Солнечное сплетение

— Это что еще за херня?! — Ты про что? А… Это сережки. Слушай, я тут получил зарплату, и… — Постой! Ты знаешь, кто такое носит? Наруто так и замирает, не залив заварку кипятком. Они с Джирайей впервые за долгое время собрались сесть за стол вместе. Наруто только вернулся с работы, а Джирайя — из больницы. Сказал, что Цунаде его больше почти не гонит и что он даже начал писать новую книгу. После его вопроса сердце принимается стучать как бешеное. Оставив в покое чайник, Наруто оборачивается, чтобы посмотреть Джирайе прямо в глаза. — Кто? — Педики. Так что снимай быстро, и чтобы глаза мои этого больше не видели. Несколько секунд Наруто разглядывает его словно впервые. Джирайя не бухает с тех пор, как начал навещать Цунаде — даже если бы ему удалось пройти через сестринский пост с перегаром, она бы не позволила ему остаться рядом. Он привел в порядок волосы, одежду. И все же многое осталось прежним. — Нет. Видно, что от растерянности Джирайя не может даже подыскать слов. — Да что ты вообще?.. — Ты сказал: сережки носят педики, — отчетливо произносит Наруто, зная, что пути назад не будет. — Значит, все правильно. Хмурясь, Джирайя поднимается из-за стола. — Наруто, ты что несешь? Ты?.. Можно было бы объяснить ему, если бы он захотел понять, выслушать — и про Сакуру, и про Саске. Сказать: мне может понравиться человек, и неважно, какого он пола. Сказать: если бы я вдруг проснулся в параллельной вселенной, где Саске был бы девушкой, ничто в моих чувствах не изменилось бы. Можно было бы сказать даже, что Цунаде узнала о них и не осудила. Советовала скрывать как можно дольше, но… — Разве не понятно? По одутловатому лицу Джирайи расползается понимание, сразу же смешиваясь с гневом, проступающим красными пятнами. — Да как ты смеешь?! Я… я воспитывал тебя не так. Я растил из тебя настоящего мужика! Твои родители… — Нет, — выдыхает Наруто. — Не приплетай их. — Я взял над тобой опекунство ради светлой памяти Минато и Кушины! — («Пожалуйста», — шепчет Наруто, но Джирайя не слушает). — Как у таких людей мог родиться, — следующее слово Джирайя выплевывает, — урод?! — Но я никого не убил, не обокрал, я просто… — Просто — что? Псих, который долбится в жопу? Тебя лечить надо! У Джирайи даже голос исказился от гнева и отвращения. Он не прекращает сжимать и разжимать кулаки. Попробует ударить? Неужели решится? Вряд ли. — Я не псих, — тихо, но твердо говорит Наруто. — А родители… они бы поняли. Джирайя издает горький смешок. — Ты их даже не знал, в отличие от меня. Они, как и любые родители, хотели бы, чтобы их сын вырос нормальным! Наруто не хочет, не станет в это верить, но ощущает отголосок боли, которую испытал Саске от похожих слов. — А ты — неизвестно что, — продолжает Джирайя. Голос у него надламывается. Он падает на стул и качает головой. — Упустил я тебя… Какое же позорище… Знал же, что с тобой что-то не так… Мерзость… Пока он бормочет, Наруто принимает окончательное решение. — Я ухожу. Больше Джирайя на него даже не поднимает взгляда. — Катись на все четыре стороны, — говорит он, подрагивающими руками разглаживая на столе клеенку. — Знать тебя не хочу. Нет у тебя больше дома. В ушах шумит. Все действия становятся механическими. Наруто протискивается мимо Джирайи, сгорбившегося над столом, и заходит в комнату, которая еще несколько минут назад была его. Рывком открывает шкаф. Вся его жизнь умещается в рюкзак, к которому он цепляет скейт, и еще в две спортивные сумки. Кое-какие вещи остались, но они лишние, ненужные. Самое главное он заберет с собой: сокровища из ящика стола во главе с плюшевым лисом, доставшимся от родителей. Одежду — ее немного, — учебники с тетрадями, документы. Выдернув из розеток зарядки и обмотав наушники вокруг плеера, Наруто выпрямляется, чтобы оглядеть комнату в