А потом мы обязательно поедем к морю

Новенького Сережа впервые увидел на спортплощадке. Чернявый, щуплый, в штанах с драной коленкой, он сидел на нагретом солнцем крыльце, обнимая согнутые ноги руками, и рассматривал остальных ребят. Щурился от ярких лучей, бивших в смуглое лицо, и изучал. За секунду до того, как внимательный взгляд прошелся по нему, Сережа отгородился книжкой — четырнадцатый раз перечитывал сборник рассказов Джека Лондона. Он ждал, что мальчишку представят перед всей группой, но ни в обед, ни вечером, после занятий, этого так и не произошло. К ним редко приходили новые ребята — во всяком случае Сереже так казалось, — возможно, именно поэтому ему так интересен был этот. Познакомиться в итоге довелось довольно скоро. После ужина воспитанникам приюта положено было личное время — ровно час на досуг. Педагоги называли это красивым словом «саморазвитие»; выгоревшие от времени стенды на стенах в коридоре изображали симпатичных ребятишек, занятых чтением, игрой в шахматы и общением; Сережа знал, что в это время нужно забиться в какой-нибудь укромный угол и тихо переждать до отбоя. Старшаки могли запросто устроить «темную», если ты косо взглянешь в их сторону, а от своих огрести еще вероятнее: уже не раз Разумовский становился жертвой чужой жажды самоутвердиться. Лезть в разборки и дележку авторитетов не хотелось, а потому свой час «саморазвития» он проводил чаще всего в библиотеке, читал или рисовал там, а бывало, что и просто тихо сидел между стеллажами, дожидаясь сигнала к отбою. Тем вечером он тихо крался по коридору к своей спальне, когда дорогу ему преградили двое мальчишек постарше. Сережа их знал: они и раньше задирали его, дразнили за «девчачьи» рисунки, которые он прятал на страницах толстой тетрадки. Драться он не любил и не умел. Годы в детдоме научили падать и группироваться так, чтобы защитить лицо и ребра, и это было его единственным боевым навыком. Сейчас снова оттаскают за отросшие волосы — представилось так явственно, что заболела голова; Сережа сглотнул. — Ну что, мелкий, соскучился? — противно улыбнувшись, поинтересовался один из противников. Разумовскому почудилось, будто он с расстояния в пять шагов чувствует мерзкий запах нечищеных зубов. Он молчал, смотря в пол и сжав челюсти, и крепче прижимал к себе тетрадку с рисунками. Обидчик в три широких шага преодолел разделявшее их расстояние, схватил за плечо, сдавил больно пальцами и толкнул. Сережа тряпичной куклой влетел в серую стену, больно ударившись лопатками, но не пискнул и только крепче вцепился в тетрадь. Погрызенные пальцы попытались ее отобрать, но Разумовский охотнее позволил бы избить себя, и потому, комком сжавшись, защищая тетрадь, рухнул на пол. Не успел чужой ботинок с размаху врезаться в его тело, откуда-то от лестницы раздалось: — Эй, отошли от него! Испуганные внезапным окликом, старшаки даже отступились на шаг, оглядываясь и выискивая взглядом воспитателей, но увидели только хмурого новенького и моментально вернули ухмылки на лица. Сережа шевелиться пока не рисковал и из-за упавших на глаза волос и неудобной позы не видел защитника. Слышна была только короткая перепалка, а потом топот ног, и внезапно стоящего возле него старшака буквально снесло чужим телом. Повалив пацана на пол, нападающий отвесил несколько ударов, и они покатились по полу, шипя и злобно пыхтя. Сережа кое-как сел, втянув голову в плечи и не зная, что ему делать: помогать или бежать. За него никогда прежде не заступались. Но до того момента, как он хоть что-то сообразил, в коридоре они остались вдвоем — обидчики скрылись за ближайшим углом, причем второй, не тронувший Сережу, сбежал еще до того, как драка закончилась. — Ты как, в норме? — новенький бодро встал, отряхнулся и подошел к Сереже, протянул руку. — Вставай. Я, кстати, Олег. Сережа молчал. В горле пересохло от волнения, и, хотя он понимал, что его не собираются обижать, слова все равно не шли. С ним такое бывало иногда — просто какой-то ступор, язык прилипал к небу, а ладони становились мокрыми и ледяными. В такие моменты говорить не получалось, как бы сильно он себя ни заставлял. Не дожидаясь реакции, новенький сам поднял его на ноги и улыбнулся обворожительно. Сережа подумал, что никто в этом месте так не улыбается. Это было странно, но благодарность пересилила страх, и Разумовский, чуть ослабив хватку на тетради, прохрипел: — Серега. — Серега? — чуть выгнув бровь, переспросил новый знакомый; тот кивнул несколько раз, уткнувшись взглядом в пол. — Ладно, Серега. Будем друзьями? Позже Сережа поймет, что улыбчивая непосредственность Олега просто не успела огрубеть в условиях детского дома. Он был домашним — пока еще, — говорил как домашний и смотрел так же. Детдомовцы презирали таких, как он, жестоко завидуя, и скоро Олег спрячет свою мягкость подальше от посторонних глаз. Подвергаясь нападкам со стороны обозленных ровесников и старшаков, он научится жить по неписаным правилам, но это потом. А сейчас он выяснил, что их с Сережей разместили в одной спальне, и пребывал от этого в полном восторге.

