки, Бэкхён позволяет Чондэ себя целовать, просто чтобы увидеть, изменится ли что-нибудь, изменится ли Бэкхён. Но Бэкхён знает, что у него другой случай. Чондэ смотрит на Бэкхёна словно он само совершенство. Он смотрит на него с той самой теплотой, с которой на него смотрела Ынджи. Чондэ целует Бэкхёна так, словно тот владеет секретами вселенной, словно его губы могут научить Чондэ ненавидеть себя чуточку меньше. А кто такой Бэкхён, чтобы отрицать существование его вселенной, её секретов? Его здравый смысл? А ещё когда-нибудь, Бэкхён не отслеживал особо, где и когда, Чондэ мог прошептать: — Ты любишь меня? А Бэкхён лежит на одной из сдвоенных горок, прижавшись к плечу Чондэ, и отвечает: — Не так, как ты любишь меня. Чондэ молчит. Бэкхён добавляет: — Кажется, я никого не смогу полюбить так, как хотелось бы другим. Он впервые высказывает это вслух. Он много об этом думал. Часами гуглил вопросы, а в голове так и всплывали слова асексуал, аромантик, асексуал, аромантик, асексуал, аромантик, асексу… — Тогда почему ты позволял мне прикасаться к тебе? — Я не знаю, — Бэкхён смотрит прямо. На небе нет звёзд. — Наверное, хотел, чтобы ты перестал причинять себе боль. — Это не так… Боже, Бэкхён, какого чёрта… Бэкхён поворачивается к нему, а у Чондэ в глазах злость, грусть и боль. Боль? Но он хотел избавить друга от неё... Каков парадокс. Перед Бэкхёном разворачивается настоящий тихий шторм. Чондэ большими глазами смотрит на Бэкхёна. — Не надо… не надо меня жалеть. Это… это отвратительно. У Чондэ в глазах собираются слёзы, и тут Бэкхён понимает, что облажался по полной. Как и тогда, когда Ынджи сказала ему, что хочет расстаться. Он так сильно старался уберечь их от боли, что в конечном счёте сделал им больно. — Прости, — Бэкхён делает глубокий вдох. — Прости, я просто думал… Я хотел тебе помочь и хотел увидеть, может, я смог бы измениться, и я… Я знаю, это не оправдание. Я знаю, Дэ, прости. Чондэ шепчет: — Ты не должен считать, будто ты… будто ты обязан быть с кем-то, потому что заботишься об этом человеке или хочешь… помочь ему. Ты не должен… Чёрт. Бэкхён наблюдает, как друг встаёт на ноги, наблюдает, как уходит. И впервые за долгое-долгое время Бэкхён плачет. *** У Бэкхёна мурашки бегут по коже. Пальцы скользят вдоль спинки дивана. Материал мягкий, знакомый. Ветер воет, кусая кожу. Он хватает стеклянную дверь с боковой стороны, пока рама не впивается в ладони. Мебель на веранде пустая, привязана к столу, а вдалеке, с краю веранды, стоит фигура. Бэкхён ещё с предыдущих сюда летних поездок помнит, что там находится печатная плата. Он помнит, как отец Кёнсу что-то чинил в той плате в похожую непогоду. Он сильнее сжимает дверь. Больно. Ветер хлещет прямо по лицу. Больно. — Кёнсу! Что ты там, мать твою, делаешь? — Пытаюсь наладить освещение. Отец научил, — голос слабый, но громкий, будто звучит с другого конца тоннеля. — Можешь подойти и посветить фонарём? — Конечно! — Бэкхён проскальзывает в уличные шлёпки, радуясь, что дождь ещё не пошёл. *** — Как, говоришь, звали твою подружку? — Бэкхён ломает печенье на три части, передавая по кусочку Кёнсу и Чондэ, которые всё ещё стоят в очереди за напитками. — Юхён, — Кёнсу отдаёт печенье Бэкхёну обратно. — Он Юхён? — Бэкхён вновь суёт его ему. — Откуда ты знаешь её фамилию? — Кёнсу застывает на месте, взглядом блуждая по лицу друга. — Не знаю, — пожимает плечами Бэкхён, — кажется, ты упоминал её раньше. Фамилия непопулярная, запомнилась. Думаешь, она как-то связана с той пропавшей девчонкой? Он Юкюн или как там её. — Хм-м, не уверен. Думаю, вряд ли, — Кёнсу немногословен. — Наверное, точно связана, — Бэкхён надкусывает печенье, которое давал Кёнсу, но тот, кажется, не сильно его хочет есть. — В этих краях все друг друга знают. Кстати говоря, когда ты нас с ней познакомишь? — Почему ты хочешь с ней познакомиться? — резко спрашивает Кёнсу, повышая голос. Бэкхён аж вздрагивает от внезапной вспышки эмоций. — Ты уже несколько месяцев с ней встречаешься. — Оставь эту тему, Бэкхён, — Кёнсу жёстко чеканит каждое слово. В груди у Бэкхёна разрастается то самое чувство, когда люди на него злятся и он не уверен, почему. Оно бьёт троекратно, ведь это Кёнсу, его лучший