История одной болезни

Ратленд, Вермонт, 5 мая 2023г — Как он? Парень спит уже целый день, — едва слышный женский голос пробивается в сознание Ксавье, — Разве у него были какие-то серьезные травмы? — Только вывих плеча, но с этим проблем нет, — другой женский голос, казалось, звучал чуть ближе, — Но он упал в обморок от стресса, еще до приезда скорой помощи. Также из симптомов спутанность сознания, тошнота. Когда он приходил в сознание, он слабо себя контролировал, и, кажется, вообще плохо понимал, что происходит. Было решено дать ему препараты, купирующие симптомы. Скоро уже должен прийти в себя, очень надеемся, что ему уже будет лучше. Как никак, почти сутки прошли. — Бедный мальчишка, он ведь такой впечатлительный, — вздохнула собеседница. Ксавье попытался приоткрыть глаза. Свет в палате был включен и ярко бил в глаза. За окном — сумерки. Утро это или вечер, было понять трудно, но женщины что-то говорили про сутки. Прошли почти сутки? Парень попытался сфокусироваться на собеседницах. Одна женщина, в медицинском халате, стояла в дверном проёме и разговаривала с другой — высокой брюнеткой, одетой в черное платье. Мортиша Аддамс, мама Уэнсдей. Он всё проспал. В тот самый момент, когда нужно было всё контролировать, когда нужно было помочь Уэнсдей, поддержать её, он просто хлопнулся в обморок. Как там сказала медсестра, от стресса? Да уж, более позорного исхода невозможно представить. Арестован ли хайд? Его отец? Как себя чувствует Уэнсдей? Он ничего этого не знает, потому что он просто не справился. Слабак. Медсестра, кажется, заметила, что пациент приходит в сознание и подошла поближе. — Как вы себя чувствуете, Ксавье? — мягко поинтересовалась она, — Я Синди. Как ваше плечо? — Плечо почти не болит, — ответил Ксавье, не желая вообще обсуждать плечо. Вообще, оно болело — но в разы меньше, чем вчера. Зачем вообще сейчас обсуждать грёбаное плечо? — Как Уэнсдей? Где преступники? Они под стражей? — Вам сейчас нужен покой, — сказала Синди, — Вчерашние события оказались очень тяжелыми для вас. Поэтому пока никаких стрессовых разговоров для вас, прошу отнестись с пониманием. Отдыхайте, — улыбнулась медсестра. — Я отдыхал сутки! — голос снова звучал слишком нервно, и если б не был слишком слабым, то можно было бы подумать, что он кричит. Быстро поразмыслив, что, если он начнет буянить прям в больнице, ему снова дадут транквилизаторы, он попытался успокоиться, — А сейчас мне нужно знать, как Уэнсдей и что с преступниками. — Девушка в порядке, — ответила Синди, улыбаясь, — А теперь отдохните немного. Мы ей сообщим, что вы очнулись, и, если захочет, она вас навестит. — Что значит навестит меня? — силы постепенно появлялись, и Ксавье уже было трудно скрывать степень своего возмущения, — Пострадала ведь она! Это я хочу ее навестить! — Еще раз повторю, Ксавье, что вам нужен сейчас покой. Девушка в порядке и возможно навестит вас чуть позже, — глупая дежурная улыбка медсестры с каждой репликой казалась все менее искренней, и Ксавье уже выходил из себя от этого диалога. — А позвольте мне поговорить с мальчишкой, Синди, — пребывая в каком-то умиротворении, сказала Мортиша, — Я думаю, мы найдем общий язык. Медсестра, ничего больше не говоря, вышла из палаты, а на её место зашла мать Уэнсдей. Было невероятно наблюдать её спокойствие — вообще, она выглядела так, будто бы ничего страшного у нее не произошло, как будто бы вся её жизнь удалась и её дочь не подверглась насилию буквально вчера. — Почему вы такая спокойная? — вырвалось у Ксавье против воли, — Как будто ничего не произошло! — А почему ты так терзаешь себя, Ксавье? — Мортиша слабо улыбнулась, — Ведь всё закончилось достаточно хорошо. Уэнсдей