Caesura

Лука поднимался по лестнице. В руках у него лежала маленькая серая книжка. В сердце резвились неуёмные пикси. Иной раз он даже забывал дышать и по-дурацки замирал. Вслушивался: не заметил ли кто этого обличительного «тук-тук-тук-тук». Сегодня пятница: Маргарет лучше не тревожить и не искать. Лука прошёл в свою комнату. С прошлой недели здесь ничего не переменилось, чехол с гитарой по-прежнему лежал на кровати. И Лука почувствовал укол совести за то, что так надолго оставил инструмент в одиночестве. Он прислонился спиной к двери. И негромко позвал: — Амели? Возможно, стоило проявить бо́льшую почтительность, использовав долгое и внушительное «миссис Грэм-де-Ванили», но когда в лицо пахнуло холодком, и несколько прядей закачались у лица, щекоча кожу, это стало неважным. Лука приветливо улыбнулся появившейся перед ним Амели. Она стояла, спрятав руки за спину, неуловимо напомнив Феликса, и в её больших раскосых глазах читался вопрос. — У меня для вас кое-что есть. — Лука протянул сборник шведской поэзии и добавил. — Тридцать вторая страница. Лицо Амели побледнело и вытянулось. Её губы задрожали и она сжала их. — Я не уверена, что... — Феликс всё рассказал мне, — прервал её Лука. — И я не изменил своего отношения ни к нему, ни к вам. Он не знал, следует ли добавить что-нибудь ещё к сказанному. На глазах Амели выступила влажная пелена. Будто очнувшись, Грэм-де-Ванили отвернулась, сделала несколько шагов и растаяла. Лука знал, что она вернётся. Но не к нему. Он подошёл к окну, задетый предчувствием. Выяснилось, не зря. Кто-то двигался вдоль участка — в сторону кладбища. Этот кто-то был очень хорошо знаком Луке. Феликс шёл медленно, но не оглядывался вокруг, не останавливался. В руках он нёс белые цветы. Лука был готов поспорить, что это гортензии.

***

Несколько дней Лука провёл в обществе Маргарет. Она часто спрашивала о Джулеке, ни разу не упомянула их отца, но зато поинтересовалась делами матери. Лука помогал ей в саду. Маргарет действительно любила белые гортензии, но и с не меньшей любовью она окучивала ореховое дерево. Когда они строили карточный домик на полу гостиной, Маргарет попросила Луку принести чай. Пока он делал три шага в один конец комнаты и три шага обратно с дымящейся чашкой, в него прилетел вопрос: — Что у тебя с Феликсом? Удивительным образом Луке удалось сохранить пресное выражение лица. Такое пресное, что его можно было собирать по бутылкам и продавать в жаркий день на набережной Луары. — Мы очень хорошо сдружились. Маргарет цокнула языком и убрала парочку верхних карт. — А эти тоскливые мелодии на гитаре случайно не в честь вашей крепкой дружбы, а? — Ничего они не тоскливые, — возразил Лука и передал наконец ей чашку. Маргарет фыркнула с таким чувством, что стенки дома накренились. Лука поёжился. Зябко. Последние дни ему постоянно чудится прохлада, словно кто-то включил вентилятор на полную. — Вчера я видел миссис Агрест... Маргарет и бровью не повела. Сразу отрезала: «Нет». Лука застыл, сверля бабушку взглядом. Спустя несколько перебранных карт, она вздохнула. — Передай Эмили, что я благодарна за приглашение, но... — Но? — наклонив голову, подхватил Лука, ожидая очередной отговорки. — У меня жуткая мигрень. Вот что передай. Лука всё больше убеждался в странной связи между горой отклонённых приглашений и белыми цветами, которые носил Феликс.

