В начале июня

- Тьюксбери. Взгляд Энолы прохладен и вежлив, она вытянулась и стала как будто еще взрослее и строже. И почему-то пропали искорки из глаз. Или виконту только почудилось это? - Холмс! - он торжественно целует руку с парой серебряных колец и выдыхает облегченно, когда Энола немного оттаивает и улыбается уголками губ. Сдержанно, но тепло. - Надеюсь, ты пригласил меня в свое поместье не для сентиментальных бесед? - колко уточняет она, глядя прямо в глаза изрядно смущенного маркиза. Тьюксбери понимает, что Энола - все та же Энола. Он неуклюже шутит в ответ, что позвал ее попробовать лучший абрикосовый джем во всей Англии. И прекрасно заваренный чай, конечно же. Холмс терпеть не может долгие чаепития и очень любит сладкое. А Тьюксбери любит Энолу. Именно поэтому он никогда не станет на нее давить, как бы ни распирало грудную клетку и радостью, и печалью.

***

Леди Тьюксбери крайне учтива и мила, она ненавязчиво предлагает гостье посмотреть розовый сад - фамильную гордость, к которой руку приложил отец виконта и сам виконт. Гуляя по безупречно ровным дорожкам среди благоухающих кустов, Холмс чувствует себя словно запакованной в нелюбимый ею корсет. Все слишком благопристойно и чинно. Тянет испортить эту безупречную идиллию. Но Тьюксбери понимает ее без слов. Он шепчет Эноле, что его дом на дереве все еще цел и вполне надежен, чтобы они могли подняться туда без боязни упасть. - Я лично и не думала этого бояться, - надменно осаживает его Холмс. Она не лжет, ведь Энола боится совсем другого. Ей так не хочется, чтобы Тьюксбери спешил. Разве их отношения не хороши такими, какие они есть?

***

В тихом убежище среди ветвей их накрывает долгожданное расслабление. Энола больше не притворяется чинной леди, болтает почти как девочка о своих расследованиях - пока что совместных, с любимым братом. Шутит над простодушным характером какого-то доктора Ватсона. Смотрит на виконта дразняще и дерзко, смущая его еще больше из страха перед возможным собственным смущением. Тьюксбери незаметно берет ее руку в свою и устремляет взгляд в безоблачное синее небо. Он так непозволительно сентиментален, близок и нежен, что Эноле, право слово, следует толкнуть его вниз. Холмс никогда не сделает ничего подобного. Она слишком беспокоится о нем, чтобы позволить ему случайно что-то сломать или разбить ему сердце. Это осознание настигает ее внезапно, словно буря, словно разгадка сложнейшей из головоломок, что навязчиво мучила своей неразрешенностью прежде. - Я говорила, что не желаю слушать твоих признаний, - со странным волнением повторяет Холмс, переплетая свои пальцы с его - такими теплыми и мягкими. - Я помню, - вздыхает виконт, - И я вовсе не... Энола нетерпеливо встряхивает головой, словно необъезженная лошадь. Темные кудри так некстати и так свободно рассыпаются по ее плечам. - Нет, Тьюксбери, помолчи, не перебивай! - вдох поглубже, и в омут с головой уже почти не страшно. - Я сама хочу признаться тебе. Ты мне... нравишься. Ты мне нужен. - И ты мне нужна, - тихо отвечает виконт. - Очень, Энола. Очень. Листья хорошо скрывают их лица от посторонних наблюдателей. Однако их маленькая тайна скоро перестанет быть тайной. Вот только пока что они совсем одни среди свежей зелени и золотых бликов июньского солнца. И весь мир замирает в предвкушении долгого лета - и бесконечного, безусловно заслуженного ими счастья.