друг. Но Бэкхён всё равно настаивает. — Ты каждый раз это говоришь. Если она не существует, то просто скажи нам, друг. Мы твои лучшие друзья, мы поймём. Кёнсу бросает на Бэкхёна мрачный, раздражённый взгляд. — Когда я говорю оставить эту тему, то я, блять, не шучу, друг. Бэкхён садится обратно, шокированный тоном и поведением Кёнсу. И пока Бэкхён успевает ответить, рядом с ним усаживается Чондэ, переводя взгляд то на одного, то на другого. — Всё в порядке? — Отлично, — отрезает Кёнсу, опережая Бэкхёна. Воцаряется молчание. Долгое-долгое молчание. Бэкхён вздыхает и повторяет: — Да, всё хорошо. Чондэ подозрительно на них косится, но не развивает тему дальше. Бэкхён замечает на лице Кёнсу улыбку. *** — Держи прямо, — сквозь ветер кричит Кёнсу. — Почему бы нам не сделать его зав… чёрт, — стонет Бэкхён, едва не роняя фонарь, когда гром грохочет прямо над головой, за которым следует яркая молния. — Я сказал, — Кёнсу тянет за провод, — держи прямо. — Я пытаюсь, просто гроза… Кёнсу разворачивается, и Бэкхён резко замолкает. — Ты очень сильно бесишь. *** — Сделай это, Чонин, — Кёнсу передает ему шот, опустив руку парню на плечо, которая тяжело давит. Бэкхён это видит. — Я не хочу, — Чонин дует губы, глядя на друга снизу вверх. Кёнсу гладит Чонина по спине. — Хочешь. Чонин молчит и действительно, кажется, рассматривает алкогольный шот. Именно тогда Бэкхён ступает на кухню, которая в другом случае обычно пустая, втискиваясь между Кёнсу и Чонином. — Я выпью, — выхватывает из рук друга стакан и опустошает его. Кёнсу едва незаметно кривится. Чонин видимо расслабляется. — Никогда не принимал тебя за того, кто давит на людей, Су, — тихо произносит Бэкхён, оглядывая Кёнсу. Последний закатывает глаза: — Мы просто шутим. Не раздражай. — Понял, — кивает Бэкхён, но не успевает ничего больше добавить, так как на кухню заходит краснощёкий Чондэ, держа в руке две кружки для пива. *** — Что? — Ты очень сильно бесишь, — повторяет Кёнсу. Бэкхён коченеет, слыша огромное количество злости и яда в словах друга. Кёнсу разворачивается к нему, подходит ближе, и Бэкхён почему-то не ощущает того, что ощущал, когда Чондэ делал так же. Даже тогда, даже когда Чондэ, казалось, был готов разрушить себя и окружающих, Бэкхён глубоко внутри знал, что Чондэ не причинит ему вреда. А прямо сейчас с Кёнсу он совсем не уверен. Все инстинкты кричат, что ему нужно бежать. Он делает небольшой шаг назад. Кёнсу это замечает. Бэкхён поднимает руки, пытается его успокоить. — Су, ты пьян. Давай зайдём в дом и ты отоспишься, окей? — Зачем? — Кёнсу совсем не похож на себя, на того Кёнсу, которого Бэкхён знает. — Ты боишься? Бэкхён пятится, взбираясь по небольшой горе за домом. Кёнсу смеётся. Бэкхён в ужасе. — Хочешь узнать секрет, Бэк… — шаг, — ...хён? — шаг. — Кёнсу, тебе лучше прямо сейчас вернуться домой. Но Кёнсу его игнорирует и продолжает наступать. Большие глаза наполнены весельем, яростью и своеобразным огоньком, которого Бэкхён раньше никогда не видел. От этого кровь стынет в жилах. — Я всегда тебя презирал. Ты всегда притворялся таким хорошим. Такой маленький угодник, который хотел, чтобы все его любили, потому что твоих родителей никогда не было рядом. Как нет и сейчас, — Кёнсу растягивает губы в кошачью ухмылку, наблюдая, как Бэкхён продолжает идти спиной вперёд. Сердце заходится в груди. Глаза распахнуты. — Ты позволяешь людям трогать тебя, потому что не можешь сказать «нет». Думаешь, ты такой идеальный? С твоим-то отношением к Чондэ? — в этот раз Кёнсу пихает Бэкхёна, который оступается. Мысли в голове вопят. Он не может пошевелиться, руки и ноги застыли. Грохот. Сердце подскакивает от звука грома. — А знаешь, что меня выводит из себя? Ты суёшь нос только в мои дела, других не трогаешь. И в этом твоя вина. Мне хорошо удавалось сдерживаться, чтобы не придушить тебя, но ты делаешь это невероятно сложным. Ты только и делаешь, что сомневаешь во мне. Толчок. Спотыкание. Грохот. Дождь идёт, холодит кожу, затуманивает обзор. — Ах, ты плачешь, любопытная маленькая сучка? Прямо там у Бэкхёна что-то щёлкает в голове. Кёнсу толкает. Бэкхён толкает в ответ. Кёнсу, видимо, не ожидал, поэтому на лице у него отображается шок. — Иди к чёрту. Ты