сказала, хайд мог выстрелить в тебя. Всё обошлось. — Ничего не обошлось! — Ксавье вообще казалось, что они сейчас говорят на разных языках, — Вы вообще знаете, что произошло? Что случилось с Уэнсдей? — Конечно, я знаю, — её лицо слегка посерьезнело и помрачнело, и Ксавье стало немного спокойней от того, что мать Уэнсдей всё-таки понимает серьезность происходящего, — Очень жаль, что так произошло. Но, насколько я знаю, ты проделал огромную работу по предотвращению этого. Спасибо тебе, огромное спасибо! — Я не справился, — с горечью сказал Ксавье, — Я не справился ни с чем. Все было без толку. — Насколько я слышала, ты спас Уэнсдей как минимум от ножевого ранения. А это многого стоит, Ксавье, я бы даже сказала так — это самое главное. Мортиша продолжала поддерживающе смотреть на Ксавье, будто бы была его психологом. Будто бы он сам себе придумал все эти проблемы и это не её дочь вчера попала в лапы насильника. Будто бы действительно всё было хорошо. — А откуда вы знаете про ножевое ранение? — внезапно осенило Ксавье, — Только не говорите мне, что вы тоже всё это видели и знали, но ничего не сделали! — Нет, я не знала, — успокоила его Мортиша, — Мой дар вообще распространяется скорее на радостные события, — с улыбкой продолжала она, — Я вижу приятные моменты близких мне людей — совместные встречи с теми, кто им дорог, начало отношений, свадьбы и рождения детей… — она сделала небольшую паузу, будто погрузившись в приятные воспоминания о своих радостных видениях, — Но не суть. Про ножевое ранение мне сообщил твой отец, я уже разговаривала с ним. Он видел так много разных вариантов развития событий… Ты знаешь, если он что-то видит, то с ним можно подробно консультироваться о том, что будет, и даже попытаться выбрать идеальный исход. — Где он? — челюсти Ксавье сжались от злости. Он должен быть сейчас под стражей. Где это Мортиша разговаривала с ним? — Он сейчас в лаундже в больнице, — сказала Мортиша, — Ждёт удобного момента для разговора с тобой. — Нам не о чем разговаривать, — сгоряча сказал Ксавье, — Он должен быть под стражей, а не в лаундже! — Ксавье, дорогой… — Мортиша прикрыла глаза, будто бы пытаясь сосредоточиться, — Пожалуйста, постарайся не делать ничего сгоряча. Я уверена, вам с отцом стоит поговорить. Спокойно поговорить. Он расскажет тебе, как он видит эту ситуацию. Это твоё дело — соглашаться с ним или нет, но хотя бы выслушать и попытаться его понять стоит, поверь мне. — Что тут можно понять? — с жаром выплевывал Ксавье, — Что он был заодно с преступником? С насильником, который издевался над любимой девушкой сына? Как это вообще можно понять? Мортиша расплылась в улыбке, и Ксавье вдруг понял, что слишком уж несвоевременно раскрыл свои чувства к её дочери. Хотя, впрочем, могла ли она не знать? Даже Винсент несколько месяцев назад говорил, что она видит Ксавье рядом с Уэнсдей. Да уж… Может, она и сейчас заодно с его отцом? — Скажите, почему вы так спокойно реагируете на то, что произошло? — задал Ксавье главный терзающий его вопрос, — Вам всё равно? Вам кажется, ничего страшного не случилось? Это ведь травма на всю жизнь, а вы так говорите, будто вообще всё нормально. — Ксавье, каждое событие, даже незначительное, оставляет отпечаток на нашей жизни, — слегка улыбаясь, начала Мортиша, — Да, конечно, то, что произошло, это ужасно. Уэнсдей, конечно, любит пытки, но обычно она предпочитает пытать сама, — Мортиша так хитро посмотрела на парня, будто пытаясь оценить, зайдет ли ему такая шутка, — Но стать жертвой на время, а потом красиво выйти из этой ситуации — это не так страшно, как ты говоришь. Гораздо страшнее — какие-то необратимые последствия. Как если бы хайд выстрелил