Огонь, который греет

С раннего утра оконные стёкла подрагивали, а вентиляционные шахты стонали от порывов ледяного ветра. И хотя призрачная кожа всегда была безразлична к теплу и холоду, сегодня Могами удалось испытать ощущение, очень похожее на прижизненные мурашки. И тем не менее, недружелюбная погода вовсе не стала преградой между ним и домашними делами. Полить цветы, рассортировать баночки и колбочки Джуны и убедиться, что среди флакончиков с ду́хами не затесался флакончик с духáми. И, конечно же, подмести и протереть пыль. Нет ничего плохого в том, чтобы тонкая сеточка пыли затягивала книги, полки, бутылки и кувшины. Но если предоставить её самой себе, на шкафах, в глубоких углах и за картинами она начинает скапливаться, слёживаться, собираться в рыхлые комки застоя и горечи… Лучше уничтожать их ещё до рождения. Кроме всего прочего, у себя в распоряжении Могами имел один из самых удобных инструментов для уборки: способность к полёту. Он в пару счётов забирался на вершины самых высоких шкафов и обходился без хлипких табуреток и самодельных лесенок, с которых свалиться и свернуть себе шею — раз плюнуть… Могами начал вести влажной тряпкой по верху шкафа, и рука его застыла. Между пыльными досками и стеной перекинулись тонкие нити паутины. Хотя обитателя сетей поблизости видно не было, Могами осторожно наставил на них палец. Крошечные алые огоньки, словно капельки раскалённого металла, обсыпали паутину и разъедали, жгли её, не оставляя пепла. Могами ухмыльнулся одним уголком губ. В его руках по-прежнему лежала самая разрушительная и беспощадная сила, и он научился пользоваться ей с ювелирной точностью. Жечь паутину и конфетные фантики, случайно скинутые Джуной с кровати, становилось немного скучно, однако пауки в их дом уже почти не захаживали. Ветер по-прежнему выл под крышей и заставлял зябко перебирать неживыми пальцами. Неожиданно холодом потянуло от входа в квартиру: Джуна вернулся домой. Могами отбросил тряпку и поспешил к двери. — А я уж начал опасаться, что тебя ветром унесло, — сказал он вместо приветствия, но Джуна не посмеялся над его шуткой. — Холодно… — прошептал он и судорожно вздохнул, вцепившись в плечи. — Там так холодно! Могами смотрел, как он спешно сбрасывает с себя тонкую светло-голубую куртку: в ней он выглядит потрясающе, но перед лицом холодного штормового ветра она всё равно что клочок бумаги… Джуна пробежал в комнату, повторяя «Холодно, холодно...». Он торопливо осматривался: искал что-то взглядом. И не переставал обнимать себя за худые плечи; даже от двери Могами мог видеть: его трясло. — Зачем ты спрятал мой свитер? — спросил наконец Джуна, выдвигая ящик комода. — Да я просто прибрался немного… — растерянно ответил Могами. Джуна нырнул в просторный вязаный свитер, схватил с кровати плед, накрылся и горько вздохнул. Могами продолжал приглядываться: у него что, губы посинели? Или это просто помада в цвет к куртке? Досадливо поморщившись, Могами опустил взгляд на свои руки. Ни холодные, ни горячие… На то, чтобы держать тряпку, они годятся, а вот грелка из них получится никакая. А ведь они столько сотворили… Эта огромная, еле укротимая сила… Могами видел свои воспоминания, как будто в зыбком тумане, во флёре загадки и нереальности, но всё ещё достаточно чётко. Однозначно. Он помнил, как именно применял свою силу. Кровавый огонь. Костяной хворост. Органический пепел. Но всё это — за горьким туманом. Могами — мастер своей силы. Он может заставить её пламя плясать как ему вздумается и даже обратить в мерцающие, нежно рдеющие угольки. Адское пекло осталось там, под слоем нестираемой пыли… а здесь и сейчас — его непоседливый возлюбленный замерзает, пусть не до смерти, но до кашля и температуры — точно. Могами сел в большое мягкое кресло и позвал: — Джуна, иди сюда. Джуна встал с кровати и пошёл к нему, однако шаги его были несмелыми. Наверняка он тоже не знал, каково это — греться о призрачное тело. Но Могами — не простой призрак. Может, его задумка сработает, может, нет — всегда можно остановиться. И Джуна не даст причинить себе вреда и не позволит Могами быть кем-то, кем он быть не хочет. Могами решительно потянулся к нему с объятиями, усадил к себе на колени — плед соскользнул с плеч, но Могами не дал его поднять. Он сомкнул руки вокруг Джуны и прижался лбом к его шее. Он думал о беспокойном сердцебиении, которое Джуна пытался удержать в груди вместе с оставшимся теплом, о трясущихся пальцах, которые он стискивал на бесплотных плечах, о каждом крошечном вздрагивании, о дрожи, в которую, казалось, превратилось всё его хрупкое живое тело. Тепло, тепло… Между ними — только тепло. Могами собирал дрожь и холод в ладони, обращая в текучую, ласковую, волшебную энергию, которую не мог почувствовать сам, но ощущал в том, как расслабляется тело Джуны, как он размягчается у него на руках, и льнёт к груди, и дышит в самое ухо… На мгновение он замер и настороженно приподнял голову — Могами покорно ослабил объятия. Вдруг?.. Слишком? — Ты что, с подогревом?! — спросил Джуна и взглянул на него округлившимися, полными изумления и восторга глазами. И хотя на губах его играла озорная усмешка, удивление точно было искренним. Столько времени провёл среди духов, а согрели его в первый раз… Могами с довольством улыбнулся, но строго сказал: — Я тебе не кофеварка какая-нибудь. Джуна рассмеялся и снова уткнулся в его плечо: оставалось только сомкнуть объятия ещё раз. Можно сколько угодно закатывать глаза, слушая его шутки, но если бы не он, то Могами, может, вовсе бы не узнал, что такое кофеварка. И не вспомнил, что такое тепло. А Джуна охотно принимал ответный дар: его руки шарили повсюду, в волосах, за воротником, под пиджаком, и крепким кольцом стискивали рёбра, и грудь, и шею… Могами решил высказаться, пока у него оставалась возможность говорить: — Аккуратнее, ты меня… — начал он и запоздало задумался. Чувствовал, что встал на что-то шаткое и опасное, но мысли как замерли, так и не могли качнуться ни туда, ни обратно. Джуна остановился. Его голова осторожно легла на плечо Могами. Тот покосился вниз и увидел только краешек улыбки и лукаво прищуренный глаз. — Задушишь? — спросил Джуна. — Ты хотел сказать задушишь? Отругать бы его за дерзость и проницательность — но у Могами в груди что-то отлегло. Может, он вспомнил, что иногда слова кажутся опаснее, чем есть на самом деле. А может, это хватка Джуны так ослабела… и теперь хотелось вернуть её обратно. Они ведь просто дурачатся… — А что, по мне заметно? — усмехнулся Могами. Ответом Джуны был поцелуй: робкий, лёгкий, в край скулы под самым ухом. Губы его, должно быть, горячие, согретые смехом и укрощённой силой. Дальше будет лучше и лучше, потому что Могами — мастер и своих сил, и своей судьбы, и своих страхов, и Джуна — самое живое тому доказательство.