Amaryllis

      Начищенный пол блестит тускло под кружащимися самозабвенно телами. Они танцуют, и все вокруг танцуют тоже — пламя всевозможных оттенков в спектре от алого до морковного дëргается на кончиках фитильков десятков свечей.       В комнате у Тэхëна просторно — почти что бальный зал менее состоятельного помещика, — украшенная изящной резьбой мебель, хрусталь посуды на тумбочке у просторной, неописуемо мягкой постели. Тонкий шëлк белья цвета не то горчичного, не то яичного ликëра, столь любимого принцем.       Сам принц любим Тэхëном — нежно и трепетно, до дрожи в пальцах и коленках, до робких улыбок при виде одних лишь чернильных глаз молодого наследника.       У Юнги черты лица утончëнные, соответствующие и титулу, и в целом усванским аристократам. Очаровательный мальчик, обаятельный, красивый просто умопомрачительно.       Тэхëн кружит его в плавном танце, сжимая со всей осторожностью хрупкую талию под хлопком белоснежной рубашки.       Игла скользит по пластинке немного рвано, извлекает заливающую весь этаж мелодию по-волшебному легко. Юнги по-прежнему приходит в детский восторг при виде патефона, так что да, Тэхёну тоже приобретение очень нравится.       Лëгкий скрип дорогих туфлей теряется в музыке.       У Юнги светлые волосы на самых кончиках изгибаются, ложатся на лоб воздушными завитками кудрей, делая его похожим на большое пушистое облачко. Такой нежный в тëплых руках Тэхëна.       Резковатую ре-диез сменяет ми-минор.       Тело у Юнги изящное и податливое, такое совершенно идеально к себе поближе прижимать, да дальше по комнате вести.       — Тэхëн, — шëпот в самое ухо такой обжигающий и пронзительный. Тэхëн посильнее пальцами в белоснежную ткань впивается.       У Юнги глаза блестящие — мягкие искры на радужках и чуть более отчëтливые на чëрных зрачках. Произведение искусства, несравнимое с картинами на первом этаже Тэхëнова особняка.       — Поцелуй, — голос чарующий.       Рядом с маленьким принцем Тэхëн чувствует себя просто невозможно — голова кружится, а сердце трепещет.       Он наклоняется, пару бесконечных мгновений в тëмные глаза всматривается. Те то и дело за пушистыми ресницами скрываются, поблëскивают, отражая малиновое пламя свечей со всех сторон.       Губы у Юнги аккуратные и розоватые, чем-то ягодным намазанные, что Тэхëн с удовольствием на вкус пробует.       Склоняется немного, мальчика по щеке бледной пальцами гладит, пальцами острый подбородок обхватывает, руку с ладошки принца так и не убирая. Ленивый вальс продолжается, пока Тэхëн мальчика с наслаждением рассматривает.       Милый и нуждающийся, когда привстаëт на носочках, и тянется, тянется, тянется…       Тэхëн отстраняется, снова в ноты мелодичные вслушивается.       В стоящей рядом с патефоном вазочке букетик фарфоровых антиклей — ровные лепестки цвета почти фисташкового куда лучше бы смотрелись в светлых локонах маленького принца.       Узоры под ногами быстро сменяют друг друга.       — Ваши навыки улучшились, мой принц, — взгляд замирает на серебряных украшениях в Юнгиевых ушах. — Столь усердная работа достойна похвалы.       — Обойдусь ещë одним поцелуем.       Снова первая октава. Тэхëн хочет поморщиться.       — Его Высочество слишком избалованы, — очередное движение ногой в сторону.       За окном ветер перебирает зелëного цвета листочки, шуметь их оставляет в просторном саду вокруг поместья. Лепестки мягкими тонами украшают венчики цветов, привлекая одну за другой цветастых бабочек.       Мягкая весенняя мечта.       Тэхëн склоняется, грубовато зажимая подбородок принца пальцами и поднимая его голову выше. Язык скользит влажно дальше, обводит каждый резец, после переходя на клык.       Движение прекращается, Юнги в лëгком смущении глаза прикрывает. В кудряшки тëмные пальцами зарывается, к себе всë ближе тянет.       Воздушные занавески податливо колышутся под дующим сквозь приоткрытое окно ветром.       Глаза Юнги прикрывает — дрожит, ощущая горячую ладонь на щеке, а другую под рубашкой. Ресницы трепещут, тело ближе к чужому жмëтся, крупицы тепла урывая.       