последний раз. Он знает, что никогда сюда не вернется, и это странное чувство, похожее на сон. Вот старенький компьютер, на котором он несчетное количество часов играл по сети с Шикамару и Кибой. Вот плакаты любимых групп. Вот кровать, застеленная полинявшим от стирок пледом, в который он всегда кутался в холода. Наруто пытается запомнить, попрощаться, поблагодарить… — Все, что ты не забрал, я выкину, — слышит он из-за спины. — Как хочешь. — К ебырю своему пойдешь? Или куда? Наруто подхватывает сумки и вылетает в коридор, минуя Джирайю. Быстро зашнуровывает кроссы и накидывает куртку. — Не твое дело. — Если ты думаешь, что сможешь вернуться… — Ты же сказал — у меня больше нет дома. Джирайя скрещивает на груди руки и все-таки решается на него взглянуть. — Вот и стоят того эти твои больные извращения? — Быть собой, — говорит Наруто, дергая ручку двери, — стоит всего. Прощай. Джирайя не отвечает ничего. В себя Наруто приходит, успев пройти пару кварталов. На улице уже смеркается и моросит дождь, но он едва это замечает. Садится на скамейку на остановке и касается кончиками пальцев уха. Сережки-гвоздики из медицинского сплава. Наруто выбрал бы маленькие кольца, но девушка, которая прокалывала ему уши, сказала, что нужно несколько недель походить с такими. Он был в пирсинг-салоне вчера, когда получил зарплату. Давно хотел… Подошедший автобус окатывает джинсы ворохом капель из грязной лужи. Это заставляет очнуться окончательно. На автобус Наруто не садится, потому что не знает, куда ему ехать. Решать, что делать дальше, нужно прямо сейчас. Саске все еще в Шукубе. Можно было бы переночевать у Кибы, но он уехал с родителями на дачу и вернется в воскресенье, перед школой — а это только завтра. У Шикамару Наруто никогда не оставался на ночь. К остальным обращаться… неловко. Наруто уверен, что может позвонить Ируке, и тот ни за что не оставит его на улице. Разрешит перекантоваться какое-то время, пока он не найдет жилье. Можно так и поступить. Уже взяв в руки мобильный и найдя номер Ируки, Наруто понимает, что не может ему позвонить. Вернее, может, но… в таком случае его сегодняшнее решение уйти ничего не будет значить. Я теперь взрослый, вспышкой проносится мысль. У меня в кармане — заработанные честным трудом деньги. Я сам должен решить свои проблемы, никого ни о чем не прося. Кажется, на соседней улице была дешевая гостиница… Встав и оглянувшись по сторонам, Наруто цепляется взглядом за лист бумаги на стене остановочного навеса. Криво приклеенный на слои оторванных афиш и старого скотча, он белеет в полутьме. «СДАЕТСЯ КОМНАТА…» Просят как раз столько, сколько Наруто мог бы заплатить, чтобы еще и на жизнь осталось. Район на самой окраине, но это не проблема. Про домашних животных ничего не сказано. Наруто отрывает полоску с номером и перепечатывает его, сверившись трижды. Сделав глубокий вдох и медленно выдохнув, звонит. Поднимут ли вечером, в выходной? После нескольких гудков в трубке раздается кряхтение, а затем слабым старческим голосом произносят «слушаю». — Здравствуйте, — говорит Наруто, стараясь звучать как можно серьезнее. — Я по поводу комнаты. Увидел объявление. Простите, что так поздно… Кряхтение прекращается. — Ничего-ничего, — деловито отвечает старушка (теперь Наруто уверен, что это женщина), совершенно переменив тон. — Только предупреждаю сразу, молодой человек: за первый месяц заплатить придется вперед. — Идет, — быстро соглашается он. — Но мне нужно заселиться срочно, уже сегодня. Секундная пауза. — Ладно. Тебе лет-то сколько? — Восемнадцать. Учусь, работаю, зарплата хорошая. Оргий, — вспоминает он текст объявления, — не устраиваю. А зовут меня Узумаки Наруто. Бабуля фыркает. — Зеленый дом, сто пятая квартира. Это восьмой этаж. Только лифт не работает, но тебе-то, молодому, не проблема подняться. И бросает трубку.  