***

Феликс впервые на памяти не стучится. Он заходит в комнату и прочищает горло, словно желая заявить о своём присутствии. Хотя в этом нет нужды. Лука мигом отбрасывает скрипку и приветственно взмахивает смычком. — Всё музицируешь? Взгляд Феликса бегает по комнате, то ли желая найти кого-то, то ли пытаясь спрятаться. Лука хмыкает и бросает радушное: — Рад тебя видеть. Феликс замирает. Делает два неловких шага и наконец садится рядом, так чинно, будто боясь помять устилавшее кровать покрывало. — Я говорил с мамой. Лука разворачивается к нему. — Это... Здорово! — Потом он убавляет слишком раннюю радость в голосе. — Как всё прошло? Феликс сцепил пальцы. Легонько пожал плечами. Лука задержал дыхание, когда он посмотрел на него. Бледные, напряжённые губы растаяли в улыбке. — Отлично. Лучше, чем я представлял. Намного. Мы всё обсудили, а потом... — Взгляд зелёных глаз стал потерянным. — Мы попрощались. Я держал её за руку, пока она не исчезла. Насовсем. Он моргнул и опустил взгляд. Затем и вовсе отвернулся. Принялся поправлять волосы, и от его рассыпающихся движений, в прямых прядях ещё сильнее запутывались рыжие лучи заката. — Как ты? Лука не узнал свой голос. Так внезапно и дерзко он разрушил блеклый панцирь тишины. Феликс застыл, его плечи опустились. — Нормально. Нет. Что-то больное, саднящее прозвучало в этом «нормально». Лука дёрнулся, слабо понимая, что именно он хочет сделать. Но он вспомнил — прохладную и сухую ладонь в своей руке; тридцать два такта; то как Феликс улыбался от уголков губ. Он обнял его. Всё складывалось. После куплета появилась разделительная грань, Феликс заполнил её тишиной, и припев — Лука точно слышал его теперь — обрёл яркость и силу. Лука отпрянул, растрёпанный от своих глупых мыслей и несуразных действий. Его сердце билось яростно и звонко. Сто семьдесят ударов в минуту. Чтобы сдаться на милость тому, кто стал причиной подобных выкрутасов. — Я очень благодарен тебе, Лука, — обернувшись, обронил Феликс. — Если бы ты не... Не был этим Лукой. Он усмехнулся: — Чёрт, какую чушь я несу! Я хочу сказать, что без тебя ничего бы не получилось. — Перестань. Я по сути ничего и не... Феликс подвинулся ближе. — Вздор. Лука едва слышно усмехнулся. Подался вперёд. Его взгляд, не торопясь, прошёлся по лицу Феликса. Покружил вокруг белого, едва заметного шрама на переносице, согрелся о проступивший румянец на скулах и разбился о губы. Феликс кончиками пальцев обвёл его запястье. — Jag är kär i dig. — Что? — вполголоса спросил Лука. Феликс мотнул головой. Его пальцы переместились на щёку. Лука закрыл глаза и потянулся вперёд. Прежде чем сгорела последняя нотка приличия, Лука допустил, что понял смысл тарабарщины, которую ему преподнёс Феликс. И день спустя Лука сыграет при нём ту самую песню. Не открывая глаз, но чувствуя себя под прожектором внимания. И страшно проверить, того гляди и без этого пальцы заденут не ту струну. — Паршиво, — смеётся над собой Лука. — Вчера эта вещь звучала лучше. Он собирается убрать гитару, как его останавливает тихое: — Сыграй ещё раз. Феликс не ёрничает, в его голосе ни намёка на издёвку. Взгляд, что до этого блуждал по комнате, возвращается — лишь на секунду — к Луке. И этой частицы достаточно, чтобы тишину укололо шпагой дерзкого осознания. — Хорошо, — срывается с губ быстрее, чем Лука возвращается к сути самой просьбы. — Я рад сыграть снова. Хоть тысячу раз.

