Пар и Таяние

      Кэйа с минуту удивлённо смотрел на подарок, после чего перевёл взгляд на приятеля, а после — ещё раз на букет: — Если честно, я понятия не имею, что происходит, — тихо посмеялся Альберих, — Но у меня есть одна догадка. Тот парень из отеля оставил мне записку, которую намочил дождь. Во-первых, она может содержать подсказку. Во-вторых, мы можем сравнить почерк, — капитан кавалерии задумался снова, — Ты бы мог каким-либо образом восстановить ту записку? Я понятия не имею, как работает твой Глаз Бога, но что-то мне подсказывает, что у гидро есть чуть больше шансов восстановить повреждённую водой бумагу, чем у крио. — Я не могу обещать, что у меня получится, но обещаю попробовать, — вздохнул Аято. По правде, он был бы рад, если бы умел что-то подобное. В первые годы работы в комиссии Аято частенько совершал ошибки, но по большей части успевал в последний момент все исправить. Однако, оставленные случайным образом на подоконнике документы от утренней росы спасти не удалось. А жалкие попытки Аято подправить текст не увенчались успехом. Чернила не получалось сложить в исходный текст, но молодой господин Камисато был бы счастлив помочь новому знакомому.       В руки опустилась сложенная вчетверо бумажка. От нее все еще веяло цветочным ароматом, что видимо и натолкнуло на мысли о том, что это может быть один и тот же человек. Аято провел пальцами по расплывшимся буквам. Чернила дорогие, но даже они не обладают памятью. Можно было бы, конечно, попробовать положиться на собственные навыки, но получится ли?.. — Глаз Бога тут не поможет, прости. Но я могу попробовать разгадать пару слов. Текст сильно поврежден только на стыках бумаги и в центре, но начало и конец сохранились лучше. Хотя я и не хотел бы лезть в твою личную жизнь, но он назвал тебя «моя несбывшаяся мечта»… Пишет о том, что хотел бы остаться с тобой, но работа обязывает… Дальше размыто… Хм, а в конце о том, что надеется на скорую встречу, и что никогда не сможет забыть твои «сияющие глаза» и «нежную фарфоровую кожу» и… Кхм… Ваши жаркие поцелуи… «Твой загадочный, но не очень тайный поклонник». Звучит правда мило. И подпись осталась вполне четкой. Если позволишь, посмотрим на вторую записку вместе?       Кэйа с замиранием сердца ждал вердикта Аято. Даже если Глаз Бога не поможет, они могли бы вместе перечитать уцелевшие буквы и попытаться сложить их в слова? В последний раз, когда Альберих разглядывал эту записку, он явно был не в состоянии разгадывать какие бы то ни было загадки.       Пожалуй, капитан кавалерии слишком быстро и решительно дал своё согласие на вмешательство Аято в свою личную жизнь. С каждым прочитанным Камисато словом его уши и щёки загорались всё сильнее, пробуждая потерявшиеся в глубинах памяти воспоминания о Тарталье. И их «жарких поцелуях».       Тихо и неловко посмеявшись, рыцарь протянул мужчине и вторую записку, подходя чуть ближе. Только в этот момент он понял, что подписать её мог не отправитель, а «курьер». Или кто-либо ещё. Это значительно усложняло ситуацию.       Аято неловко кашлянул в рукав. До чего же смущающая ситуация. Они оба слишком очевидно были к этому не готовы, но задача осталась нерешенной. Камисато перевел взгляд на вторую записку и был готов сразу же сказать о том, что писали их разные люди. За все время своей работы он научился разоблачать подделанные подписи, если не целые документы. И даже когда человек намеренно пытался изменить свой почерк, все равно оставалось хоть что-то, что связывало бы стили письма. Здесь же все было предельно ясно, если это тоже поклонник, то уже явно не тот. Впрочем, Аято не вправе осуждать Кэйю. Это