Останься

Следующий день проходит просто невыносимо. Гречкин просыпается на удивление рано, а все попытки вновь заснуть оказываются тщетными. Он весь на иголках. Это состояние становится неприятно привычным. И это бесит. Кирилл злится. Выжигает взглядом свой телефон, лежащий на расстоянии вытянутой руки и злится. С ним творится что-то странное. Он едва ли похож на самого себя. Или вот он какой? Вот он настоящий: нервный, раздражительный, беспокойный и чувствительный? Предложение насчёт шавермы никак не выходило из головы. Желание позвонить Грому появилось сразу же, как Гречкин открыл глаза и с тех пор ни на секунду не утихало, а только разгоралось. Но Кирилл держал себя в руках. Он где-то слышал, что не стоит навязываться парню, которому хочешь понравиться. Нет, он не то чтобы хотел понравиться Грому, но хотел, конечно же. У Кирилла никогда не было настоящих друзей. В начальной школе он думал, что они есть, но, как выяснилось впоследствии, он ошибался. Сейчас у него, кажется, наконец представилась возможность сблизиться с кем-то, стать чуть больше, чем просто знакомыми. Он боялся этой возможности, потому что не знал, каково это — понимать, что ты можешь доверять человеку. Неизвестность пугала. Но в то же время и притягивала. Почему именно Гром? А черт его знает. На самом деле до этого Гречкин никогда не испытывал желания довериться кому-то, забить на свои принципы и страхи, просто поверить в человека и все. А тут вдруг что-то щёлкнуло. Щёлкнуло, и Кирилл ничего не мог с этим поделать. Мог только ждать и надеяться, что из этого выйдет что-то путное. Какие гарантии были у Кирилла? Никаких. Да в жизни вообще гарантий не было никаких, парень к этому уже привык. А вот к этой острой необходимости в человеке привыкнуть было сложно. Гречкин понятия не имел, сколько конкретно ему нужно было выждать перед тем, как позвонить Игорю, но надолго его бы точно не хватило. Он метался по квартире, проделывая обычные повседневные дела и крутя в руках телефон, борясь с желанием загуглить какую-нибудь тупую статью для девушек по типу «стоит ли звонить мужчине первой, если он мудак эдакий не делает этого сам». Это было бы уже слишком глупо. Это было бы уже слишком низко, хотя за последние несколько дней Кирилл и так пал в своих глазах ниже некуда. Хочется локти кусать от того, какой он бездарь в сфере взаимоотношений с людьми. Хочется позвонить отцу и обвинить его во всех своих проблемах с социализацией, но это вряд ли поможет. Он один в этом огромном пустом доме, и у него раньше никогда не было желания его заполнить. А сейчас появилось. Желание заполнить несколько сотен квадратных метров всего одним человеком. Но он просто не знает как. Гречкин пугается, когда его телефон начинает вибрировать в руках. Наивная мысль, что это звонок от Грома, окончательно выбивает из колеи. Он быстро сбрасывает какого-то знакомого, кидая несколько бессвязных фраз, мысленно ругая себя за идиотское поведение. Игорь сейчас на работе. Конечно же, это звонок не от него. Это очевидно. Но почему тогда Кирилл все равно чувствует это бессмысленное разочарование? Юноша вхолостую допивает бутылку коньяка, набираясь смелости. На все правила и логические размышления становится резко наплевать. Он провёл всю свою жизнь в этом бесцельном гребаном ожидании, а смысл? Если хочешь — делай. Терять ему все равно нечего. Если он не умеет общаться с людьми, не знает, что правильно и неправильно, то зачем стараться? Зачем корчить из себя того, кем не являешься? Он не навязывается. Он получает то, что хочет. Полный уверенности и решимости, обычно присущей парню, Гречкин набирает номер, непонятным образом выученный наизусть. Правда уверенность исчезает довольно быстро. В трубке слышатся гудки, но никакого ответа. Кирилл ждёт недолго, а потом сбрасывает, нервно закусывая губы. Ну и похер. Не отвечает — пусть. Не очень-то хотелось. Хотелось. Очень, очень сильно. Именно поэтому спустя час юноша вновь набрал знакомый номер, обнаруживая у себя новую привычку грызть ногти. Этот майор его точно до добра не доведёт. В этот раз вместо ответа Кирилл все также слышит одни гудки. Он ждёт неоправданно долгое время для человека, на звонки которого отвечают в первые же секунды, а затем снова сбрасывает, испуская разгневанный рык. Он снова злится. На Игоря, на себя. Ему не нравится, когда его динамят. Ему не нравится, когда кто-то способен так сильно задеть его, не сказав при этом ни слова. Со злостью он обычно справлялся алкоголем. Да и с грустью. И со всем остальным тоже. Гречкин вспоминает, что вчера он пропустил вечеринку из-за того, что предпочёл компанию Грома, и теперь решает наверстать упущенное. Если уж напиваться, то напиваться с размахом. Организация спонтанной вечеринки занимает Кирилла на какое-то время и мысли о Игоре посещают его голову чуточку реже. Спустя буквально пару часов его дом становится сосредоточением всей легкомысленной молодёжи города. Гречкин знает от силы десять людей, находящихся в его доме, его же знают абсолютно все. Он погружается в приятное забытье, опрокидывая стакан за стаканом, и очень скоро его перестают волновать чужие руки на его полуголом теле и случайно (специально, конечно, специально) утопленный в бассейне телефон.