настоящий монстр. Бэкхён толкает сильнее. Кёнсу бросается на него. Они падают на мокрую траву, катаясь по ней, пока Кёнсу не удаётся прижать Бэкхёна к земле, оказываясь сверху. Бэкхён брыкается, пытаясь спихнуть с себя парня, и кричит: — Ты просто ненавидишь, что я вижу тебя насквозь. Ты никогда не показываешь себя настоящего. Ты постоянно манипулируешь Чонином и ненавидишь, что он нашёл себе новых друзей. Тебя бесит, что ему больше не нужно полагаться на тебя. Удар. Бэкхён кашляет, кожа горит, тёплая кровь стекает по лицу. Ему едва удаётся сделать вдох, как Кёнсу оборачивает пальцы вокруг горла и остро чеканит, слова леденят душу: — Я ненавижу, что ты всегда со мной воюешь. С того самого момента, когда ты присоединился к нашей игре. Ты обвёл Чонина и Чондэ вокруг пальца. Ты ведёшь себя как святоша, а на деле ты ещё хуже меня. Бэкхён со всей силой толкает Кёнсу, и каким-то образом ему удаётся спихнуть парня с себя. Молния сверкает, освещая всю гору, а Бэкхён моргает, видя… видя… — Чонин? — тихим голосом, который растворяется в дожде. Он подбегает с Чонину, хватает его за воротник. Говорить трудно. Горло болит. — Кёнсу, он… Чонин, помоги. А Чонин только кивает, кивает и кивает; в глазах стоят непролитые слёзы. Но Чонин смотрит не на Бэкхёна. Он смотрит за его плечо. — Чонини, — Кёнсу произносит негромко, но почему-то это единственное, что Бэкхён вообще слышит. Его голос мягкий и нежный, словно трепетное прикосновение. Чонин трясёт головой. Плачет. Чонин плачет, а Бэкхён хочет, чтобы это прекратилось. У него болит голова. Он не может сконцентрироваться. Перед глазами до сих пор всё плывёт. Наверное, у него сотрясение — это единственное, что он запомнил от своей вечно отсутствующей матери-медсестры. На его спине нежные руки. И они не Чонина. Бэкхён мотает головой, видит, как руки пробираются сквозь руки Чонина, направляя его. Он бросает взгляд на дом, на открытую стеклянную дверь. Там находится фигура, которая, присев, наблюдает. Она там точно есть. Бэкхёну не может это чудиться. — Он узнает. Он всем расскажет, что ты сделал, — у Бэкхёна хриплый голос, неузнаваемый даже для собственных ушей. Бэкхён изумлённо смотрит на Чонина. — Что вы оба сделали. Чонин трясёт головой, пока ему на ухо шепчут губы, словно они в какой-то испорченной версии падении Евы. Бэкхён даже не может засмеяться от иронии всего происходящего. Чонин рыдает навзрыд. Или это дождь? — Никто ему не поверит. Он прогуливает занятия и едва появляется в школе. Он практически преступник. У него нет друзей кроме нас. У Бэкхёна разбивается сердце, потому что это правда. Это правда. Чонина подталкивают вперёд, а Бэкхён хочет к нему потянуться, смахнуть слёзы, но ему страшно. Он ощущает, как позади него стремительно несётся ветер, вспоминает, как гора уходит в острые камни и бурную реку. Кёнсу пальцами гладит Чонина по лицу и шепчет: — Давай. Столкни его вниз. Останови его боль, Чонини. Бэкхён обнимает самого себя, вымокшего до нитки, и закрывает глаза, вспоминая, что давным-давно сказал ему Чондэ: когда кто-то умирает, то он попадает в более счастливое место. Бэкхён надеется, что это правда, где бы оно ни было. Бэкхён очень надеется, что это правда. *** — Давайте пообещаем, — Бэкхён поднимает в воздух ветку и машет ею в сторону друзей. — До отъезда Чонина. — Типа как обещание завести одновременно детей? — с надеждой спрашивает Чондэ. — Нет, — кривится Бэкхён. Чондэ дует губы, растягивая слова: — Ску-чно. — Заткнись, — Бэкхён бросает ветку в Чондэ, промахиваясь на миллиметры. — Я серьёзно. Я хочу, чтобы мы пообещали, что останемся друзьями. Если кто-то позвонит и ему понадобится помощь, то мы обязательно встретимся и будем вместе, несмотря ни на что. Типа такого. — Фу, это так сопливо, — Чонин морщит нос. — Мне нравится. — Кто бы сомневался, — отвечает Чондэ. Чонин пихает Чондэ, Чондэ пихает Чонина. Бэкхён из игнорирует, поворачиваясь к Кёнсу: — Ты с нами? Кёнсу пристально смотрит на Бэкхёна, взгляд блуждает чересчур долго. Он кивает и говорит: — Если мы не заключаем глупые соглашения, тогда какие же мы лучшие друзья? — Точно! — восклицает Бэкхён, радостно улыбаясь. Чондэ широко улыбается, а Чонин смеётся. Кёнсу улыбается тоже.