Наруто запрыгивает в автобус, не переставая улыбаться. Его немного потряхивает — и от нервов, и от холода. Впереди полная неизвестность, но он уверен в том, что все делает правильно. Попалось же ему почему-то именно это объявление — значит, все получится. Все будет в порядке. В пошарпанной девятиэтажке не работает не только лифт, но и домофон, и дверной звонок. Приходится стучать. — Бабуля! — кричит он, когда никто не открывает. — Это я, Наруто! После этого он слышит приближающееся шарканье. — Чего кричишь-то, — морщится старушка, распахнув скрипнувшую дверь. — Я, эт самое, телевизор в наушниках смотрю. Внук подарил! И телевизор, и наушники. Ты разувайся-то давай… Сумки по полу не волочи! Бабулю зовут Чие. Для древней старушенции она оказывается невероятно бойкой, а еще, не замолкая, говорит о внуке. Объявления по всему городу расклеил тоже он. Квартира у нее трехкомнатая, немаленькая. Мне, говорит Чие, столько места не нужно. — Ремонта тут лет двадцать не было. — Она обводит рукой комнату, которую решила сдавать. — Но все чистое, аккуратное! Никаких клопов или, боже упаси, тараканов. Кровать отличная — сам видишь. На заказ когда-то делали! Матрас, конечно, жесткий, а говорят, так даже полезнее. Шкаф, стол, все, что нужно… Здесь мой внучок когда-то жил… Уехал потом, выучился, бизнес у него свой теперь, но так и не женился… И чего он тянет? Я, прежде чем помереть, хочу погулять на его свадьбе! Ну да ладно. О чем это я? Постельное тебе выдам, ванная комната — за соседней дверью. В холодильнике выделю отдельную полку. Ты где учишься-то, кстати? — В школе, — отвечает Наруто, осматриваясь. — В двенадцатом классе. — И уже работаешь, чтобы жить самостоятельно? — с подозрением спрашивает Чие. — Куда твои родители смотрят? — А их у меня нет. После своего ответа Наруто ожидает еще большей подозрительности, но Чие вдруг заметно смягчается. У нее начинают блестеть глаза, как если бы она собралась вот-вот заплакать. — Мой Сасори тоже рано потерял своих. Сын и невестка… Они были военными журналистами. Поехали освещать очередную гражданскую войну в богом забытую страну — так и остались мы с Сасори вдвоем. Муж мой, царство небесное, умер еще до его рождения… Наруто понимает: ей не деньги в первую очередь нужны, а компания. Старость, думает он, ужасно одинокая, скучная штука, если рядом никого нет. — Мне жаль… — Ну все, все, — отмахивается Чие, стирая набежавшую слезу. Громко сморкается в выцветший носовой платок. — Что решил? Будешь здесь жить? Тут и думать нечего. — Буду. Только, бабусь, я не один…

***

— Ты еще и кота туда притащил? — улыбается Ино. Наруто уже набил рот картошкой, поэтому просто кивает. Все воскресенье прошло за обустройством и отмыванием Лиса. Что это был за день! Но Наруто нашел в нем спасение: если бы руки не были ничем заняты, он бы просто себя сожрал, бесконечно прокручивая в голове последний разговор с Джирайей. Злость, боль, обида, да еще и беспокойство за то, как теперь старик будет без него, один… Справится, решил в конце концов Наруто. Должен справиться. Хотя бы ради Цунаде, если уж действительно ее любит. Нормально теперь с ним не поговоришь, если только не признаешь его правоту («урод» — отдается в голове эхом), да и в таком случае их отношения не станут прежними. Джирайя отказался от Наруто из-за дурацких сережек; Джирайя отказался от него из-за того, кто он есть. В общем, суматошное воскресенье и правда пошло на пользу. Обжиться в комнате не составило труда, а Чие даже предложила немного скинуть цену за аренду, если Наруто будет помогать по хозяйству. Наруто и так помог бы — разве сложно ему вынести мусор или помыть окна? Тем более что Чие оказалась сговорчивой и позволила приютить Лиса. Сказала, что раньше, давным-давно, у нее тоже была кошка. Но выловить