***

В нашей жизни существует множество различных правил. Каждый сам для себя выбирает придерживаться их или нет. Игорь насчёт правил никогда особо не парился. Он соблюдал закон настолько, насколько это было возможно — то есть не всегда и не во всем, но это же все для благой цели, это не считается. Правила приличия он обычно посылал далеко и надолго, правила безопасности — тоже. Все равно соблюдая какие-то там правила стопроцентную безопасность обеспечить себе ты не сможешь, а значит, нет смысла морочить ими голову. У Грома было лишь одно правило, которое он соблюдал всегда: отвечать на звонки. Неважно кто и когда звонит, неважно хочется брать трубку или нет, неважно занят или свободен — если есть возможность, нужно ответить. Это правило появилось в жизни полицейского сравнительно недавно и возникло оно далеко не на пустом месте. До определённого времени Игорь никогда не нуждался в правилах, обеспечивающих безопасность и стабильность. Он и без этого прекрасно справлялся. Ему не нужны были никакие гарантии, никакие ограничения. Он делал то, что хотел. Жил так, как считал нужным. А потом один пропущенный звонок взял и разбил всю его жизнь вдребезги, раскрошив о стенку все, во что верил мужчина. Его мир пошатнулся и чтобы все окончательно не разрушилось он придумал одно единственное правило, на котором вся его жизнь осталась держаться, пошатываясь, но не разлетаясь на куски. Он очень боялся его нарушить, зная, что последствия могут быть самые что ни на есть разрушительные. И второй раз он, пожалуй, этого бы не пережил. Поэтому, когда Игорь увидел на телефоне два пропущенных от Кирилла, его сердце по-книжному клишированно пропустило удар. Телефон весь день был разряжен, и Гром даже не подозревал об этом, гоняясь за грабителями по всему Питеру. Только вернувшись в участок, мужчина смог зарядить устройство, после чего сразу же перезвонил по номеру Гречкина. Но в ответ ему раздалось лишь холодное «абонент находится вне зоны доступа». Вам знакомо это чувство, когда земля уходит из-под ног? Когда перед глазами все начинает плыть и кружиться? Когда ты вдруг начинаешь теряться в происходящем и все вокруг кажется каким-то нереальным? Психотерапевт, к которому Игорь ходил какое-то время (две недели), говорил ему, что это является признаком панической атаки. А ещё учащённое дыхание и сердцебиение, жар или озноб, онемение частей тела, дрожь и боль в груди. А главное — сильная неконтролируемая тревога. Панический ужас, который ты не можешь побороть. Гром прислонился к стенке и медленно стек вниз, каким-то образом не привлекая к себе ничье внимание. Телефон выпал из рук, а дышать стало невероятно тяжело. Все тело тряслось в приступе тревоги, и Игорь не мог ничего с этим поделать. Как там его учили? Попытайтесь расслабиться и замедлить дыхание? Легко сказать. На практике сделать это оказалось практически невозможно. Как ты можешь расслабиться, когда все твое тело сковывает страх? У мужчины и до этого случались панические атаки. Он знал, что делать. Нужно отвлечься. Переключить своё внимание на что-то. В полицейском участке сегодня было очень людно. Тут и там раздавались различные жалобы от добропорядочных обманутых граждан и тяжёлые вздохи от уставших полицейских. Игорь попытался сконцентрироваться на одном из разговоров. Кажется, какая-то девушка пыталась заявить о домогательстве. Она показывала полицейскому на синяк на запястье и периодически шмыгала носом, прерывая свою речь. Гром не мог разобрать ни слова. Все звуки смешались в одну бессвязную кашу, посторонним шумом долетая до мужчины. Все было как-то приглушенно, словно из-за стекла. Как будто он наблюдал за происходящим в участке снаружи, носом уткнувшись в окно, не имея шанса зайти внутрь. Это не помогало отвлечься. Не помогало избавиться от ужасной тревоги. Кирилл, Кирилл, Кирилл. Набатом било в голове. Что с ним? Почему не отвечает? Что-то случилось? Он жив? Боже, только бы с ним все было в порядке. Этот глупый мальчишка мог пропасть в любую передрягу, и Гром чувствовал на себе ответственность за непутевого мальчика, потому что знал, что больше никто эту ответственность нести не собирается. Отец? Да что там отец. Он с сыном по ощущениям виделся раз в год и не сильно бы огорчился, если с его шеи вдруг пропала бы ноша в виде двадцатилетнего бездаря. Игорю почему-то казалось, что он был обязан защищать парня, которого едва ли знал. Причин для этого особо не было, но у Грома вообще было много проблем с этим его «спасти всех