его личная жизнь, и только ему в ней разбираться. Однако сама записка была не менее очаровательной, чем предыдущая. Хоть она и содержала лишь координаты места и время, а также короткую фразу о желании встретиться и поговорить, но была написана исключительно каллиграфическим почерком с полным соблюдением правил письма. Это даже заставило Аято восхититься. — Мне жаль, но это написали разные люди. Что думаешь о встрече? К этому времени твой рабочий день уже подойдет к концу. Но если не захочешь, мы с Томой будем рады твоей компании.       Альберих разочарованно вздохнул, услышав окончательный вердикт Камисато. Не хватало ему ещё больших неприятностей, которые, казалось, преследовали молодого человека по пятам. Если он снова напился и наобещал чего-то очередному парнишке или старому деду, оправдание стоит придумать заранее. Капитан кавалерии устало закрыл глаза и потёр переносицу. Что ж. Свои ошибки стоит признавать. Да и кто, если не он, возьмёт за них ответственность? Ранее это был Дилюк, после — Джинн и сослуживцы. И даже Тарталье пришлось частично отведать сладкий вкус этой участи, не говоря уже про неприятности, которые Кэйа доставил комиссии Ясиро. — Я тебя понял, Аято. В любом случае спасибо тебе за помощь, — Кэйа ободрительно улыбнулся и снова забрал записки, самостоятельно сравнивая буквы на первой и на второй. Действительно разные. Донельзя разные. Кажется, второй человек пытался на полном серьёзе заняться каллиграфией, ведь даже точки и запятые были словно срисованы из учебника. Забавно и даже мило. Пожалуй, этой встрече всё же можно дать шанс. — Думаю, я всё же встречусь с этим загадочным поклонником. Но из этого вряд ли что-то выйдет, — Альберих беззлобно рассмеялся, убирая обе бумажки в карман. — Мне правда жаль, — вздохнул Аято. Он вымученно улыбнулся и потрепал Кэйю по плечу. — В любом случае, я желаю тебе удачи. Если что, ты знаешь, что можешь вернуться в любой момент. — Я, пожалуй, пойду проведаю территорию у порта. Надеюсь, моряки не напились с радости, — юноша подмигнул Аято и поспешил удалиться, чтобы тот мог насладиться праздником.       Камисато и правда был бы не против провести остаток праздника втроем. Как бы сильно он не любил камерные мероприятия, Кэйа, как и малышка Ёимия, стали близки ему за такое короткое время, и вместе с ними было комфортно.       Альберих, прогулявшись по пристани, успел разогнать пару пьяниц, намеревавшихся вот-вот искупаться. Удивительно, что в их числе не был он сам. Ещё более удивительно, что в этом всём не принимает участия Барбатос, считай, Дионис всея Тейвата. Как бы там ни было, рабочий день подходил к концу, поэтому прогонять и милующиеся парочки Альберих не стал. Это было бы даже лицемерно, не он ли несколькими днями ранее хотел заморозить блюстителей порядка за столь наглое вмешательство в их с Чайльдом «беседы»?       Заглянув в записку от Ёимии, капитан кавалерии направился к указанному месту. Может быть, он даже придёт заранее, если по пути не встретит правонарушителей. Хвала Барбатосу, Кэйа добрался хотя бы до места встречи с поклонником без происшествий. Опершись о перила видовой площадки, он взглянул на ночной город, вздохнув полной грудью впервые за долгое время. Приятный ветерок колышет волосы и края чуть свободного кимоно. Юноша позволил себе даже прикрыть глаза, чтобы полностью насладиться моментом.       Стоило увидеть знакомую фигуру вдалеке, как сердце «поклонника» забилось в груди, словно птичка в клетке. Кэйа не видел его, не видел, как тот мнется, как боится подойти. Сейчас он трезвый и не совсем понятно, как отреагирует на его появление. Но он не собирался отступать.       