бабочка-однодневка.

Люди не понимают друг друга, люди пугают да врут А любят, когда это труд и всецело невыносимо Ты мне целовала спину Туда же и наносила две тысячи ножевых А мне чудилась даже в них нежность Я никогда так не любил прежде.

Весна только недавно окрасила зеленью старые улочки посёлка, скрытого за темницей тайги. Этот бескрайний хвойный лес, пожалуй, будет даже больше, чем все, которые довелось видеть Кате. А видела она немало. Деревья растут густо, их кроны смыкаются и свет сквозь них почти не проникает, заставляя людей обходить тремя дорогами треклятую тайгу — прибежище неприкаянных душ. Однако, только людей и заставляет, а других индивидов, не достигших возраста, когда мозги встают на место — детей, это не пугает ни чуть. Вероятно, это и есть причина столь частых пропаж в посёлке. Катя брела по слою прошлогодней хвои, стараясь выдерживать чёткое расстояние от окраины посёлка. Пропадать снова не хотелось, но лес отчего-то был притягательным. Он манил к себе в пасть, затягивал игольчатыми лапами в свой плен, отметая все шансы на беззаботную жизнь. С момента её пропажи прошло три года. Собственно, с момента ее возвращения прошло без двух недель столько же. Каждую ночь Катя видела их. Страшные силуэты, возвышающиеся над её хрупкой фигурой, гниющие и рычащие. Они дрались и кусались, воевали за первенство в испробовании сладкой плоти. И снился Рома, отчаянный и бесстрашный, защищавший её от всех. Он скалился и рычал на манер животных, панически сжимал в ладонях свою бабочку — ключ к спасению. И был прекраснее всех. Это было так реально, что Катя порой верила, что все это было взаправду. А может и правда было… С момента её возвращения Рома Пятифанов был рядом всегда. Мало того, что именно он её и нашёл (с Петровым и Бяшей в придачу, конечно же), так ещё и нёс на руках, игнорируя тяжесть Кати и свою собственную силу. Останавливаться было нельзя, в прочем, как и идти с более быстрой скоростью. Детей спасло появление Тихонова и матери Кати. Ох, тогда начался Ад. Мама плакала, хваталась костлявыми пальцами за запястья, а Катя не мигая смотрела на свою ногу, словно только её увидела. В прочем, да, она увидела её впервые, не перевязанную криво тряпкой, пропитанной кровью и чем-то зелёным, пахнущим. Разодранная, но уже не кровоточащая. Смирнова, конечно, понимала, вряд ли уже сможет нормально ходить. Как обычный здоровый человек, конечно, но все же надеялась, что сможет хоть как-то. И сейчас она ступала рядом с Пятифановым, улыбаясь своим мыслям. Она уверенно наступала на пластиковый протез, умело игнорируя его существование. Девочка, теперь уже девушка научилась жить одним днем, сравнивая себя с бабочкой-однодневкой. Только лишь за предоставленную возможность взглянуть на мир под новым углом, Смирнова готова поблагодарить этих зверей, показавших настоящую ценность жизни. А может, эти звери им просто привиделись. Он держал её за руку, разглядывая сеточку синих вен, оплетающую тонкую кисть. Иногда Пятифанов всерьёз думал, что все это глупая шутка, что не бывает такого взаправду. Что не спасал он никакую Катю Смирнову. Сон все это. Глупый, детский, непробудный, уничтожающий намёки на смысл в их взаимоотношениях, и его превращение в собачку. Однако, вот она. Здесь. Идёт рядом такая живая и осязаемая. В лёгком голубом платье, с бантиком в белых волосах. Длинных, таких, что хочется потрогать, пропустить пару прядей сквозь пальцы и вдохнуть её тонкий аромат лаванды, переносящий на поля Прованса во Франции. Вот только, Провансом грезила Полина, так горячо обожаемая раньше, далёких три года назад, Ромой. И он хотел увезти её туда, подальше от холодного ужаса этой деревни. Но не увёз. Напротив — позабыл. Променял на Смирнову, которой и так слишком много чести отдали. Но Смирнова и цепляет сильнее. Она неправильная до мозга костей, пусть и живёт по четкому графику и делает все верно. Катя неправильная, потому что не отвергла его три года назад, позволила, выпустила в свою жизнь и… приняла? Долго-долго негодовала, но приняла. И Рома не хочет верить в то, что Катя Смирнова, его спокойствие и безмятежность, может оказаться нереальной. Не хочет и не может. Катя настоящая. Самая-самая! Она существует, и она с ним. Прямо здесь и сейчас. Вот только… под вечер отчего-то лаванда перестаёт окутывать Пятифанова целиком и исчезает. На смену ей приходят беспокойные сны. Сны о криках и крови, о слезах и зелени её глаз. И тогда осознание ударяет в голову сильнее, чем Рома позволяет. И тогда он осознает. Не смог. Не спас. Её не существует. Вместо Кати в голубом платьице стоит Полина. Тоже прекрасная и с лентой, но не родная. Совсем. Просто девчонка жалеющая старого друга. Вместо лаванды он слышит клубнику. Игривую и кислую сладость Полины. Совсем не то. Совсем не Катя.