невозможно, но я постараюсь», так что тут ничего удивительного не было. Нет. Неправда. Все это неправда. Даже звучит, как чушь, неужели не замечаете? Нет? Да бросьте. Разуйте глаза. Петя, Петя, Петя. Набатом било в голове. Что с ним? Почему не отвечает? Что-то случилось? Он жив? Боже, только бы с ним все было в порядке. Петя, Петя, Петя, — скулит себе под нос майор, пальцами впиваясь в голову. Игорь не может пошевелиться. Не может взять себя в руки. Он хочет позвать на помощь, броситься бежать. Он хочешь сделать хоть что-то, но не может. Не может спасти. Он снова пропустил звонок. Он снова опоздал. Снова по его вине погиб ни в чем не виновный человек. Страх полностью поглотил его. Он боится подняться на ноги, боится открыть крепко зажмуренные глаза и узнать, что уже поздно. И звать на помощь уже бессмысленно, и бежать уже некуда. Его разрывает на части отчаянное желание успеть, помочь, спасти и панический страх того, что сделать ничего уже нельзя. Если он откроет глаза он снова увидит холодный истерзанный труп с пустыми голубыми глазами. Если он откроет глаза, Петя снова умрет. Это все повторится. Как блядский день сурка: Петя будет умирать снова и снова, а Игорь будет стоять на коленях, смотря на холодный труп. В полицейском участке кипит жизнь. Сегодня действительно движения здесь больше, чем обычно. Каждый занят своим делом, а дел, к слову, невпроворот. Скорченный на полу Игорь делам особо не мешает, а потому и внимания на него не обращают. Только какой-то ребёнок, держащий маму за руку, ткнул в него пальцем и что-то пролепетал своим детским голосом, но его никто не послушал. Придется справляться самому. Как и всегда. Гром привык. Вот только в этот раз паническая атака была гораздо сильнее всех тех, что ему доводилось испытывать до этого. Только спустя полчаса его начало немного отпускать. К этому времени мужчина уже чувствовал себя абсолютно вымотанным и уставшим. Чувство тревоги никуда не ушло, но он хотя бы мог пошевелиться и вздохнуть полной грудью. Первым делом, как у него получилось встать на ноги, Игорь доковылял до кулера, рукой опираясь на стену. Все ещё было очень тяжело, но мужчина усиленно пытался вернуть себе способность понимать, что реально, а что нет. Пете сейчас ничего не угрожало. Ему вообще никогда больше ничего не могло угрожать. А вот с Гречкиным и правда могло что-то случиться. Помощь нужна живым, а не мертвым, и волноваться стоило тоже о них. Неприятные воспоминания сами лезли в голову, но Игорь изо всех сил пытался отодвинуть их на задний план. Так. Кирилл. Точно. Кирилл. Где он? Без стука Гром вошёл в кабинет начальника отдела, не беспокоясь сейчас о субординации и правилах приличия. — Фёдор Иванович, разрешите досрочно уйти с рабочего места. Я отработаю, сверху работу возьму, на дежурство останусь, что угодно, честно, только пустите, — выпалил Игорь, до того как полковник успел начать свою гневную речь. — Что случилось? — немного ошарашено спросил Прокопенко. — Надеюсь, что ничего, — поджал губы полицейский, — Фёдор Иванович, я и отчёт о поимке грабителей уже написал — врет — ну, разрешите, Христа ради. — Да ты причину мне нормальную назови, тогда и отпущу. — Я потом расскажу, правда, времени нет. — Ладно, иди, но чтобы завтра без опозданий, — вздохнул мужчина, нахмурив брови не из-за того, что не хотел отпускать подчиненного, а потому что волновался за Игоря, но прекрасно знал, что ничего рассказывать он не собирается. Гром тут же вылетел из кабинета. Адреналин в крови подскочил, и он наконец почувствовал столь необходимый прилив сил. Следователь не знал, где сейчас находился Кирилл, но очень надеялся, что тот окажется дома, потому что искать парня по всему Питеру — заведомо гиблое дело. К счастью, ему повезло. Припарковав служебную машину возле особняка Гречкина, мужчина сразу же услышал грохот музыки и чьи-то радостные пьяные крики. В том, что Кирилл находится здесь сомнений не было. Юноша обожал устраивать вечеринки, на которых всегда являлся главным приглашённым гостем, купаясь в так называемых лучах славы. В особняк Игорь попал без каких-либо проблем — вход на тусовку был абсолютно свободным. Видимо, политика у Кирилла была такая: чем больше, тем лучше. Внутри народа было по ощущениям просто бесчисленное количество. Полицейскому пришлось силой пропихиваться через потные тела, пытаясь высмотреть среди мелькающих в разноцветном неоновом свете лиц хозяина дома. На вопросы о его местонахождении он получал ответы по типу «а?» «что?» «не знаю» «ты кто?» «дурь хочешь?» «а ты ниче такой» «ты что пристал?» «хочешь отсосу?» и «нахуй иди». Не очень содержательно и абсолютно бесполезно. Правда Кирилла долго искать не пришлось. Уже во второй комнате его белобрысая макушка бросилась в глаза Грому, что заставило мужчину облегченно выдохнуть. Жив. Все-таки жив. Гречкин сидел на длинном диване в окружении