То ли Кэйа был настолько погружен в свои мысли, то ли Дилюк был очень осторожен, но он сумел бесшумно подкрасться со спины. Рагнвиндр подошел почти вплотную и положил руки на ограждение по обе стороны от рук Кэйи. Он очень хотел обнять его, уткнуться лицом в чужую спину, вдохнуть родной запах. Но если Альберих ничего не помнит о той встрече, это его только напугает. — Здравствуй, — произнес Дилюк практически шепотом, не хотелось быть громким.       Кажется, Кэйа почти познал прелесть медитации, когда услышал знакомый голос у себя за спиной. Его сердце забилось чаще, он мигом распахнул глаза и хотел было сделать шаг назад, но тут же упёрся в Дилюка, от которого и пытался сбежать. Долгая секунда молчания, и Альберих снова принимает не самое лучшее для себя решение: он поворачивается лицом к Рагнвиндру. Таким образом, капитан кавалерии сам загнал себя в ловушку из чужого тела, теперь прижимающего его к перилам.       Все-таки напугал. Наблюдая за беспомощными метаниями Кэйи, Дилюк подумывал отстраниться, но это бы значило, что он снова дает слабину. Но именно сейчас он должен быть стойким и уверенным. Отстраниться сейчас, значило вновь дать ему возможность сбежать. А вновь проворачивать эту авантюру с импульсивным путешествием по другим странам не хотелось.       Как бы там ни было, Кэйа находит в себе смелость заглянуть прямо в глаза Дилюка, наполненные болью и сожалением. Это делает больно и ему, ведь он никогда и ни за что не хотел довести названого брата до такого состояния, столь знакомого ему. И, к сожалению, именно Кэйа главная причина чуть ли не слёз винодела. Сейчас это стало более, чем понятно, ведь рыцарь вспомнил, кто провожал его до отеля прошлой ночью. Вспомнил все те слова, что сказал стоящему перед ним парню, вспомнил, как тот успокаивал его, когда он не выдержал, дал слабину и расплакался. Неужели, Дилюк и правда приехал сюда только ради него? Венти снова оказался прав, хотя его слова и звучали тогда по-идиотски. Судя по всему, барду просто нравилось казаться глупым в чужих глазах, чего Кэйа за всё время их дружбы понять так и не смог, как ни пытался. Его же собственные слова застряли в горле комом сожаления, трепетного восхищения и непонимания. Может быть, всё это время им просто стоило поговорить? Если Дилюк искренне хочет понять его и прилагает столько усилий, насколько жестоким должен быть Кэйа, чтобы отказать ему? Да, он устал. Устал прощать, выгорел больше тысячи раз и, говоря прямо, заебался. Но отчего-то именно сейчас рыцарю захотелось отбросить все страхи и попробовать снова. Кажется, вчера он так и не смог услышать названого брата, а жаль: сейчас его слова и поступки как будто раскрылись по-новому.       Кэйа слабо, но искренне улыбнулся.       Их глаза встретились и по телу Рагнвиндра пробежал электрический импульс. В глазах напротив он видел бушующее море сожаления. Вместе они похожи на две хрупкие и уже порядком побитые хрустальные вазы. И еще больнее от осознания того, что большую часть ран они нанесли друг другу сами. Почему просто поговорить всегда так сложно?.. — Привет, — произнёс капитан кавалерии почти шёпотом, всё так же не отводя взгляда от Дилюка. Сейчас он, он, а не сам Альберих сделал первый шаг в сторону их отношений! В сердце рыцаря появился маленький лучик надежды.       Не успели они продолжить разговор, как над их головами прогремел громкий хлопок, а после — ещё один, ещё и ещё. Капитан кавалерии растерянно и немного испуганно поднял голову, смотря на небо, но тут же широко, даже по-детски улыбнулся. Это не бомбочки Кли. Это творение той талантливой девушки, которую нашёл, упросил помочь им обоим Дилюк.       