Тэхëн тëплый — Юнги его всегда с удовольствием за руку держит, обнимает, и сам с удовольствием в прикосновениях утопает. В нëм нежности к Тэхëну больше чем в ком-либо, она плещется внутри светлым чувством, изнутри организм омывает.       Сердце бьëтся чересчур быстро, когда вместо чужих пальцев спина оказывается прижата к постели.       Мягкое ложе отзывается тихим звуком — следом забирается Тэхëн, снова глубоко целует, губами каждый неровный вздох ловя. Лëгкие касания к шее перерастают в поглаживания между рëбрами.       На бледной коже Тэхëн выводит узоры сквозь ткань всë ещë нерасстëгнутой рубашки, зубами нижнюю губу принца прихватывает, кусая до лëгкой боли. Его уста дарят успокоение, нежно касаясь щеки.       В простом жесте Юнги находит всë равно что-то особенное. В груди сердце бьëтся уже бешено, о рëбра бьëтся, всë выхода наружу ищет, лишь бы к Киму поближе.       Нежность в хрупком теле тоже бунтует, через глаза тело покидает, моча ресницы. Юнги рассматривает Тэхëна, теперь уже размытого немного каплями крошечными, но всë равно самого красивого на свете.       Если если бы Юнги взялся описывать его, точно бы исчерпал все звучные слова прежде чем выразил бы то, что на душе. Так легко и хорошо, окутывающая бережно эйфория.       Очередной поцелуй затрагивает кожу совсем рядом в глазом. От слëз остаëтся лишь память — Тэхëн их пальцем большим стирает, улыбается так по-особенному тепло, как умеет только он сам.       Свет огибает его голову, скапливаясь приглушëнным ареолом вокруг тëмных волос.       Ладонь находит чужую, с ней воедино сплетается. Слишком тепло, головокружительно.       На свой прошедший день рождения Юнги загадал счастье — зажмурил глаза до цветных пятен, пока сидел в одиночестве на постели, закутавшись в одеяло. Шептал под нос, что больше ничего и не хочет, а сейчас понимает, что соврал. Потому что Тэхëн счастье лучистое и есть, и своим следующим желанием Юнги выбирает слиться с ним одно целое.       Юнги касается пальцами его щëк, снова к губам своим тянет, пробует на вкус то, что и без того навеки запомнил.       Тэхëн на вкус как звëзды, любовь и шумящее бескрайнее море. Он такой красивый, что Юнги каждую секунду на него смотреть пытается, лишь бы запомнить получше, точно не забыть никогда частичку и без того захватившего сердце образа.       Снова шорох, на этот раз немного громче.       Тэхëн отрывается, обнимает обеими руками покрепче. К себе прижимает, лбом в плечо юношеское упирается, дышит поглубже, раз за разом всë внутри запахом любимым заполняя.       Юнги пахнет, пожалуй, цветами — бескрайними лугами с ними всевозможными: и с маками, зëрнышками шуршащими, и с подсолнухами, к своему светилу вытягивающимися и с одинокими ромашками цвета непорочной чистоты.       На бледной коже маленького принца Тэхëн хочет оставить бесконечное количество поцелуев, покрыть ими каждый дюйм, а после снова и снова, пока жизнь скоротечная, как песок сквозь пальцы не утечëт.       Юнги никак не реагирует, когда пуговицы на рубашке одна за другой расстëгиваться начинают, все до самой последней они поддаются легко, позволяют полам рубашки разойтись наконец-то в стороны.       Грудь судорожно вздымается.       Смазанный поцелуй как извинение за то, что нужно отлучиться.       Тëмные брюки опускаются ниже, обнажают сначала острые коленки, а после и тонкие щиколотки. Имя маленького принца Тэхëн всегда произносит с непомерной нежностью.       Цветочное масло пачкает пальцы перед тем, как те касаются бледной кожи. Юнги вздрагивает, но лишь сильнее раскрывается. Ноги в стороны разводит, снова за поцелуем тянется.       Аккуратное поглаживание между ягодиц, Юнги цепляется пальцами за руки Тэхëновы, жмурится снова, но позволяет послушно палец внутрь толкнуть.       Получает цветущий поцелуй в ключицу в награду, рассматривает потолок светлый в томительном ожидании. Движения внутри плавные — прикосновения аккуратные к стенкам дискомфорта не причиняют уже совершенно.       Юнги успевает моргнуть тридцать семь раз прежде, чем внутри достаточно свободно и для второго пальца. Они у Тэхëна длинные, скользящие так сладко, что пальцы на ногах поджиматься начинают, когда подушечки мягко простату оглаживают.       