парней и девушек примерно одного возраста. Они все громко смеялись и что-то увлечённо обсуждали, размахивая руками. Кроме них в комнате больше никого не было. Видимо, звездная тусовка или что-то типо того. Кирилл ничего не говорил. Он молча потягивал напиток из стакана с неизвестным содержимым и выглядел довольно отрешённо, мыслями явно находясь далеко не здесь. Юноша не был особо заинтересован в вечеринке, словно он позвал всю эту толпу народа, только для того чтобы не чувствовать себя одиноко, просто чтобы кто-то был рядом. — Кир, кто этот мужик, и почему он на тебя так пялит? — спросил какой-то парень в бейсболке, первым обратив внимание на Грома. Кирилл тут же взволнованно перевёл взгляд на Игоря, заранее зная, о ком идёт речь. — Капец, чувак, что на тебе надето? — засмеялась леди, сидящая ближе всего к хозяину дома. — Ты наверное хатой ошибся, тебе показать где дверь? — подхватил ещё кто-то из компании, явно решив, что оскорбление абсолютно незнакомого человека — это отличное развлечение. Гром бы мог сейчас вытащить из кармана своё удостоверение и заткнуть всех этих недорослей, но во-первых, кажется, он оставил его в участке, а во-вторых, все эти едкие фразочки пролетали мимо его ушей. Кирилл тоже никак не реагировал на остроумные выпады своих «друзей». Он немного потерялся. Потерялся в этом взволнованном и отчасти укоризненном взгляде голубо-зелёных глаз. Он не знал, что Игорь здесь делает, но одно его присутствие делало всю эту вечеринку глупой и бессмысленной. Хотелось немедленно прогнать всех и зачем-то извиниться перед Громом. Кирилл пока не знал за что, но по уставшему виду мужчину казалось, что сделать это определённо стоило. Игорь тоже потерялся. Потерялся в немного радостном и в то же время испуганном взгляде напротив. Потерялся в своих противоречивых чувствах, потому что с одной стороны, хотелось наорать на Кирилла, хотелось назвать его глупым безответственным ребёнком, понимая, что его вины во всем этом нет. А с другой, хотелось просто крепко обнять юношу, прижать к себе, почувствовав его сердцебиение, почувствовав, что все в порядке. Но Гром стоял на месте. Не двигался и молчал, зная, что на его языке крутится не имя Кирилла. Ему было стыдно, но отрицать это он не мог. Перед собой он видел вовсе не Гречкина. — Это ко мне, — спокойным тоном произнёс блондин, тут же заставив всех замолчать, — Выйдите все. Его голос звучал необычно властно, и никто не посмел ему возразить. Молодежь тут же высыпала из комнаты, даже не решаясь начать перешёптываться между собой. Это все безусловно выглядело странно, и у них непременно появится много вопросов, но Кирилл не считал это проблемой. Красиво врать он умел. Ему пришлось научиться. — Прости, что без приглашения, — начал Игорь, когда все покинули помещение, — просто я не мог дозвониться до тебя и подумал, вдруг у тебя что-то случилось. — Ты разве не на работе сейчас должен быть? — Это не столь важно, — нахмурился Гром, не понимая, как его работа вообще к этому всему относится. — Ничего не случилось, — пожал плечами Кирилл. — Я телефон утопил, поэтому звонки не проходили. — Утопил? — Да, решил искупаться в бассейне и забыл про телефон в кармане. — Ты купался в одежде? Сколько ты выпил? — Как много вопросов. — Ладно, задам только один. Зачем ты звонил? — Чтобы спросить не голоден ли ты. — Что? — смутился Игорь, который до недавнего времени был уверен, что Кирилл звонил ему по очень важной причине. — Ну, если ты вдруг голоден, мы могли бы сходить в то место, о котором ты говорил, где продают самую лучшую в мире шаверму. Так что? — Я просто умираю от голода, — Гром растёкся в широкой улыбке и едва ли не промурчал, словно довольный кот, перед которым потрясли пакетиком с любимым кормом. — Тогда чего же мы ждём? — Ты уйдёшь со своей вечеринки? — С огромным удовольствием! — хмыкнул Кирилл, который на самом деле никакого наслаждения от происходящего не получал, — Не против, если мы вылезем через окно? Не хочу привлекать к себе лишнее внимание и отвечать на чьи-то вопросы. Игорь не успел сказать, что вылезание через окно определённо привлечёт много внимания, так как юноша схватил его за запястье и потянул за собой. В следующее мгновение Кирилл уже ловким движением перепрыгивал через подоконник, с глухим шлепком падая на землю. — Акробат из тебя, конечно, так себе, — засмеялся Игорь. — Давай быстрее. Гром чувствовал себя неуёмным подростком, сбегающим из родительского дома, плюя на наказание в виде домашнего ареста. Ему эта ситуация почему-то казалось такой смешной и такой глупой. Конечно, Игорь частенько выпрыгивал из окон — специфика работы — но происходящее сейчас ощущалось совсем по-другому. В этом был какой-то безумный юношеский запал, свежесть свободы и невероятная окрыляющая легкость. — Черт, моя ламба стоит на заднем дворе. — Поедем на моей, — самоуверенно предложил