Услышав робкое приветствие, винодел буквально физически ощутил, как внутри что-то порвалось. Он попытался что-то сказать, но голос подводил, а глаза застелила предательская солоновато-горькая пелена. Неловкий поток слов, готовых вырваться изо рта винодела в любую секунду, прервал взорвавшийся над их головами фейерверк. Наскоро стерев с лица все безобразие, Дилюк поспешил поднять голову и обомлел:       Ёимия расстаралась на славу. Снопы красных и голубых искр сменяли друг друга на фоне темного неба. Рассыпались, словно кто-то нечаянно опрокинул сахарницу, а после и вовсе пропадали, растворялись, так и не долетая до земли. Постепенно начали вырисовываться знакомые силуэты, и вот над их головами застыла, всего на мгновение, картина из двух сердец, пронзенных стрелой. Дилюк не смог сдержать хихиканье. Девочки такие девочки. Наганохара просто не могла удержаться от того, чтобы не ввернуть в эту работу что-то настолько очевидное и оттого откровенное.       Увидев на небе сердца, Кэйа тоже беззлобно рассмеялся. Судя по всему, сам Дилюк удивился этому рисунку не меньше, чем он, а значит, это дополнение — авторское. Пусть и не в их стиле, но до безумия мило. Немного по-детски, а оттого искренне и по-особенному. Они давно не возвращались в детство, пусть и на столь короткое мгновение. — Просто восхитительно, — шёпотом подытожил Кэйа, словно боясь спугнуть Рагнвиндра, и на мгновение оторвался от фейерверков, переведя взгляд на него. В глазах винодела отражались яркие искры, Кэйа замер, боясь даже вздохнуть. Казалось, хватит лишь дуновения ветра, и этот образ прямо перед ним рассыплется, исчезнет, растворится в ночи.       На щеках капитана кавалерии появился еле заметный румянец. Очевидно, его причудливая особенность смущаться в самые неподходящие и безобидные моменты дала о себе знать. Почувствовав, что его лицо горит, парень быстрым движением коснулся своих щёк руками и попытался применить силу крио, чтобы хоть немного исправить положение, но осознание того, насколько он сейчас неловкий, лишь усугубило, если это можно так назвать, ситуацию. Альберих начинал паниковать, сердце в его груди стучало всё быстрее и быстрее, а румянец на лице проявлялся всё ярче и ярче. Ему казалось, что он прямо сейчас провалится в самую бездну от переполняющих его чувств. Кэйа не придумал ничего лучше, чем нервно усмехнуться и как можно скорее отвести взгляд обратно на небо, надеясь, что Дилюк просто проигнорирует его самого и не станет как-либо комментировать состояние рыцаря, хотя он знал, что это глупо. Они буквально только что пересеклись взглядами, пусть и всего на мгновение, и Рагнвиндр не идиот, чтобы не понять, в чём дело. Иногда, конечно, казалось, что всё с точностью да наоборот, но в глубине души Альберих знал, что названый брат, пожалуй, единственный человек во всём мире, кто может по одному лишь неосторожному движению раскусить капитана кавалерии и раскрыть его истинные чувства. Кэйа бы солгал, сказав, что ему бы не хотелось этого и сейчас.       Рагнвиндр перевел взгляд на парня напротив. Его лицо было озарено лучезарной улыбкой. Видимо, сюрприз пришелся ему по вкусу. Не находя слов, он порывисто подался вперед, прижимаясь к Кэйе вплотную и обхватывая его за плечи. Конечно, этого было недостаточно, чтобы вернуть утраченное тепло, но вдруг этот шаг позволит хотя бы немного подготовить почву для взращивания новых, более осознанных чувств. — Да, — в тон ему ответил Дилюк. — Кажется, эта самодеятельность весьма в тему.       