Лиса оказалось не так уж просто. Наруто нарезал круги у «Ичираку» добрых несколько часов, пока не заметил знакомую рыжую шубку. Приманил едой, а затем сел на корточки, раскрыл рюкзак — и вот они друг на друга уставились. — Ну, пойдешь домой, красавец? Там всегда будет тепло и сыто, я тебе обещаю. Что тебе эта улица? Лис все не решался, поглядывая то на Наруто, то на рюкзак. — Скоро зима, выпадет снег. Да и достается тебе от других, видно же, — не унимался Наруто. — Не понравится у меня — отпущу. И только после этого Лис согласился с ним пойти. Обнаружилось, что он весь блохастый — Наруто долго отмывал и сушил его (и даже не лишился за такую дерзость рук) под причитания Чие. Потом еще бегал в зоомагазин за всем необходимым, вернувшись навьюченным пакетами. Потом — прибирал разведенный бардак... Наконец, уже поздно вечером, когда Лис свернулся в своей лежанке в углу комнаты (видимо, когда-то он все-таки был домашним), а Наруто помыл посуду после ужина и рухнул на кровать, пришло сообщение от Саске. придурок: Я только приехал в Коноху. Что бы Наруто ни делал, он всегда думал о нем. Ему страшно хотелось наконец-то нормально поговорить, рассказать обо всем, что произошло… Но лучше, решил он, подождать встречи. Наруто: Я УЖАСНО СОСКУЧИЛСЯ придурок: Можем завтра после школы поехать ко мне. Набрав «хорошо», Наруто так и уснул, расплывшись в глупой лыбе. А когда проснулся, было уже утро. Добираться от новой квартиры до школы — гораздо дольше, и, разумеется, он опоздал. Влетел в класс, запыхавшись, минут на десять позже. Уже приготовился к возможному разбору полетов от Какузу, но вместо него за столом сидел Какаши. Уроки в первый после каникул день перетасовали: всем, кроме олимпиадников, поставили аж два блока физики подряд, а последнюю историю заменили на литературу. Счастливчиками, которых Какузу отобрал для завтрашней школьной олимпиады и решил сегодня подготовить, оказались Саске, Неджи, Сакура и, несмотря на оценки, Шикамару. К литературе он обещал их вернуть, но всю физику Наруто тяготился тем, что парта справа пустует. В столовую они пошли вместе с Ино. Когда она закончила рассказ об океанариуме и коктейлях и стала расспрашивать у Наруто, как его дела, он неожиданно для себя поделился тем, что съехал от Джирайи. Мол, поссорились, а на какой почве — неважно. Ино и не стала уточнять. Подумала, наверное, что дело в алкоголе или еще в чем. — Притащил кота? — переспрашивает изможденный Шикамару, садясь рядом с Ино. — Представляешь, Наруто теперь живет один, — говорит она, пододвигая к Шикамару сладкий чай. — Ну, почти. Снимает комнату. Шикамару показывает большой палец и выпивает весь чай залпом. Ино касается его плеча. — А ты как? Какузу тебя совсем замучал? Она с Шикамару не виделась все каникулы и, наверное, чувствует такую же потребность поговорить без лишних свидетелей, как и Наруто с Саске. Нужно оставить их наедине, понимает Наруто. Он уже встает, чтобы уйти, но Шикамару его окликает. — Крутые сережки, — повторяет Шикамару то, что минут пять назад сказала Ино. — Я бы тоже такие хотел, но нельзя. Наруто холодеет. — Почему? — Из-за тупых предрассудков, — объясняет Шикамару. — Я, наверное, все-таки поступлю на юридический, буду работать с отцом, и… — Он не возьмет тебя на работу, если ты будешь носить сережки? — резче, чем следовало, спрашивает Наруто. Шикамару хмурится. — Понимаешь, эта среда… очень консервативная. Репутация для людей в тех кругах — все. — И что, из-за каких-то сережек репутация юриста может пострадать? — Она может пострадать и из-за меньшего. — Мне кажется, достаточно хорошо делать свою работу. Криво улыбнувшись, Шикамару качает головой. — Если бы… Хотя поддерживать свою репутацию безупречной — и есть большая часть этой работы. Вот что, кроме прочего, бесконечно давит на Саске.