в тебя или вонзил бы в нашу девочку кинжал. То, что произошло, на самом деле не настолько критично. — Но представьте, какая это травма для нее! — возмущенно сказал Ксавье, — И вам всё равно? — Не завывай, что моя тучка не из слабонервных, — улыбнулась Мортиша, — Наверное, не хорошо так говорить, но такая встряска ей возможно даже поможет. Она всегда мечтала, чтобы её похитили. И спасибо тебе огромное, что это не закончилось хуже. А она, возможно, хоть немного сейчас успокоится и начнет ценить свою жизнь. И жизнь своих близких. Ксавье было совершенно непонятно, как можно так спокойно говорить о таких вещах — и как можно находить какие-то плюсы в том, что дочь подверглась насилию. Желая уже закончить этот тяжелый разговор, он решил выяснить нечто более важное. — Где хайд? — это, конечно, должен был быть один из первых его вопросов. — Он под стражей. Ему грозит пожизненное, с учетом предыдущих грехов, — успокоила его Мортиша. — А Уэнсдей? Она тоже здесь, в больнице? — Да. Она сейчас спит, и, скорее всего, проспит до утра, — сказала её мать, — В отличие от тебя, она вчера довольно долго не спала, её осматривали врачи и брали анализы. — Как она? — с опаской спросил парень, а потом добавил — Только честно… — Всё довольно хорошо… — протянула Мортиша, а потом, глядя на лицо Ксавье, добавила, — Нет, правда, ты будто не знаешь её. Психолог сказал, что никогда еще не видел, чтобы от изнасилования были такие слабые последствия. Их практически нет. Гинеколог сказал, что в общем и целом никаких значительных повреждений нет, но анализы будут готовы только через несколько дней. Еще ей сделали рентген в тех местах, где самые серьезные синяки, но переломов тоже нет. Она все время закатывает глаза и раздраженно говорит, что с ней всё в порядке. Будь её воля, она бы ушла из больницы еще вчера, или вообще бы не приезжала сюда. Мортиша продолжала быть спокойной и Ксавье подумал, что возможно, есть в этом что-то — такое абсолютное принятие жизни, что бы в ней ни происходило. Хотя у него самого так не выходило. — Судя по тому, что мне рассказали, она поехала в больницу только потому, что беспокоилась за тебя, а сама она вообще не хотела обследоваться, — вдруг сказала Мортиша, — Хотела просто убедиться, что ты в порядке. Ксавье хмыкнул от этого идиотизма. Это так похоже на Уэнсдей — совершенно не переживать о том, что происходит с ней. И одновременно не похоже на нее — беспокоиться о ком-то еще? Неужели она таки привязалась к нему и беспокоилась? Или она таки была девушкой Тайлера, как говорил ему этот чёртов хайд. Да, вопросов к Уэнсдей много — но когда они смогут это обсудить, с учетом того, что она сейчас должна быть не в самом стабильном состоянии — не понятно. — Позвать твоего отца, Ксавье? — спросила Мортиша, — Он ждёт и очень переживает… Ксавье вздохнул. Да, им в любом случае нужно поговорить, хотя не совсем понятно, сможет ли Ксавье разговаривать с ним спокойно. Но оттягивать разговор и быть в неведении — тоже так себе перспектива. Тем более, что Уэнсдей сейчас всё равно спит. А он спать не планирует. — Я сначала хочу поужинать, — сказал Ксавье, — В спокойствии. Пусть заходит часа через полтора, а я пока закажу себе ужин и поем, настроюсь на разговор. — Спасибо, Ксавье, — напоследок улыбнулась Мортиша и вышла из палаты. Аппетит был адским — в этот день он ничего не ел, а в предыдущий за весь день перебился только парой сэндвичей. Поэтому он заказал себе еды по максимуму — и греческий салат, и луковый суп, и бургер, и чизкейк, и чай. На крайняк останется что-то, но скорее всего, от такого голода всё будет съедено довольно быстро. Во время еды он думал об отце. Совершенно не понятно, что там за