От Дилюка не скрылось то, как покраснел его спутник. Видимо, такая ситуация не только ему казалась такой аутентичной и романтичной. Еимия и правда большая умница, надо будет хорошенько ее отблагодарить. Даже если ничего не выйдет, она сыграла свою роль «просто восхитительно». Теперь дело за ним. Оставшуюся часть представления они смотрели молча, изредка периферийным зрением подмечая искрящиеся счастьем глаза друг друга. Когда вспышки закончились и небо приняло спокойный оттенок, Дилюк встал напротив Кэйи и сделал глубокий вдох. Этого разговора он желал долгое время, но даже так ужасно волновался, так, что пальцы подрагивали, а в горле пересохло будто в сумерской пустыне. Наконец, взяв себя в руки и прокашлявшись, Дилюк проговорил: — Кэйа, первым делом я хочу попросить у тебя прощения. Мне очень жаль, что ты услышал те мои слова. Они не были адресованы тебе, и говорил я неискренне, а лишь для того, чтобы прогнать надоевшую Донну. Мне больно осознавать, что ты принял это близко к сердцу, и я жалею, что не смог подобрать более правильных слов. Клянусь, если бы ты только спросил, что это значило, я сказал бы правду. Тебе я бы сказал, — Дилюк зажмурился, прогоняя предательскую влажность с глаз. — Вся эта ситуация просто огромнейшее недопонимание, но она помогла мне кое-что понять. Я люблю тебя. Да, порой ты ведешь себя ужасно и меня это очень бесит, но и я не подарок. Теперь я это понимаю. И если мне нужно сказать всему Мондштадту, что я люблю тебя, я сделаю это. Наплевать на престиж, наплевать на репутацию, пусть хоть все незамужние дамы, приходящие в таверну из-за этого, перестанут ее посещать. Пусть. Только вернись. Вернись со мной домой. Прошу тебя. Если ты… Если я все еще нужен тебе… Пожалуйста… Я люблю тебя…       Когда Дилюк приготовился говорить, Кэйа перевёл на него встревоженный взгляд. Почему-то сейчас Альберих подумал о том, что он вполне себе заслуживает смерти за все свои проступки. Капитан кавалерии замер на месте, мысленно оценивая ситуацию. Кажется, Рагнвиндр вот-вот расплачется. Что же он наделал…       Стоило виноделу зажмуриться, чтобы скрыть слёзы, как Кэйа болезненно улыбнулся. Он хотел обнять Дилюка, но страх всё ещё не позволял ему двинуться с места, поэтому всё, что мог сделать офицер сейчас, — продолжать слушать. И об этом он не пожалел. Признание в любви? Капитан кавалерии, боясь поверить услышанному, продолжал смотреть на стоящего перед ним такого же напуганного парня. Сейчас он был похож не на жестокого бойца, а на его горячо любимого Люка, который, кажется, ещё давно покинул его. Это привело Кэйю в чувства. Отбросив все свои сомнения, он, пересиливая свою гордыню и свой страх, подался вперёд и крепко сжал названого брата в своих объятиях, поглаживая руками его спину.       Последние силы, держащие маску уверенного в себе Мастера Дилюка, ушли на этот монолог. Он заплакал. Тихо так, будто боялся, что его услышат. И вот, это больше не тот сильный мужчина, готовый голыми руками удавить любого нарушителя порядка. Дилюк Рагнвиндр, успешный бизнесмен, борец за справедливость и в целом весьма влиятельный человек, на какое-то время просто перестал существовать. Он стал Люком, просто Люком, который скучал, волновался и очень грустил. Люком, который боялся потерять такого важного человека в своей жизни, наверное в первые в жизни осознавший, что всерьез может его потерять. Люком, утопившим свою гордость в пучине отчаяния, готовым на все, лишь бы Кэйа… лишь бы его Кай вернулся домой. — Люк, ты нужен мне. Больше всего на свете. И я люблю тебя. Я прощаю тебя, — слова давались Альбериху с большим трудом. Сейчас он понимал, скольких сил стоило Рагнвиндру во всём признаться.       