***

Куренай обводит взглядом класс, притихший перед близящимся допросом. — Ребята, ответьте честно: кто успел прочесть книгу? — Но ведь у нас было время до завтра, — ноет Чоджи. — Поэтому я и не буду никого ругать, — подмигивает Куренай. — Сделаю вид, что поверила в то, что кто-то собирался успеть прочесть несколько сотен страниц за один вечер. Наруто закончил слушать аудиокнигу с утра, пока ехал в автобусе, но ему стыдно привлекать к себе внимание. А вот Сакура, Хината и Карин уверенно тянут руки. Куренай вздыхает. — Хорошо. Сакура, что ты можешь сказать о главной героине? — Через ее образ автор показывает трагизм любовного выбора, противопоставляя ее стремление к личному счастью требованиям социума, — чеканит Сакура. — Ее внутренний мир раскрывается через эмоциональные переживания, что подчеркивает глубину и сложность ее характера. Для литературы той эпохи конфликт между личными чувствами и общественными нормами… Наруто прекращает слушать после четвертого или пятого слова, а Куренай качает головой. — Подожди, подожди, Сакура. Это прекрасный ответ, который заслужил бы на экзамене по литературе высший балл — я не спорю, но мне хотелось бы просто обсудить с вами эту историю. Вы все взрослые, у каждого из вас есть свое мнение, и неправильного — по крайней мере, на моих уроках — не существует. Попробуйте сказать своими словами, что думаете о главной героине. Воцаряется тишина. Сакура, наверное, опешила или обиделась. — Я считаю, что она — дура, — вдруг заявляет Суйгецу. — И сама во всем виновата. — Дура — потому, что полюбила? — оборачивается к нему Карин. — Ну, в таком случае она расплатилась за эту ошибку своей жизнью. Неужели тебе ее не жаль? Класс оживляется, а Куренай переводит с одного на другую довольный взгляд. — Это не любовь, а совершенно нерациональное поверхностное чувство, — неожиданно отрезает Неджи. — Они провели вместе всего пару месяцев. Как за такое время можно полюбить? — Но любовь сама по себе нерациональна! — возражает Тентен. — Я думаю так же. — Сай отвлекается от альбома, в котором постоянно что-то рисует. — Если ты можешь объяснить, почему кого-то любишь — то это расчет, а не любовь. И, когда любишь, готов пожертвовать собой, ничего не прося взамен. Разве не в этом смысл всей книги? — Смысл книги в том, что можно всю жизнь прожить в розовых очках и погибнуть за свои иллюзии, — фыркает Неджи. — Остальные с этим согласны? — спрашивает Куренай. Ли, обычно смущающийся отвечать на уроках, даже привстает из-за парты. — Нет! Она спасает его ценой своей жизни, потому что не хочет жить в мире, где его нет, а еще потому, что знает: так она подарит ему возможность продолжать помогать другим. Это настоящий поступок! Если не способен на такой сам — ладно, но не нужно говорить, что остальные живут в иллюзиях! — Тише, ребята, не переходим на личности. Карин? — Да, я хочу спросить у Неджи, — начинает та, скрещивая на груди руки, — который считает, что эта история об иллюзиях. Что такое, по-твоему, любовь? Куренай одобрительно кивает. — Очень философский вопрос. Что скажешь, Неджи? Может, вам придется писать сочинение на подобную тему. Неджи всегда знает, что ответить, но, видимо, не в этот раз. — Ну… — запинается он. — Это когда… Наруто украдкой смотрит на Саске, сцепившего перед лицом руки в замок. Еще несколько месяцев назад он тоже не смог бы ответить на этот вопрос. Прежде чем Саске поймает его взгляд, он отводит глаза.

***

Весь тягомотный день того стоил — как только они остаются наедине, в машине, Саске целует его на первом же светофоре. Даже просто касаться его спустя столько дней ощущается в десять раз ярче — словно раньше они никогда не целовались. Саске очень много выкурил, это чувствуется по его вкусу. — Мы с Джирайей посрались. — Наруто еле ворочает языком, но нужно отвлечь себя рассказом о новостях, пока они не добрались до квартиры. — Я нашел комнату… Ее бабуля Чие сдает. В Западном районе. В общем, в тот же день переехал. И взял к себе Лиса, бабуля разрешила. — Из-за чего? — А? — Что Джирайя сделал? — Может, это я что-то сделал, — бормочет Наруто. Саске отвлекается от дороги, бросая на него испытующий взгляд. — Ты мне ответишь? Говорить правду не хочется, но и врать — тоже. — Ему… не понравилось, что я проколол уши. — Вот как. — Сказал, что сережки носят только… — Я понял, — обрывая его, цедит Саске. — Правильно сделал, что ушел. — Все равно беспокоюсь за него. У него ведь не было денег даже заплатить за коммуналку. — Он взрослый человек. Разберется. Наруто отворачивается и прижимается лбом к холодному окну. — Я тоже так подумал. Какое-то время они едут в тишине, разбиваемой зарядившим дождем. Саске паркуется на стоянке как раз в тот момент, когда ливень встает стеной — вокруг не видно совершенно ничего. — Эй, — произносит он негромко и касается мочки уха. Наруто словно током прошибает. Становится нечем дышать. — Это первое, что я сегодня заметил, когда увидел тебя, — говорит Саске почему-то шепотом. — Тебе идет. — Мне не нравятся. Я хотел маленькие кольца, а не гвоздики, но придется подождать пару недель. На мне все быстро заживает, ты же знаешь. Саске берет его за подбородок и заставляет посмотреть на себя. Вдали от остальных, наедине он наконец ослабляет самоконтроль, глядит темно и голодно, долго не может выпустить из рук. И это — его способ сказать, что он тоже скучал.