объяснение своих действий у него найдется, но уже очевидно, что простить за такое не выйдет. И как бы ни было горько, но, похоже, отца в том понимании, в котором он у него был раньше, больше нет. И хотя Мортиша слегка успокоила парня информацией о том, что в целом всё в порядке с Уэнсдей, что хайд под стражей, и слегка внушила ощущение принятия ситуации, он все еще был совершенно далек от того, чтобы к этому относиться подобным образом. Его любимая девушка пострадала, и виной этому — осознанные действия его отца. Оставить это просто так и сделать вид, что ничего не было — нельзя. Когда парень уже доедал чизкейк, в дверь палаты постучали. После положительного ответа туда зашел его отец, Винсент Торп, и, глядя на сына обеспокоенным взглядом, прошел в палату и сел на кресло. На его лице не было видно раскаяния, но было что-то похожее на опасения. — Как ты? — вместо приветствия спросил он. — Как я? — сразу же перешел на крик Ксавье, — Ты всё подстроил, задержал полицию, своими руками сделал то, что сделал, и спрашиваешь, как я? Да как ты смеешь! А спросить, как Уэнсдей, ты не хочешь? — Я уже интересовался, как Уэнсдей. И надо сказать, она отлично, — задумчиво сказал Винсент, — А вот то, что я всё подстроил — слишком сильное заявление. Отец все еще казался ему слегка обеспокоенным — возможно, он волнуется насчет предстоящего разговора. И не удивительно — прощения ему не видать. Но, поразмыслив, Ксавье решил, что будет лучше разговаривать более спокойно — так можно будет быстрее все выяснить и распрощаться с ним. — Как ты связан с Тайлером? Почему ты ему помогал? — уже немного спокойней начал засыпать отца вопросами Ксавье, — Знал ли ты, что Уэнсдей — его жертва? — Я с этим мерзавцем не связан никак, чего не скажешь о твоей девушке, — задумчиво продолжил Винсент, — Но, я думаю, этот вопрос ты будешь обсуждать с ней лично. А то, что вы вдвоём там будете с этим психом в заброшенном летнем домике — я, конечно, знал. — Почему ты решил задержать полицию? — Ксавье хотелось узнать все побыстрее, чтобы не размусоливать подолгу все эти неприятные темы. Возможно, получится узнать все важное за 5 минут и выгнать его к чёртовой матери. Винсент, казалось, хотел бы более медленного и спокойного разговора, но, немного поколебавшись, смирился и стал отвечать. — Я довольно долго наблюдал за этим событием, — начал он свой рассказ, — Как ты знаешь, в видениях я прокачался достаточно сильно и могу изучать происходящее намного глубже, чем другие, — отсылка отца к своей авторитетности только больше злила Ксавье в данной ситуации, — И я наблюдал за тем, что должно произойти. Смотрел разные исходы. Он на какое-то время замолчал и погрузился в воспоминания. И что за исходы он там наблюдал? Что, интересно, могло случиться плохого, если бы полиция приехала вовремя? Абсурд, какие-то жалкие оправдания. — Ты провел прекрасное расследование, и полиция действительно приехала бы вовремя, если бы я не вмешался, — наконец продолжил Винсент, — Но, во-первых, хайда бы отправили обратно в лечебницу. Его бы не стали судить, сочтя недостаточно опасным, и просто продолжили бы эксперименты. Эксперименты для науки — это, конечно же, хорошо, но только не для Уэнсдей, которая бы опять с головой погрузилась в его изучение. Так себе оправдание. Только чтобы засудить Тайлера? Да, Ксавье действительно хотел, чтобы ему влепили пожизненный, очень хотел. Наверное, он бы не отказался и от казни, хотя в целом считает эту меру наказания недопустимой. Но ради этого позволить Уэнсдей стать жертвой? Да никогда в жизни. — Во-вторых, история бы повторилась. Много, много раз — если на это влиять. Уэнсдей бы продолжала считать это игрой, в которой