Гром, как и Кирилл, не желая попадаться кому-то на глаза. Просто потому что играть в шпионов веселее. — У тебя есть тачка? — Почти. Следователь был уверен, что завтра на работе он определённо получит выговор, так что нужно будет придумать какое-то вразумительное оправдание, почему он всю ночь гонял на служебной машине. Прокопенко соврать будет сложно, но он постарается. Во всяком случае, сейчас завтрашние проблемы его не волновали, лишь добавляли азарта. — Можно я поведу? — с нескрываемой надеждой в голосе спросил Гречкин, смотря на полицейского большими горящими глазами. — Вождение в нетрезвом виде — это статья. — Какой ты скучный, — закатил глаза блондин. — Может быть, в следующий раз, принцесса, — Игорь подмигнул юноше, который тут же покраснел и чуть ли не взвизгнул. Время было уже позднее, а потому на улицах машин было немного, что на самом деле расстроило Гречкина, потому что он надеялся уломать Грома включить мигалки. К нужному месту они приехали довольно быстро, Кирилл даже не успел надоесть майору своими глупыми расспросами. Гречкин не знал, что конкретно он ожидал увидеть, но маленький ларёк явно не показался ему особо многообещающим. Зато горделивый довольный вид Грома обещал очень многое. Следователь заказал две шавермы «как обычно», а затем очень долго воевал с Кириллом, отказываясь позволить ему заплатить. В конечном итоге Гречкин просто молча смел копейки Игоря с прилавка и запихнул их ему в карман, протянув продавцу свои деньги и посмотрев на Грома таким испепеляющим взглядом, что у того резко пропало желание продолжать спор. Как только Кириллу торжественно вручили шаверму, к его ногам прибежала дворовая собака и начала тыкаться носом ему в колени. Гречкин немного испугался и отпрянул от животного, на что Игорь хрипло рассмеялся, садясь на корточки рядом с собакой. — Не бойся, Мухтар не кусается, он пёс добрый, — полицейский отломил кусок от своей порции и скормил собаке, за что она благодарно потерлась о его руку, как будто котёнок. — Мухтар? — Он абсолютно всех собак зовёт Мухтарами, — добродушно усмехнулся продавец, невольно подслушавший разговор. — У меня в детстве пёс был. — Мухтар? — спросил Кирилл, к этому времени уже тоже присевший на корточки и активно гладящий собаку, в глубине души надеясь, что она не была вшивой. — Ага, хороший был пёс, верный. Как ощущается счастье? Как тёплые мамины объятия? Как большой торт со свечками на день рождения? Как сладкое бабушкино варенье? Как приятная свежесть после грозы? До недавнего времени Кирилл думал, что оно ощущалось как терпкий вкус коньяка, но что-то в его жизни начало меняться. Счастье теперь ощущалось как светлая питерская ночь, мокрый собачий нос и случайные столкновения кончиков пальцев. Они просто сидели и гладили Мухтара бесконечно долгое время, будто у них в запасе была целая вечность. Может быть и не было. Может быть в запасе у них была всего одна ночь, но никому из них не хотелось торопиться. Бежать было некуда. В кои-то веки можно было просто спокойно выдохнуть и на какое-то время остановиться. — Только не ешь пока, я хочу отвести тебя в одно место, — сказал наконец Игорь, вставая на ноги. — Куда? — Пойдём, сейчас узнаешь. Гром протянул юноше руку, прекрасно зная, что он и без его помощи может подняться. Они попрощались с Мухтаром и хозяином шавермной — Боже, это так называется? — и пошли… куда-то. Как оказалось, Игорь собирался отвести Кирилла на крышу, и, черт возьми, идея была прекрасна. Несмотря на позднее время, на улице все равно было светло и лишь слегка прохладно. С крыши открывался прекрасный вид на питерские дома, покрытые ночной дымкой, и пустынные улицы. Тишину уснувшего мегаполиса нарушало лишь далекое гудение одинокой машины и громкое дыхание Гречкина, который радостно перевешиваясь через ограду, восхищенными глазами смотрел на родной город, очарованный его непривычной пустотой. — Смотри не упади, — отчасти шутливо, отчасти серьезно предостерёг следователь, ухватив юношу за край кофты. — Здесь так красиво! — воскликнул Кирилл, резко повернувшись на мужчину. Тонкие пряди светлых волос разлетались в разные стороны, повинуясь дуновениям ветра. На лице застыло глупое выражение лица, вычерченное слегка приоткрытыми губами, растёкшимися в кривой улыбке. Чайно-зеленые глаза юноши горели ярким, заразительным огнём, а внутри так и билась жизнь, радостным восхищением искрясь из-под длинных ресниц. Как там говорится? Красота в глазах смотрящего? Наверное именно в тот момент Игорь наконец-то понял смысл этого выражения. — Да, красиво, — мягко улыбнулся Гром, смотря в глаза парню, не решаясь сказать что-то большее. А Кирилл ничего и не понял. Он продолжил по-искреннему глупо улыбаться, не догадываясь, что красоту Игорь нашёл вовсе не в пейзаже ночного города, а в его глазах. Ну может оно и к лучшему. — Все, теперь можешь пробовать. Игорь присел