***

Эмили переступает порог, стряхивая капли воды с тёмно-зелёного зонтика. Её глаза блестят как у древнего завоевателя, перед которым склонилось очередное племя. — Вот и ты, Марго! И вовсе ты не больна, хитрая обманщица! — Она садится за стол и только затем замечает Луку. — О! Здравствуй, мой дорогой. Как поживаешь? — Неплохо, миссис Агрест. Спасибо. Лука замечает нотку печали в смехе Маргарет, которым она словно откупается перед Эмили. — Да ведь это уже и неприлично! — Возмущается та, не отказываясь, впрочем, и от печенья. Его степень обгорелости Эмили совсем не смущает. — Бабушке трудно ходить. — В чём проблема? Закажи ей такси! — Э-э... Не думаю, что это поможет. Лука награждает бабушку красноречивым взглядом, на что та вмиг подбоченивается, словно готовясь обороняться. И Лука не выдерживает: — Может, расскажешь? — Что расскажешь? Эмили забывает про недовольство и теперь её лисьи глаза сочатся любопытством. — Давно ты догадался? — Нет, совсем недавно, — Лука пожимает плечами. — В пятницу, когда увидел кто кладёт белые гортензии на безымянное захоронение. Маргарет тяжело вздохнула. — Кто?! — Эмили аж подпрыгнула. — Феликс, — проворчала миссис Стоун. Она потянулась за сигаретами, оставляя подругу самостоятельно справляться с удивлением. — Минуточку! А чья же это могила... О! Она зажала рот ладонью. — И как ты догадался? Неужели только из-за этого? — Не только, — качнул головой Лука. — Ты очень хорошо понимаешь повадки призраков, совсем не удивилась, когда я попросил позвать Роуз. Ты не выходишь дальше двора, хотя я ни разу не видел, чтобы ты испытывала трудности при ходьбе. Ещё ты сказала, что Феликс тебя как-то выручил. Вопрос: как? Я думаю, он организовал твои похороны и по твоей просьбе скрыл от всех факт твоей смерти. — Какой догадливый где не надо, поглядите-ка, — пыхнула дымом Маргарет. — Это случилось в подвале? Маргарет смутилась. — Угу. Да. Проводка меня замучала, я решила пойти поковыряться в щитке, но оступилась на лестнице. Не поняла, что произошло! Бац, и я вижу своё тело. Со свёрнутой как у цыплёнка шеей. — Ужас, — пролепетала Эмили. — На самом деле довольно смешно, — Маргарет откинулась на спинку стула. — Усмирив хохот, я позвонила Феликсу. Он сперва растерялся, но я предложила ему посещать этот дом, когда заблагорассудится, потому что я уже была в курсе его жителей. Амели любила поплакать среди ночи. Маргарет неуклюже осеклась. Потом потянулась через стол и похлопала Эмили по ладони. — Но почему ты решила никому не рассказывать? Лука очень хотел выяснить это. Сильнее прочего. Он бросил взгляд на часы. И желательно выяснить это до шести вечера. В это время у него встреча. От такого контраста закружилась голова. Он, конечно, не легко примирился с тем, что его бабушка — нынче теперь только призрак. Но позднее рассудил: что от этого поменялось? Ничего. — Потому что я не хочу лишаться жизни. Я не знаю, что ждёт душу дальше и мне... Боюсь я, чего греха таить. Маргарет сцапала пепельницу и надолго ушла в раздумья. Эмили развздыхалась, потом налила Маргарет чаю, и пригрозила совершать визиты чаще.

***

Лука вышел из дома. На его губах заиграла улыбка, такая громкая, что оглохнуть можно. И поэтому нужно быть осторожнее. Он свернул, зелень скрыла его от чужих глаз, зашелестев над головой. То ли обругивая, то ли предупреждая. Навстречу вышел Феликс. Лука ускорил шаг, пока они не поравнялись. Он не знал, следует ли рассказать ему всё с самого начала? Нужно ли озвучивать в какие три избитых слова складывается каждая мысль о нём? Потому что Лука не слышит Феликса как остальных, но слушает, словно сокровенную любимую песню. Которая никогда не надоест. Должен ли Лука сперва подвести всё к формальности? Он не знал. Его чуть-чуть лихорадило. А Феликс тем временем мягко улыбнулся — ему! Словно всё знал. Знал с первой встречи. Ведь они даже сошлись на том же самом месте. Символично до дурости. И Лука решил начать с очевидного и самого простого: — Привет.