Дилюка душили так долго сдерживаемые слезы. Он мог только хвататься за Кэйю и сдавленно всхлипывая заливать слезами его плечо. Он согласился. Он не ушел. Они снова будут вместе. Боль в груди постепенно отступала, освобождая место под восторженное облегчение. Весь этот путь был проделан не зря. Страх навсегда потерять любимого отпускал обессиленного Рагнвиндра. — Дом… — задумчиво прошептал парень. Кажется, он уже давно забыл, что значит это слово. Разрывая объятия, капитан кавалерии взял лицо винодела обеими руками и заглянул в его глаза.       Дилюк позволил Кэйе увидеть всю его слабость. Покрасневшие от слез глаза и изможденный вид выдавали его с потрохами. От нежности Альбериха хотелось улыбаться, но любые попытки искажали лицо гримасой сожаления. Сожаления за упущенное время и причиненную боль. — Да, ты прав. Нам обоим давно пора вернуться домой, — Альберих лучезарно улыбнулся, поглаживая щёку парня рукой, — С тобой хоть в самую бездну, Люк. И даже там я буду «дома». — Без тебя дом уже не чувствуется «домом», — едва слышно выдохнул Рагнвиндр, накрывая руки парня своими и прижимаясь к ним плотнее. — Жду не дождусь, когда ты заставишь его своими эпатажными вазами.       Это подобие шутки помогло немного отвлечься. Дилюк поочередно поцеловал ладони своего Кэйи, мысленно давая себе обещание никогда больше не отпускать его.       Альберих искренне улыбнулся, услышав про вазы: — Мастер Дилюк, неужели, ваше сердце действительно переполнено любовью, а вы и правда настолько соскучились по мне, что согласны на эту жертву? Я польщён, — сколько бы капитан кавалерии не пытался держать лицо, быть серьёзным во время своего короткого монолога, по его итогу он всё же громко рассмеялся, прижимаясь к стоящему рядом крепче.       Кэйа как всегда полон ироничных замечаний, но сейчас даже они не были такими уж неприятными. Они скорее были еще одним напоминанием о том самом «доме», об уюте, которого в последнее время Дилюку так не хватало.       Смотреть на уставшего, потрёпанного и заплаканного Рагнвиндра было больно. Его хотелось отогреть, заобнимать и отправить, наконец, спать, поэтому капитан кавалерии, ничего не спрашивая, поудобнее перехватил руку Дилюка и чуть потянул его на себя.       В этот раз Альберих, не желая повторения последнего опыта, предпочёл не спрашивать, в чей отель им стоит направиться. Опыт, безусловно, интересный, но оставаться без своей одежды и вынуждать Камисато вновь волноваться о нём, разыскивая по всему городу, не хотелось. К тому же, ключ от номера всего один, а значит, можно закрыться изнутри, спрятав его, и просто не предоставить виноделу иного выбора, кроме как остаться с Кэйей, вытерпеть его заботу и выспаться. Об этом же капитан кавалерии решил сказать вслух, чтобы ввести Дилюка в курс дела: — Сейчас мы идём в мой отель. Я запираю тебя в номере, заставляю успокоиться и отдохнуть, а потом ты можешь делать, что хочешь. По пути зайдём и купим что-нибудь поесть, естественно, за твой счёт. Идёт?       Альберих всё ещё не терял надежды хоть немного развеселить названого брата своими глупыми шутками, которые, впрочем, всегда делали только хуже. Быть может, сейчас Рагнвиндр соскучился по Кэйе настолько сильно, что столь привычное его поведение наоборот приободрит его, доказав, что их конфликт теперь если не в прошлом, то как минимум частично разрешён?       Если бы кто-то сказал Рагнвиндру пару месяцев назад, что он будет идти по тихим ночным улочкам Инадзумы в поисках ночного перекуса за руку с язвительным капитаном кавалерии… Дилюк даже не мог вообразить, что сделал бы с этим наглым врунишкой. Но сейчас, ощущая тепло родной руки в своей собственной, он был счастливее кого бы то ни было. И он правда был готов терпеть любые выходки. В пределах разумного, разумеется. — Если чуть более серьёзно, то я хочу побыть с тобой вдвоём. Нахуй всех, я устал, и ты мне очень нужен.       