Тихий стон срывается с губ.       Музыка с другого конца комнаты доносится тихо, но Юнги каждую ноту всë равно с удовольствием улавливает.       Юнги ощущает себя невозможно — не то парящим над бесконечным пухом облаков, не то тонущим в кажущейся чëрной воде. Сердце так и не успокаивается, кричит глупое, когда взгляд с Тэхëновым снова встречается. Тот пальцами стенки в стороны разводит, давит на них, чтобы проскользнуть ещë глубже.       Другая ладонь находит сосок, мягко выкручивая его и заставляя резковато от неожиданности простонать.       — Посмотри на меня, Юнги, — ресницы непослушные трепещут, мешают взглянуть в лицо родное как следует.       Пальцы покидают тело, обхватывают светлое бедро, да сжимают до слабых отметин.       — Тэхëн…       Снова прикосновение между ног, но на этот раз уже стремительнее.       Тэхëн всë так же аккуратен, но внутрь скользит без лишних промедлений. Замирает так, глазами по телу под собой распластанному скользит, чтобы каждую часть его запомнить.       На щеках у Юнги расцевает тюльпановое поле — всевозможные оттенки розового мешаются в один, окрашивая кожу полупрозрачными мазками.       Растрëпанные волосы беспорядком лежат на постели, и Тэхëн жалеет искренне, что картину, достоверно красоту момента передать способную, написать не может.       Пальцы сжимаются на талии, удерживают тело на месте, пока движения размеренные более резкими становятся.       Юнги хрипит, пальцами цепляется то за белоснежные простыни, то за темноту тэхëновых кудрей. Мягкие завитки топят их, опутывают спокойствием.       — Тэхëн, Боже…       Юнги хрипит, а глаза закатываются в лëгком экстазе, его ведëт, когда тело предательски дрожит в сильных руках.       — Да, маленький? — губы у Тэхëна тëплые, пересечëные тонким шрамом в левом уголке, они касаются ласково, ведут по мягкой коже за ушком, а после клеймят еë бережным поцелуем.       — Ещë…       Юнги срывается на протяжный стон, когда горячий язык размашисто мажет по шее.       Исходящий от всë ещë непогасших свечей свет искрится густыми блëстками, когда добирается до стоящего на тумбочке рядом графина с лимонной водой.       Большие ладони касаются нежно — с предельной лаской обводят каждую косточку и мышцу, бережно гладят ноги от щиколотки до колена и выше до самого конца.       Юнги дëргается, ощущая настойчивые прикосновения на внутренней стороне бедра.       Ногти слегка царапают, прежде чем подняться выше, минуя место, где жжëт больше всего. Юнги хнычет, его пальцы собственными находит, к члену своему сочащемуся направляя и сжимая покрепче. Хорошо до искр перед глазами.       Толчок.       — Мой мальчик такой хороший, — Тэхëн дышит тяжело, пряди светлые с чужого лба убирает.       Юнги глаза в бок скашивает, следит за извивающимся огоньком на конце сожжëнного на треть фитилька, и думает, что горячий примерно настолько же. Тело пылает, получающее один за другим чувственные поцелуи.       — Самый лучший.       Руки на талии, на рëбрах, а после гладящие по плечам.       Занавески снова поддаются ветру, вверх поднимаются, позволяя взглянуть на сумрак ночи. Испещрëнное горящими звëздами небо завораживает и манит.       Самой яркой из светящихся точек Тэхëн бы дал название их с Юнги любви — плавной и нежной, чистой до невозможности. Тэхён никогда не думал, что может чувствовать что-то настолько светлое.       Руки сами тянутся обнять юношеское тело, касаются бледной кожи так, будто бы та в любой момент пеплом обратится и растворится навсегда.       Юнги ладошку Тэхёну на щëку кладëт, целует, позволяя свои стоны на вкус попробовать, а после проглотить, чтобы уж точно больше никому они не достались.       Из-за окна доносится едва слышно собачий лай. Любимый пëс Тэхëна, наверняка снова пугающих цветастых посетительниц сада птичек.       Если бы Юнги был мотыльком, то летел бы всегда к солнечному Тэхëну.       Обычно серьёзный, наедине с маленьким принцем он больше похож на легкомысленного мальчишку, дурачится, между позвонков целует, губами их пересчитывая, да пряди светлые на пальцы накручивает.       