⋆⋆⋆

— Каковы прогнозы? Олег с трудом скрывал ярость. Имеющий безупречную выправку и способность к самоконтролю, он едва сдерживал звенящий лед в голосе, скалой нависая над перепуганным главврачом. Заключая годовой контракт с Вооруженными силами, Волков не ожидал, что спустя семь месяцев ему, наплевав на все взыскания, придется лететь домой, в родной Петербург. Еще меньше он ожидал того, что причиной будет Сергей Разумовский, расхаживающий в кожаном костюме по пылающим улицам и подстрекающий не слишком сознательную часть населения к беспорядкам. Сидя в грохочущем вертолете и вглядываясь в проходящий по правую сторону от них грозовой фронт, Олег пытался анализировать. С их последней встречи прошло чуть больше полугода. Для него, Олега, месяцы были днями. Днями, полными крови и смерти, одурительно пахнущими порохом и опасностью, а главное — прочищающими голову от лишних мыслей. Медитацией, только очень своеобразной. Для Сережи, вероятно, время текло иначе. И медитацию для себя он выбрал не намного лучше. Не Волкову судить его за этот способ решения проблем (правда, каких именно, он еще не знал); но, черт, он ведь учил Разумовского всегда просчитывать последствия! Что происходило в его голове, чтобы итогом стал отрезанный от суши километром воды психиатрический стационар? Собственно, именно это Олег и пытался выяснить у нервно потирающего дужку своих очков главврача. — Поведение больного на момент поступления сюда было агрессивным, налицо были все признаки шизоидного психоза. Для того, чтобы он не нанес вред ни себе, ни окружающим, нам пришлось перевести его на психотропные нейролептики. Только после этого мы смогли освободить его от фиксации. Олег еще сдерживался. Ему нужно было во что бы то ни стало забрать отсюда Разумовского, поэтому вариант «прикончить главврача прямо здесь» пока не рассматривался. Злобно сжав челюсти и не дав агрессии выплеснуться наружу, он смерил собеседника тяжелым взглядом: — Я хочу его увидеть. — Не думаю, что господин Разумовский в состоянии… — Я сказал, отведи меня к нему. Голос повышать не пришлось, хватило только стальной хватки на вороте чужого халата. Волков прекрасно знал, какой эффект производил, особенно сейчас — заросший после Сирии, с бешеными глазами и нескрываемой угрозой во всем облике. В палату, запертую на три оборота массивного ключа, его пустили в течении следующих десяти минут, нашлось и разрешение на посещение и лишняя идиотская накидочка. Олег шагнул к узкой больничной койке, на которой, отвернувшись лицом к стене и ссутулившись, лежал… Сергей. Волков не думал, что его, прошедшего ад в Сирии, еще может что-то напугать с одного взгляда, но сейчас сердце с грохотом рухнуло куда-то вниз. Он медленно, напряженно подошел вплотную, наклонился. Собственная рука, которую он поднял, чтобы положить на худое плечо, показалась свинцовой. — Сереж. Олег знал, что ничего хорошего не увидит. Знал, что Сергей не будет тем Сергеем, которого он знал два десятка лет. Знал, что под препаратами реакции очень сильно деформируются, а иногда и вовсе отсутствуют. Но оказался абсолютно не готов столкнуться с совершенно пустым взглядом тусклых синих глаз. — Сереж… — вышло беспомощно. Так, словно ему снова тринадцать, а у Разумовского паническая атака, и он не представляет, что сделать. Равнодушный взгляд задержался на его лице ровно на мгновение, а потом вновь потерял фокус, не выдав и толики узнавания. Собрав все