Палатки с едой были близки к закрытию, поэтому пришлось постараться, чтобы успеть урвать себе что-то на перекус. Все это время Дилюк провел с блаженной улыбкой на лице, и только стоя перед дверьми в чужой номер, задался логичным вопросом — «а что, собственно говоря, происходит?». Рагнвиндр был так невероятно счастлив возможности провести время вместе, что, кажется, совсем пропустил мимо ушей всю важную информацию. В том, что это было оговорено, он даже не сомневался. Кэйа всегда знает, как сказать что-то так, чтобы никто не заподозрил подвоха, но и к нему лично не было претензий. Дело было даже не столько в том, что Дилюк не хотел бы остаться вместе, сколько в его нежелании причинять неудобства. У них все только начало налаживаться, и он не хотел бы испортить все вот так сразу. Возможно, он даже был бы готов какое-то время избегать общества Альбериха, чтобы эта эйфория продлилась как можно дольше. Это было бы неправильно, но все равно подобные мысли продолжали его преследовать. От позорного побега Дилюка останавливало такое же сильное желание побыть вместе. Эти противоречия были готовы вылиться потоком несдерживаемых слов, но вместо этого Дилюк тихо спросил: — Ты правда хочешь, чтобы провели время вместе? Я имею в виду… Я понимаю, если ты хочешь отдохнуть и переварить то, что происходит. И это меня совсем не заденет.       Альберих смело вёл названого брата вперёд, держа его за руку, и тот, казалось, был только рад, но в последний момент, стоя перед дверью номера, он снова засомневался. Неужели, Кэйа настолько пугающий, что перспектива побыть с ним вдвоём может тревожить? — Я и правда хочу отдохнуть, но с тобой. Я устал от того, что ты меня избегаешь, Дилюк, — парень тяжело вздохнул, доставая из кармана ключ чуть дрожащей рукой. Судя по всему, его тревога, которая затаилась глубоко внутри на время важного разговора, дала о себе знать только сейчас. — Пожалуйста, не оставляй меня сейчас, — тихо, будто стесняясь этих слов, прошептал капитан кавалерии, поворачивая ключ в замочной скважине до громкого щелчка. Мысли в голове снова начинали путаться, а состояние приближалось к отчаянию с каждой секундой, которая растягивалась до вечности в этой неопределённости. Начинало казаться, что всё встаёт на круги своя: вот, Кэйа снова навязывается и ведёт себя глупо. Или же нет?       Дилюк глубоко вздохнул, надеясь таким образом прогнать все свои тревоги. Ожидаемо, у него не получилось. Отчего-то он чувствовал себя невероятно неловко, будто бы ему снова шестнадцать. Многие только мечтают о том, чтобы почувствовать себя моложе, но не Дилюк. Уж больно ему нравится держать ситуацию под контролем и всегда знать, что происходит. Но Рагнвиндр был просто не в состоянии отказать Кэйе, когда он так искренне просит его остаться.       Преодолевая себя, Альберих всё же решительно открыл дверь, пропуская гостя вперёд: — Заходи уже. Тебе здесь очень рады, — он постарался как можно более искренне и уверенно улыбнуться, несмотря на желание сбежать, провалиться под землю от страха отказа.       Дилюк вошел в номер и невольно улыбнулся, подмечая оставленные после завтрака приборы на столе и брошенную на пол рубашку. Очевидно, кое-кто так и не научился вставать вовремя, чтобы никуда не опаздывать. Или хотя бы с вечера готовиться к грядущему дню. Это осознание помогло подтопить айсберг неловкости, возникший за столько лет по-снежному холодного безразличия. Пусть и временами напускного.