на небольшую каменную надстройку и сделал первый голодный укус своей шавермы. Кирилл сел рядом с полицейским и сначала просто недоверчиво смотрел на то, как он остервенело ест, не решаясь притронуться к своей еде. Заметив это, Гром пихнул юношу локтем, призывая к действию, и тот сделал первый осторожный укус. А затем ещё один. И ещё один. — Хм, а это действительно неплохо, — довольно улыбнулся Кирилл. — Неплохо? Это просто божественно! — возмутится мужчина. — Ну, не стейк из мраморной говядины, но… Игорь снова пихает Гречкина в бок, а тот невинно смеётся и пихает мужчину в ответ. — Давай на брудершафт, — внезапно предложил Гречкин. — Чего? — Не волнуйся, целоваться не обязательно, — зачем-то уточнил блондин, — это чтобы закрепить наше э… знакомство, — слово «дружба» произносить вслух пока что страшно. Это слишком громко, слишком волнительно. Кирилл решает, что в этом деле лучше не торопиться. — Ну давай. Парни переплели свои руки и одновременно сделали по смачному укусу, смотря друг другу прямо в глаза. Почему-то это вызвало у них обоих приступ смеха, так что они упали друг на друга, дрожа от еле сдерживаемой истерики. — У тебя такое тупое выражение лица, когда ты ешь! — воскликнул Кирилл. — А ты весь в соусе! — давясь смехом, заявил Игорь. — Правда? — Кирилл резко поднял голову и посмотрел на мужчину по-детски широко распахнутыми глазами. — Вот здесь, — Гром аккуратно провёл костяшками пальцев по уголку губ юноши, — и здесь, — по подбородку, — и здесь, — по носовой складке, — и здесь, — и по самим губам. Кирилл практически не дышит, а каждая клетка его тела дрожью отзывается на эти прикосновения. Но то, что происходит дальше, окончательно отнимает у парня возможность дышать. Гром нарочито медленно облизывает свои пальцы, смакуя белый соус на языке. Он делает это без какого-либо подтекста, знаете, ему просто нравится соус, а потому когда Гречкин кончиками пальцев медленно касается его губ, вытирая остатки вязкой субстанции с хриплыми словами «у тебя здесь тоже немножко», Игорь без задней мысли облизывает и пальцы юноши, лишь по предобморочному состоянию Кирилла, понимая, что он только что сделал, и как порнушно это выглядело со стороны. Гречкину кажется, что Игорь мстит ему за тот раз, когда он облизал пальцы мужчины, облитые алкоголем. Гром же лихорадочно думает о том, как выйти из этой жутко неловкой ситуации. Самый очевидный вариант, кажется ему наиболее привлекательным, но в то же время наиболее непозволительным. Целоваться необязательно, да? А что если так сильно хочется? Лицо Кирилла до смешного раскрасневшееся, зрачки в помутнённых глазах расширенные, а пухлые губы бесконтрольно приоткрыты. Игорь не зря славился в участке своей стальной выдержкой, потому что, видит Бог, не поддаться соблазну в тот момент было практически невозможно. Но Гром не хотел переходить черту. Ему казалось, что он был не в праве это делать. Он хотел оставить выбор за Кириллом, просто потому что чувствовал, что это важно. Что это парню было просто необходимо. Игорь отворачивается от блондина и продолжает есть шаверму как ни в чем ни бывало. Гречкин сначала тупо зависает, смотря на профиль следователя, а потом следуя его примеру возвращается к еде. В короткий промежуток времени все оказывается съедено, и Гром довольно потягивается, заявляя, что после такого самое время поспать. Кирилл что-то бурчит — мурчит — себе под нос, а затем кладёт голову на плечо мужчине, видимо соглашаясь с ним. Они молчат. Но это не неловкое молчание. Отнюдь. Обоим парням в этом молчании более чем комфортно. Игорь привык молчать. В молчании ему всегда было гораздо приятнее, чем в пустых разговорах, от которых он в последнее время совсем оградился. Тем более в молчании у Игоря было меньше шансов что-то разрушить, потому что на словах он был довольно неуклюж и зачастую не мог правильно донести то, что чувствовал. Чувствовал Гром очень многое, особенно сейчас, когда белобрысый юноша мирно сопел у него на плече, а потому лучше было просто помолчать, чтобы ничего не сломать, ведь у них с Кириллом, кажется, наконец начало что-то строиться. Гречкин же наоборот слишком привык говорить. Говорить, говорить, говорить, забивая эфир белым бессмысленным шумом, потому что чем больше ты говоришь, тем меньше тебя слушают, тем меньше вдаются в детали и подробности. Для Кирилла разговор — способ забить людям голову чушью, навешать лапшу на уши. Когда много говоришь, люди обычно думают, что ты довольно открытый человек, они проникаются к тебе доверием, начинают думать, что знают тебя, пускай это вовсе не так. Гречкину именно это и было нужно. Но с Игорем никакой иллюзии создавать не хотелось. Кирилл пока не был готов открыться мужчине, но он правда хотел, чувствовал, что рано или поздно сможет это сделать. Но не сейчас. Сейчас лучше было просто помолчать. И они молчали. Молчали, пока