свои внутренние силы, Волков выпрямился и, сурово нахмурив брови, обернулся к врачу, стоящему в дверном проеме. — Я собираюсь забрать его отсюда. — Мне очень жаль, но по решению суда… — неуверенно промычал докторишка, нервно покосившись на пациента, — господин Разумовский должен пройти курс лечения, и только после этого решение должно быть пересмотрено… — Я являюсь его доверенным лицом, телохранителем и единственным близким человеком. В случае его недееспособности именно я становлюсь опекуном и легко могу добиться этого через суд. Но стоит ли привлекать общественность? Главврач снова поправил очки. Внутри Волкова клокотала плохо скрываемая ярость, и это заставляло его нервничать. Тем не менее он счел своим долгом урезонить посетителя: — Общественность уже привлечена, господин Волков. Сергей Разумовский не сходит с заголовков всех СМИ больше года. Вам придется согласовать это с вышестоящими органами. Олег скрипнул зубами. Чертов эскулап прав, как бы ни хотелось это отрицать. Но, даже если ему придется зубами выгрызть разрешение забрать Разумовского из этой тюрьмы, он это сделает без колебаний. *** — Доверенность клиники и договор на предоставление дистанционного лечения, разрешение суда, договор с органами власти на установку и обслуживание оборудования для дистанционного слежения, нотариально заверенная доверенность на право представлять интересы больного, оформленная на вас, договор с охранной организацией, договор на монтаж дополнительных средств видео наблюдения, договор на поставку и установку решёток на окна, управляемых дистанционно… Монотонная речь стоящего рядом с ним юриста пролетала мимо ушей Олега. Он сидел за столом Сергея и внимательно смотрел на картину на стене напротив. Занимать дорогущее кресло было неправильно и неприятно, но это было единственное рабочее место в полупустом помещении. Несмотря на то, что Олег действительно являлся доверенным лицом Разумовского, места в его кабинете у него не было; Волков терпеть не мог душные офисы, даже если они были роскошной студией, полной света, новейшей техники и произведений искусства. — Также мне нужны от вас подписи на заявлениях по форме 1В-Ф-34, а еще… Олег перевел взгляд на юриста и поднял руку, раздраженно отмахиваясь от него. — Зачем мне это знать? Просто сделай. И чем быстрее, тем лучше, я не собираюсь ждать, — он резко откатил стул и поднялся, сгреб со стола помятую пачку сигарет. От бюрократических проволочек тошнило. Но здесь не Сирия, нельзя было штурмом взять больницу, в дыму и огне выбить Сергея из рук докторов-тюремщиков и спрятать от всех в каком-нибудь доте. Приходилось делать все законно. Отвратительно. — Да, конечно, все будет сделано максимально быстро, — юрист кашлянул в кулак и поднял взгляд на Олега. — Только это потребует дополнительных расходов, плюс ускорение заказов на оборудование… Олег, только поднесший к губам очередную сигарету, резко развернулся. — Я сказал быстрее, а не спросил, сколько это будет стоить! Испуганный юрист схватил со стола все свои папки, пробормотал что-то и выскочил из кабинета, а Олег со стоном отбросил на стол сломанную сигарету и сжал пальцами переносицу. Голова болела. Случайно поймав взглядом собственное отражение в стекле полированной столешницы, Волков попытался мыслить трезво. Нужно привести себя в порядок. Принять душ и сделать что-то с волосами. Сережа скоро будет здесь, нельзя его напугать своим диким внешним видом.