Бессонница

Гон устал ходить в ссадинах и синяках. Поначалу он думал, что иначе нельзя, что иначе он будет недостоин находиться бок о бок с таким сильным бойцом, как Хисока. Привязанность росла пропорционально появлению новых увечий. Это же было так весело раньше: постоянные сражения, странные шутки. Хисока вполне может похвастаться своим умением веселиться и получать удовольствие от жизни. Он способен обходить стороной что угодно, если это окажется недостаточно интересным. К счастью или к сожалению, Гон входил в круг интересов Моро, был его главной и, возможно, единственной аддикцией. Поначалу даже льстило, что сам Хисока был готов посвящать своё драгоценное время Гону, но позже количество внезапных (почти бытовых в их случае) травм стало слишком много, и это начало походить на что-то нездоровое. Все до одного такие случаи оправдывались игривым настроением Хисоки. Но всем известно, что он — зло. Все друзья Гона только и делают, что твердят ему об этом. Как больно било осознание того, что всё это — правда. Со злом необходимо бороться, а у Гона бессонница — идеальное сочетание. Вот он, под бочком, спит его любимый. Чёртовы чувства бешенными хомячками носились по грудной клетке. Фрикс давно всё для себя решил. Решился на отчаянный шаг. А решался он долго... спорил с собой, прикидывал разные варианты исходов, как будто продумывал стратегию во время боя. Вот только это именно то, что у него всегда получалось хуже всего. Мелкий дождь непрекращая барабанил по оконной раме, и с каждой каплей Гон всё чётче осознавал, что сегодня не уснёт. Он готов. Сегодня. Только бы тот не проснулся.

«Больше не мог терпеть унижений, оскорблений и систематического рукоприкладства с его стороны. В ночь на 12-го октября этого года я решил его убить. Чтобы он этого не заметил, я воспользовался тонкой нейлоновой верёвочкой, которую обвязал вокруг его шеи, пока он спал. А сам лёг в кровать напротив, и стал медленно и осторожно тянуть за другой конец верёвки, затягивая петлю с целью задушить».

Только. Не. Проснись. Гон просил об этом всех богов, которых знал. Молился, хоть и не умел. Он надеялся, что искренний и честный душевный порыв сработает не хуже, чем специально созданные для этого строки. Такая жизнь ничего не стоит. Такая жизнь — не жизнь вовсе. Гон не собирался становиться божеством ни для кого, но стал. Хисока раз за разом услужливо преподносил в жертву Фриксу его самого. Какой-то отдельный вид каннибализма. Ему приходилось «пожирать» самого себя снова и снова. Из-за этого ревностного оберегания, боли якобы во благо и постоянных смен настроения, Гон перестал понимать, где он настоящий. Потребовались месяцы наедине со своей головой, чтобы осознать, что происходящее в его жизни нельзя назвать нормой. Эмоциональные качели. Жестокость, прикрытая сладкими речами и пирожными. Он видел в такой жизни сказку. Головой понимал, что это — жестокая и кровавая сказка Андерсона, чувствами — Дисней со своими идеальными мирами. Каждый раз, когда Гон заставлял себя раскрыть глаза на правду, тонкий и писклявый голосок на дне сознания нашёптывал болезненные и абсолютно нездоровые установки, которые в очередной раз мешали ему что-либо менять. Спасибо дождю, который сегодня не даёт тому вырваться наружу и сорвать планы. Хисока — зло, а со злом все люди борются. Многие завтра скажут Гону спасибо и со спокойной душой выдохнут. Мстить не станет никто, у Моро нет близких или друзей. Разве что Иллуми, но очень маловероятно, что его как-то тронет очередная смерть очередного человека. Обычно сон у Хисоки чуткий, но Гон не дурак, он подготовился — добавил в чай самое мощное снотворное, какое удалось найти, так что проблем возникнуть не должно. Моро умрёт раньше, чем сможет проснуться. Верёвочка уже достаточно плотно прилегает к шее, дальше дело за малым. На подушке видно небольшую выемку, которая образовалась из-за давящего на неё орудия убийства. Тонкая нить чертит себе путь на хлопке, а со временем похожая борозда появляется и на белой хрупкой шее. Только бы её обладатель не проснулся в самый неподходящий момент, это привело бы к фатальному исходу, о котором Гону даже думать страшно. Он медленно и осторожно тянул верёвочку трясущимися руками, похолодевшими от ужаса пальцами. Тянет, чётко осознавая, что напротив — человек, испортивший Гону жизнь, но останавливается и практически отпускает из-за того, что этот же человек принёс в его жизнь много нового и незабываемого. Но вновь отгоняет эти мысли, жмурится и, словно через силу, переступая себя, снова робко начинает тянуть. Отпускает — Хисока раскрасил его жизнь в разные цвета. Тянет — он же раскрасил его тело синяками. Отпускает — Моро помог ему стать в разы сильнее. Тянет — в разы сильнее и в разы дальше от всех своих друзей. Нельзя бросать начатое на полпути, поэтому Гон открывает зажмуренные глаза и покрепче вцепляется в верёвочку, как в своё последнее спасение. Именно им она и является, потому что если план не удастся, придётся вернуться в тот привычный и отчасти уже комфортный ежедневный кошмар. Но если он прямо сейчас со всем разберётся... наутро проснётся в холодной постели рядом с холодным трупом некогда любимого человека. Если прямо сейчас не остановиться, больше никогда не удастся услышать этот бархатистый смех, увидеть игривое золото глаз и почувствовать его крепкие объятия. «Чёрт, я не могу!» — думает Гон, отмечая, что по его подушке, прямо под щекой, успело расползтись внушительное мокрое пятно. Он напоминает себе всё самое ужасное, что происходило изо дня в день, напоминает, насколько больно впивались в шею острые ногти, как сильно может выкрутить руку банджи жвачка, даже если защитить тело аурой. От способностей Хисоки никуда не деться. От Хисоки никуда не деться. Гон ясно это осознаёт, но всё равно безвольно отпускает верёвочку и глушит свои всхлипы в подушке. — Я знал, что тебе не хватит духа, — раздалась явная усмешка со стороны. Гон в панике уставился на Хисоку. Глаза не удалось раскрыть достаточно широко, но это не помешало увидеть, что тот не спал. Фрикс попытался что-то ответить, но его веки потяжелели настолько, что все ресурсы мозга уходили на то, чтобы оставаться в сознании. Бессонницу как рукой сняло, его потянуло в сон, а Моро лишь усмехнулся и сел на кровати. — В следующий раз будь внимательнее, пытаясь подсыпать что-то фокуснику. Неприятно попасть в свою же ловушку, верно, Гон? — Хисока распутал верёвочку на своей шее, забрал второй конец из пальцев Гона и аккуратным маленьким моточком сложил на своей прикроватной тумбочке. — Сладких снов, бунтарь, поговорим об этом с утра.

«Потом я случайно заснул, а он проснулся и увидел мою верёвочку у себя на шее. На этом конец», — на страницу личного дневника Гона упала капля крови. Пора утереть нос и вернуться на кухню, Хисока уже зовёт ужинать.