Гречкин не вспомнил кое-что, что никак не давало ему покоя. — Можно задать один вопрос? — Можно, отчего же нельзя, — пожал плечами Гром, — Только не обещаю, что я на него отвечу. — Что у тебя за пунктик на телефонные звонки? — Кирилл наделся, что вопрос прозвучал максимально серьезно. — В смысле? — Вчера ты меня вынудил взять трубку, а сегодня сразу же примчался, когда не получилось до меня дозвониться. Это же все не просто так, правда? Кирилл тут же осекается от молчания Грома, не зная, имеет ли право такое спрашивать. Видимо, это было что-то очень личное. Видимо, Кирилл затронул ту тему, что затрагивать было нельзя. — Если не хочешь — не отвечай, я пойму. Гром хмурится не от того, что парень лезет не в своё дело, а от того, что тот, сам того не зная, задел самое больное. Иш какой проницательный, зараза. Что ж с ним таким делать? Игорь поворачивает голову и смотрит на юношу. И как бы он не хотел сравнивать, но оно все как-то само, на автомате. Петя тоже умел резать без ножа, тоже нечаянно откапывал то, что Гром пытался спрятать как можно глубже. А ещё вечно смотрел также обеспокоено и серьезно, когда чувствовал, что с Игорем что-то не так. И смеялся довольно похоже. И едко усмехался. И язвил и острил. И вёл себя провокационно. И людей не любил, но всегда был в самом центре оживлённой толпы. И деньгам доверял больше, чем себе самому. И с Игорем вёл себя не так, как с другими, одним лишь этим влюбляя в себя бесстыдно. Вот только Кирилл был жив, а Петя уже нет. И Кирилл не заслуживал, чтобы его с кем-то сравнивали, но заслуживал ответов. — Просто один пропущенный звонок однажды стоил мне жизни близкого человека, — после долгого молчания тихим и очень серьёзным голосом наконец проговорил Гром, — и я не хочу чтобы это повторилось. Гречкин понимающе кивнул, не надеясь, что Игорь продолжит. Но он продолжил. — Чуть больше года назад мы с моим напарником расследовали дело о серийном убийце. Казалось, мы зашли в тупик, зацепок почти не было и все они вели в никуда, — по голосу было слышно, что разговоры о прошлом давались Грому с большим трудом. — Мой напарник, он всегда был более догадливым, чем я и в то же время более неосторожным. Однажды, уже после окончания очередной бесполезной смены, когда мы оба разошлись по домам, он получил какую-то наводку и решил не терять время даром. Он позвонил мне, когда уже был на пути в доки. Я в тот момент был в ванной и не услышал звонка, а когда перезвонил по номеру было уже слишком поздно. Номер был недоступен. Я сразу почувствовал неладное, пригнал в участок, попросил отследить местоположение по телефону и кинулся туда. По дороге попробовал ещё несколько раз дозвониться до него, но все без толку, — Игорь на какое-то время замолчал, и Гречкину показалось, что на этом он и закончит свою историю, но вскоре мужчина продолжил и его голос уже ощутимо дрожал, хотя он и пытался вести себя невозмутимо, — Через несколько дней его труп достали из воды, а ещё через день преступника нашли повешенным в своей же квартире. У меня даже не было шанса отомстить. Этот ублюдок не заслужил смерти, он заслужил нечто гораздо хуже, чем смерть. Теперь тишина повисла уже основательно. Гречкин не знал, что сказать. Что вообще говорят в таких ситуациях? «Мне жаль»? «Он сейчас в лучшем мире»? Кирилла от этих слов непременно бы стошнило. Он судорожно пытался что-то подобрать, но в голове не было ни одного стоящего варианта. — Забей, ты не должен ничего говорить, это было больше года назад, я отошёл, оставив прошлое в прошлом, — Игорь сразу же почувствовал напряжение парня и посмешил его снять, чувствуя, что не должен загружать парня своими проблемами. — Остался только этот бзик по поводу звонков. Сегодня, когда я не смог до тебя дозвониться, у меня случилась паническая атака. — Черт, я дебил, — юноша зачем-то ударил себя рукой по лицу, — Клянусь, больше никогда не купаться с телефоном в кармане. — Да у тебя теперь и телефона-то нет, — усмехнулся полицейский. — При первой же возможности обязательно куплю новый! — уверил Гречкин, словно чувствуя на себе какую-то ответственность, — И всегда буду отвечать на твои звонки. Во всяком случае буду стараться, честно! Грома очень позабавил этот энтузиазм в словах юноши. А ещё ему стало очень тепло и приятно. Кирилл проявлял свою заботу очень своеобразно, но для мужчины она все равно была очень важна, тем более от блондина он ее получить совсем не ожидал. — Правда, ты уж прости, но я иногда, как это сказать, ухожу в запои, могу пропасть на несколько дней, не выходить на связь и все такое. Просто образ жизни у меня такой. Но если для тебя это так важно, я буду отвечать, правда. Вот куплю телефон и поставлю на звонок от тебя какую-то особенную песню, чтобы сразу понимать, что ты звонишь и что тебе нужно обязательно ответить. — А остальным необязательно? — Необязательно. Да им и дела