она сама вполне справляется и всё заканчивается хорошо, что бы она ни делала. И продолжала бы попадать в такие ситуации, а ты — бесконечно её спасать. Тоже звучит неправдоподобно. Да, Ксавье бы спас её хоть тысячу раз, даже если придется это делать постоянно. Но неужели она бы действительно так и не поняла, что опасно, а что нет? Неужели продолжила бы лезть в свои исследования, даже после похищения? Даже если бы Ксавье попросил её этого не делать. — Ну и в-третьих, боюсь, она бы не осталась с тобой, — продолжал Винсент, — Еще пару дней назад она находилась на этапе сомнений — похоже, что она боится каких-либо отношений. И она легко отшила бы тебя несмотря на симпатию, просто побоявшись серьезности твоих намерений. Всё, что я о вас видел после её удачного спасения на раннем этапе — она говорит тебе о том, что между вами ничего не может быть. А во время следующих своих передряг — уже при любом исходе, спасай ты ее или нет, — она будет от тебя уже слишком далеко. И будет уже слишком близко к Тайлеру. — Подожди… Ты серьезно? — Ксавье казалось, что именно третий пункт — тот самый, который стал решающим для отца. Он позволил ей стать изнасилованной, чтобы она выбрала Ксавье? — Ты серьезно считаешь, что это нормально? Просто подвергнуть девушку насилию, даже если она что-то там потом поймет? Просто потому, что тебе нравится больше этот самый исход? Это нечеловечно! — Это так только звучит, сын, — пытался оправдаться Винсент, — А на деле то, что произошло, можно считать меньшим из зол. Она бы оставила тебя по своей же глупости, продолжила бы эксперименты с Тайлером, а он бы ее просто-напросто загубил потом! Относился бы к ней так же по-свински, как ты наблюдал вчера, только вот она бы уже не смогла бы из этого выбраться, и ты бы её не спас, потому что это уже был бы ее выбор. Ты этого хочешь? — Это всё просто жалкие слова оправдания твоего злодеяния! — злостно выплюнул ему Ксавье. Аргументы заканчивались, и, хоть и думать о том, что насилие и способствование ему можно как-то вообще оправдать, было немыслимо, аргументы отца были слишком похожи на правду. Все, что он описывает — действительно похоже на то, куда безрассудная Уэнсдей может себя загнать. — А ты, Ксавье, просто потерял бы себя. Стал бы совершенно ненужным ей помощником, спасал бы ее, хоть она бы никогда этого больше не оценила. Можно сказать, что вчерашний эпизод спасет её от будущего безрассудства и сделает её чуть более ценящей человеческие здоровые отношения — дружбу, любовь… — То есть ты оправдываешь это насилие тем, что предотвратил какие-то будущие насилия? Это так не работает! Это недопустимо! — Ксавье все еще кипятился, хотя, надо сказать, отце посеял в нем зерно сомнений. Совершенно не хотелось, чтобы Уэнсдей привязывалась к психопату-Тайлеру настолько, чтобы самовольно с ним оставалась. — Знаешь, я даже изучал вопрос того, в какой момент этого видения может зайти полиция, чтобы дальнейшая судьба этой девушки и тебя пошла по другому, более здоровому пути, но при этом, чтобы это было сопряжено с минимальным для неё стрессом. И я справился. Ты и сам видел, что Тайлер собирался делать дальше. Полиция пришла достаточно рано, чтобы почти не травмировать девушку, но при этом, чтобы достаточно встрясти ей психику для здоровой переоценки ценностей. — Не хочу тебя больше слушать… — на выдохе проговорил Ксавье. Чай уже отвратительно остыл, а чизкейк он не доел, увлекшись разговором. Да и кому сейчас сдался этот чизкейк? Он понимал все, что говорит отец, и даже в какой-то мере был согласен с этим. Ведь раньше он никогда не осуждал этот метод отца — досконально изучать возможные варианты будущего и выбирать самый комфортный