Дыхание смешивается.       Из всех цветов Юнги больше всего, пожалуй, похож на ромашки — нежные и сотканные из самых первых лучиков света, не вычурные, но всегда находящие отклик в сердце.       Юнги громко стонет, выгибая спину. Внутри него горячо до тихих хрипов, пальцы сжимаются сильнее на изящной талии, прижимают к сильному телу. Тэхëн юношу рассматривает как в первый раз: скользит по нему взглядом жадно, рассматривает родинку на четвëртом сверху ребре, закрывающем бьющееся остервенело сердце.       Оно у Юнги такое же нежное, как и маленький принц в целом. Хрупкое, отданное доверчиво Тэхёну прямо в руки, и Тэхëн его сохранить клянëтся, целует снова и снова, пока Юнги в его руках подрагивает.       Узловатые пальцы сжимают плечи, царапают ощутимо, но всë неважно, когда Юнги от удовольствия ломает. Милый разбитый мальчик, Тэхëн рассматривает его дрожащие ресницы, пальцы на бедре сжимает, когда толкается особенно глубоко.       Юнги практически кричит.       Дрожит, сжимает Тэхён внутри до тихого шипения.       — Тише, маленький, — Тэхëн отнимает руку от талии, убирает светлый локон за ушко и наклоняется ближе, обжигая дыханием. — Расслабься.       Юнги дышит равно — хватает воздух судорожно пересохшими губами, мечется по постели, не зная куда себя деть.       Очередное движение, и он превращается в сущий беспорядок.       — Ещë совсем немного, Юнги-я, — пальцы переплетаются в замок, а после на каждой бледной костяшке остаëтся по поцелую. — Ты замечательно справляешься.       В тускловатом свете кожа Юнги кажется полупрозрачной, тусклой и невероятно тонкой. На запястье проглядывает переплетение синеватых вен, похожее на крохотное деревце или кустарник в тихой рощице недалеко от особняка. Там, где Тэхëну удалось урвать первый поцелуй с ягодных губ принца.       Тэхëн прижимается губами к артерии на шее — целует, лижет, пробует на вкус молочную кожу перед тем, как оставить на ней сиреневое пятнышко в подтверждение их близости.       — Тэхëн, пожалуйста… — отчаянные хрипы. — Коснись меня, помоги…       Юнги снова дрожит, накрывает ладошкой возбуждение, да зажимает пальцами, тут же пачкая их в вязковатом предэякуляте. Аккуратный член льнëт к животу, покачиваясь на особо сильных движениях.       Юнги стонет, когда поверх своей ладони ощущает чужую, сжимающую сильнее и заставляющую пальцы двигаться вверх-вниз.       На губах расцветает мокрый поцелуй: тихие всхлипывания в губы в ответ на немного болезненные укусы и давление большим пальцем на влажную чересчур головку.       — Почти?       Юнги лишь кивает, снова позволяет ресницам дрожать, омываемым желтоватым свечением. На щеках приступивший румянец похож на цвет пионов, мягкий распускается на островатых скулах и ползëт уверенно выше к вискам.       Тэхëн отмечает румянец своими поцелуями, никак не в силах перестать любимого мальчика целовать.       Сахарная кожа, по мягкости не уступающая привозимым с далëких континентов тканям, под губами будто бы плавится.       Тэхëн замирает внутри, когда слышит особенно громкий стон.       Юнги стонет его имя отчаянно: снова в плечо одной рукой впивается, пока сам дрожит бесконечно. Тэхëн его лишь обнимает, посильнее в своих ладонях от тепла пылающих сжимает. Дарит свой уют безвозмездно, окружает им, позволяет чувствовать себя в безопасности.       Ким из тела разреженного выскальзывает, жмëтся членом к чужому, теперь уже от белëсого семени липковатого, и пальцами оба обхватывает.       Юнги от такого стонет снова, куда-то в шею лбом упирается, но ничего больше не говорит. Кусает свои губы, пока те оттенок малинового заката не приобретают, а Тэхëн обессиленно не ложится рядом, снова позволяя утонуть в своих объятиях.       — Спи спокойно, маленький, — снова шëпот на ухо родным голосом, от которого мурашки по коже наперегонки скользят. — Я посторожу твой сон.       Поцелуй в макушку, а Юнги улыбки сдержать не может.       Ближе льнëт счастливо, губы под ленивые поцелуи подставляет, а сам молится, чтобы завтрашнее утро было лишь одним из первых совместных.