особого нет. Позвонят, позвонят и забьют на меня. Зачем же им тогда отвечать вообще? Гром не нашёлся, что ответить, потому что Кирилл был в чем-то прав. — Какую песню поставишь? — Пока не знаю, — пожал плечами Кирилл, — Может быть что-то из Morgenstern‘а — Это что? — О Боже, я забыл, что ты дед, — покачал головой Гречкин, усмехнувшись себе под нос. — Эй! Да хватит меня так называть! Игорь внезапно начал щекотать парня, а тот даже не пытаясь сдержаться, сразу же рассыпался в громком смехе и начал истерично дергаться. — Прекрати! — Прекрати называть меня дедом! — Нет! Гречкин свалился вниз, а Гром все не останавливался, навалившись на парня, чтобы было легче осуществлять свою пытку. — Сдавайся, — кричал Игорь, рассекая своим властным голосом тишину предрассветного Петербурга. — На меня напал безумный дед, помогите! — не собираясь признавать своё поражение, сопротивлялся парень. — Ах, ты сучонок, — Гром залез руками под кофту, потому что, ну, знаете, через одежду человека щекотать не очень удобно, а Гречкин тут же выгнулся в спине, почувствовав холодные пальцы на своём животе. Игорь повёл руками выше, продолжая щекотать парня. Кофта юноши слегка задралась, оголив бледный плоский живот, и когда Гром перекинул одну ногу через тело Кирилла, оказавшись над ним, потому что, ну, знаете, так щекотать человека гораздо удобнее, картина стала совсем уж странной. Гречкин отпирался, слабо цепляясь за чужие руки, но положение у него было совсем уж не выгодное, а в мыслях было только одно: «интересно, можно ли возбудиться во время того, как тебя щекочут?». Когда пальцы Игоря случайно коснулись соска Кирилла, парень очень испугался возможности на практике узнать ответ на свой вопрос, а потому начал сопротивляться активнее, но подмышки были его самым слабым местом, так что Гречкин особо ничего сделать не мог, задыхаясь от смеха. — Все, все, ладно, сдаюсь, — на одном дыхании вынужденно выдавил из себя Кирилл. — Скажи это, — Гром перестал щекотать блондина, но не спешил убирать руки до полного подтверждения своей победы. — Я был не прав, ты не дед, — часто-часто дыша, проговорил весь раскрасневшийся Кирилл. Несколько мгновений Игорь все ещё нависал над юношей, пристально смотря ему прямо в глаза, словно хищник, готовый вновь наброситься на жертву в любой момент. Гречкин чувствовал себя абсолютно беззащитно под этим взглядом, проклиная Игоря за то, что рядом с ним дышать вечно было так тяжело. — Хорошо, — видимо убедившись в том, что в словах Кирилла нет никакого подвоха, Гром наконец сдвинулся с места и лёг рядом с парнем. Гречкин спешно поправил задравшуюся кофту и повернул голову на Игоря. — Ладно, если ты не шаришь за Morgenstern‘а, то что же ты тогда слушаешь? — Я Земфиру люблю, — скромно ответил Гром. — Отлично, — хмыкнул Кирилл, но без капли презрения, — Тогда ее и поставлю. — На звонок? — Ну да. Меня конечно скорее всего не поймут, но зато я точно сразу узнаю, кто звонит и попытаюсь ответить, как можно скорее, пока меня не успели засмеять мои ребята. — Земфира крутая, — как-то немного обиженно заявил Игорь. — Я не спорю. — Да ты наверно и песен ее не знаешь. — Неправда! Знаю. — Да ну? Какие же? — Я названия не помню, — честно ответил Гречкин. — Тогда напой. — Я не умею. — Значит, не знаешь, — усмехнулся мужчина, чем невероятно оскорбил Кирилла. Мама Гречкина очень любила Земфиру. Как он мог не знать? — Я искала тебя годами долгими, — неуверенно, но очень старательно начал петь юноша, по правде говоря, просто отвратительно, — Искала тебя дворами темными. — В журналах, в кино, среди друзей, — подхватил Игорь своим низким хриплым голосом, и Гречкин в ту же секунду возненавидел его за то, что он звучал так неожиданно хорошо, — И в день, когда нашла, с ума сошла. — Ты совсем как во сне, — в унисон уже не пели, а орали парни, вполне вероятно нарушая чей-то спокойный сон, — Совсем как в альбомах, где я рисовала тебя гуашью. Раньше эта песня ассоциировалась у Игоря с другим человеком. Раньше на этой крыше он любил проводить вечера, ночи, утра и дни с другим человеком. Но смотря в глаза смеющемуся юноше, который уже в одиночку без всякого стеснения кричал строчки из песни, улыбаясь так ярко, так солнечно, что вовсе и не чувствовалось, что сейчас ночь, Гром думает, что, кажется, пришло время для новых воспоминаний, новых ассоциаций, новых чувств и эмоций. Он думает, что наконец-то готов впустить нового человека в свою жизнь. Пускай Гром и не рассказал Кириллу всю правду, но он уже начал понемногу открываться парню, он уже начал делать первые шаги. Может быть и совсем маленькие, но маленькие шаги — это тоже очень важно. Это тоже повод для гордости, особенно если эти шаги даются человеку очень нелегко. Особенно если ещё недавно ему казалось, что идти он больше никогда не сможет. Может, Гром пока и не чувствует, но маленькие шаги делает не он один.