для всех. С этим даром злодей бы захватил и уничтожил весь мир, а миротворец бы установил мир во всем мире. Именно так отец стал известен на все штаты, разбогател, именно так он увидел, что мне лучше учиться в Неверморе. И что мне лучше быть вместе с Уэнсдей… — Конечно, я и не ожидал, что ты меня простишь. По крайней мере пока что… — задумчиво проговорил Винсент, — Но, знаешь, когда ты увидишь Уэнсдей, возможно, ты поймешь, что всё не так плохо. Девочке всё нипочем, она всем утверждает, что не произошло ничего такого, чтобы над ней все тряслись. — Да что ты про неё знаешь? Как ты определяешь по её внешности, переживает она или нет? Откуда тебе знать, что творится у неё в душе? — лились потоком вопросы из Ксавье, — Может, она просто тщательно скрывает всю свою боль, чтобы никто об этом не узнал? Думаешь, она не умеет чувствовать? Еще как умеет! Винсент тяжело вздохнул и слабо улыбнулся. Как этот подонок еще смеет улыбаться после всего, что натворил? — Знаешь, я так рад, что ваши отношения настолько изменились, — протянул он, — Если еще зимой ты уверенно, хоть и с надеждой, заявлял, что ты её не интересуешь, то сейчас ты уже говоришь о том, что она чувствует, о её душе и боли. Это очень сильно, Ксавье! Я знаю, ты найдешь к ней подход, и вы оба залечите раны друг друга! — Да пошёл ты! — зло выплюнул Ксавье, — Я не прощу тебя. Я не одобряю твоих методов. Нельзя так обращаться с людьми, как обращаешься с ними ты! Так цинично! — А в этом мы, пожалуй, с твоей девушкой и похожи. Ты разглядел в ней душу, доброту и чувства. Но циничности в ней хоть отбавляй. Я думаю, вы хорошо будете друг друга компенсировать в этом — твоё милосердие и человечность сделают чуть более мягкой её, а её циничность слегка тебя приземлит. По-моему, потрясающий союз. — Отец, уходи, — Ксавье было уже тяжело разговаривать, голова, казалось, вот-вот взорвется от переизбытка мыслей, — Я еще не знаю, захочу ли я быть с ней после того, что ты наделал. А то, кто знает, куда еще приведет тебя твоё желание как-то изменить судьбу этой девушки в угоду нашей семье. Лучше уж сразу от неё отказаться, чтобы ты оставил её в покое. Винсент слабо ухмыльнулся, прекрасно понимая, что последняя фраза была сказана чисто назло ему и никакого реального смысла в себе не несет — едва ли можно себе представить, что Ксавье добровольно отказывается от Уэнсдей только, чтобы позлить отца. Но тем не менее Винсент прошел к выходу, чтобы уходить. — Спокойной ночи, Ксавье! Думаю, за ночь у тебя всё уляжется в голове, и ты постепенно начнешь принимать то, что произошло. Я вижу, как тебе трудно. Но знаю, что ты справишься. Верю в тебя. Верю в вас. И с этими словами он, наконец-то, ушел. Ксавье лежал еще где-то с час, размышляя обо всем, что сегодня узнал. Об этих двух разговорах — с Винсентом и Мортишей. О вопиющей циничности его отца, о каком-то совершенно нелепом спокойствии Мортиши. О том, правильно ли выбирать меньшее из зол, или нужно всегда выбирать то, что правильно сейчас, даже если в будущем это приведет к ужасающим последствиям. О том, как они оба твердят, что Уэнсдей чувствует себя хорошо и считает, что ей не нужна помощь. О том, что только так Тайлер окажется за решеткой. И о том, что завтра ему абсолютно точно нужно встретиться с Уэнсдей и обо всем поговорить. За окном уже несколько часов как было темно, на часах — третий час ночи. Несмотря на то, что он спал целый день, постепенно его начало вырубать — похоже, что стресс от вчерашнего происшествия и двух тяжелых разговоров всё еще отнимал слишком много сил. Совсем скоро он будет сидеть и общаться с Уэнсдей — и, несмотря на то, что произошли довольно ужасные события, они тоже уже позади.